Читать книгу "Дырчатая луна - Владислав Крапивин"

– Возьми, это та самая, что ты потерял…

– Непохожа… – неуверенно отозвался Лесь. Флейта была настоящая – черная, с серебряными клапанами.

– Та самая, – повторил Вязников. – Бери.

– А как же ты?

– У меня есть еще. А эта – твоя. Ведь недаром ее послушались бабочки…

Все это было.

Правда, у взрослых есть другое объяснение. Мама, дядя Сима и Це-це рассказывают, что вечером они вошли в комнату и увидели: Лесь без памяти лежит на своей постели. Горячий, шепчущий беспрерывно: «Велька, к берегу. Велька, вперед… Бабочки, за мной…»

Сбегали за дядей Андреем, тот, к счастью, оказался дома. Пришел, сделал Лесю укол. Сказал:

– Случаются такие рецидивы. Ничего, пройдет…

Лесь затих. Не бредил уже, уснул. Все стояли у постели, мама тихонько всхлипывала. Це-це тоже, погромче.

Дядя Андрей успокоил их опять:

– К утру будет в порядке. А пока пусть поспит в тишине. Выключите радио…

Радио в комнате не было. Однако откуда-то доносилась музыка – негромкая, но отчетливая. Все заоглядывались. Дядя Андрей поднял с пола самодельный деревянный приклад с примотанной к нему банкой из-под пива. Поднес банку к уху, пожал плечами. В жестяной пустоте звучал старинный марш – сдержанный, слегка печальный – его средняя часть, которая называется «анданте модерато».

…Это говорили взрослые.

Но Лесь, Гайка и Вязников знали, что все было не так. Или по крайней мере не всё так.

Тем более что никто из взрослых не мог объяснить: откуда в руке у Леся взялась настоящая флейта?

Кузнечик на флаге

Остается рассказать, как Лесь еще раз встретился с Автоматчиком.

Это случилось уже следующим летом.

Дядя Сима, его друг Никита Матвеевич и ребята отремонтировали, а вернее, отстроили заново разбитую, никому не нужную яхточку. Никита Матвеевич любил мастерить, но не очень любил ходить под парусом, был он пожилой, хромой и хворый. И у дяди Симы оказался ребячий экипаж: Лесь, Гайка и Славка Вязников, который так и не уехал из города.

Зимой и весной они крепко поработали на ремонте, зато к лету стали хозяевами ладного, крепкого кораблика с крошечной каюткой и мачтой в семь метров высотой.

Яхт-клуб, где это случилось, был маленький, самый незаметный среди других в этом городе. А неподалеку располагался на берегу другой – с эллингами, складами, двухэтажным служебным корпусом и сигнальными вышками. С длинными причалами, у которых швартовались громадные многопарусные яхты (на таких иди хоть вокруг света).

И оказалось, что капитаном одной из этих яхт был тот самый Автоматчик. Дядька с косым подбородком, кривым ртом и скучной ухмылкой в глазах. Лейтенант гвардии «спаснаца», местный житель и многократный призер парусных гонок.

Ну что же, призер так призер. Лесю, Гайке и Славе Вязникову было на это наплевать.

Но однажды пути их пересеклись.

Был солнечный, не очень жаркий день в конце июня. С хорошим ветерком. И множество яхт вышло за боны, на внешний рейд.

Ветер гнал с веста небольшую, но крутую зыбь – синюю с пенными оторочками. Яхточка прыгала с гребня на гребень и звучала как домра, по которой хлопают ладошкой. У нее не было названия – до сих пор не придумали. Только на парусе чернела буква «Н» да число «34». «Н» – значит, – нестандартная, самодельная. А «34» – порядковый номер.

– Хорошо, что «эн», а не «тэ», – усмехнулся дядя Сима. – А то получилось бы прямо, как танк времен Второй мировой…

Но яхточка ничуть не походила на танк – легкая была, послушная. Такая, что на руле управлялся любой из ребят.

Нынче на руле сидел Лесь.

Дядя Сима держал гика-шкот, снасть для управления главным парусом, гротом. Он устроился на правом борту и откренивал яхту, потому что ветер упрямо клонил ее налево. Он дул в правую скулу – такой курс называется бейдевинд правого галса. Иногда ветер швырял навстречу брызги и обрывки пены. Гайка взвизгивала и пряталась от них за рубкой. Впрочем, это не мешало ей держать стаксель-шкот и следить, чтобы не полоскал передний парусный треугольник – стаксель.

А Вязников не боялся брызг. Расставив блестящие от воды ноги, он стоял на носовой палубе и держался за штаг – идущий от мачты к форштевню трос.

Так они ушли уже довольно далеко от гавани и были на траверзе Казачьего мыса, когда увидели белый парусный крейсер «Тарзан».

Эта махина с мачтой в семнадцать метров и белыми тучами трех громадных парусов неслась встречным курсом. Ветер для «Тарзана» был самый подходящий – с борта и с кормы. Короче говоря, крейсерская яхта шла бакштаг левого галса.

Красавец был этот «Тарзан». Никто, однако, не восхитился. Все знали, что капитан и личный владелец красавца – Автоматчик.

– Славка, – сказал Лесь, – подними-ка под краспицу наш флаг.

Один флаг на «тридцатьчетверке» уже был – маленький голубой флажок яхт-клуба, поднятый на кормовом тросе, ахтерштаге. Но Вязников сразу понял, о чем речь. Прыгнул с рубки, размотал у мачты фал. И желтый с черным кругом сигнальный флаг пополз под краспицу – небольшую распорку на мачте. Резво заполоскал там.

Называется такой флаг «Индиа». И означает: «Мое судно меняет курс влево».

И Лесь изменил курс влево, увалился под ветер. Яхточка сразу набрала ход. Пошла навстречу «Тарзану».

– Ох, Лесь… – сказал дядя Сима.

– А что? Я хочу ближе к мысу! Разве нельзя?

Гребешки били в борт. Яхта кренилась больше, чем раньше, и мчалась все быстрее.

– Гайка, стаксель полощет, подбери! Не спи!

– Есть, капитан Гуль!

Так его теперь звали. И это было совсем не то, что Гулькин Нос. Капитан Гуль – это из книжки Жюля Верна…

Яхты сходились – самодельная скорлупка и гордый парусный крейсер, который ударом форштевня мог превратить эту скорлупку в щепу.

– Эй, на «тридцатьчетверке»! Танк изображаете?! – насмешливо закричали с «Тарзана» в мегафон.

– Лесь… – снова сказал дядя Сима. Но не очень строго. Он понимал.

– Не отворачивай, Гуль! – крикнул с носа Вязников. – У нас правый галс!

Вязников опять стоял на носу, и пена била его по ногам. Он крикнул уже не Лесю, а тем, на «Тарзане»:

– Правый галс!

На море есть железный закон: если одно парусное судно идет правым галсом, а другое левым и если грозит столкновение, те у кого левый галс, обязаны уступить дорогу. Не важно, какое судно тут большое, а какое маленькое. Правило одинаково для всех. И Лесь это знал. И на «Тарзане» это знали. Но парусному крейсеру, конечно же, было очень обидно уступать дорогу крошечному нахалу. С мальчишкой на руле! И там были уверены, что мальчишка вот-вот струсит, кинет свою посудину носом к ветру, постыдно заполощет паруса.