Читать книгу "Дикое желание любви - Дженнифер Блейк"

— Как называется твоя вторая плантация?

— Мама назвала ее Безмятежность, — печально произнес он.

— Безмятежность, — повторила Кэтрин. — Мне нравится.

— Правда? Мне всегда казалось, что это ее последняя шутка. Когда возвращаюсь туда и смотрю на старый обмазанный глиной дом, где между досками видны грязь, мох и оленья шерсть, и на кипарисовую крышу, прогнувшуюся так, что едва не касается ушей присматривающей за ним старой негритянки, то чувствую что угодно, только не безмятежность.

— Это из-за смерти твоих родителей? — не глядя на него спросила она, понимая, что вопрос слишком дерзкий.

— Да. Тебе интересно? — Он внимательно посмотрел на нее своими черными глазами. — Моя мама была тихой, застенчивой женщиной. О ее браке с моим отцом договорились их родители, и этот союз не был счастливым. Она его боялась. К тому же у нее оказалось слабое здоровье: перенесенная в детстве лихорадка дала осложнение на сердце. Но, говоря откровенно, сочувствовать ей было сложно. Она постоянно жаловалась и лечилась всякими чудодейственными средствами, порошками и эликсирами, используя хрупкость своего здоровья как повод избежать неприятных обязанностей. Словом, не вдаваясь в подробности, скажу, что именно этим объясняется разница в возрасте между мной и Соланж. — Он на некоторое время замолчал. — Помню, как, вынашивая Соланж, она то и дело жаловалась на мигрень, постоянно плакала и беспокоилась. Сейчас я понимаю срывы и нетерпение отца, хотя его поступку и нет оправдания. За месяц до родов он устроил в дом квартеронку, якобы в качестве служанки для мамы, но на самом деле — своей любовницы.

Вода в ванной остыла, но Кэтрин не двигалась, чтобы не прерывать его рассказ. Она наблюдала за тем, как на его сосредоточенном лице одни эмоции сменялись другими. Он говорил задумчиво и слегка иронично, полагая, что она должна знать о разногласиях в его семье, словно это могло снять камень с его души.

— Роды были тяжелыми. Когда все заканчивалось, повивальная бабка дала ей от боли настойку опия. Она совершила ошибку, оставив пузырек возле кровати. Мама приняла слишком большую дозу. Сейчас невозможно сказать, сделала она это осознанно или случайно. Оба варианта возможны. Но люди во всем обвинили моего отца, и он с этим согласился.

Что она могла сказать? Мужчина, за которого она вышла замуж, с презрением отнесся бы к проявлению сочувствия. Каким же суровым, должно быть, был его отец — и как легко было во всем винить его. Однако многое еще осталось недосказанным: шрамы на коже Рафаэля и убийство его отца.

Он отошел от дверного косяка, приблизился к медной ванне и опустился возле нее на одно колено.

— Не расстраивайся, chérie. Это произошло не вчера, а восемнадцать лет назад. Теперь это давняя, покрытая пылью трагедия, с закрученными, как у пергамента, краями. — Он улыбнулся. — Но конечно, если ты хочешь меня успокоить, отказываться не стану.

— Ты намокнешь, — сказала она, запнувшись от того, что его рука погрузилась под воду.

— Нет, — мягко ответил он, — если я сниму одежду. Вообще не помню, зачем утруждал себя и одевался.

— Ты устал лежать в кровати, а без одежды было прохладно, — быстро напомнила она, хватая его за руку, поглаживающую мягкую кожу ее плоского живота.

Он поднял на нее свои выразительные черные глаза и перехватил ее янтарный взгляд. Его губы изогнулись в легкой улыбке.

— Знаешь, я не думаю, что устал лежать, и мне уже не холодно.

— Правда? — прошептала она.

Тихий смех был его единственным ответом, а взгляд обратился к ее заколотым на затылке волосам. Левой рукой он провел по ним и начал вытаскивать шпильки, отчего тяжелая масса волос упала ей на спину, а потом опустилась почти до пола ванной.

Ее внимание сразу же переключилось на сверкнувшие золотые шпильки, которые одну за другой он бросал на пол. Кэтрин сказала:

— Я так и не поблагодарила тебя за подарок, да?

— За это? — Он задумчиво вертел в руке одну шпильку. — Нет, кажется, не благодарила. А хочешь?

Кэтрин безуспешно попыталась сдержать улыбку.

— Ах, Рафаэль, — с легким укором воскликнула она. — Неужели все должно вести к этому?

— Этому? — переспросил он и вынул ее из воды.

Она кивнула, не в силах ответить, потому что его губы были совсем рядом.

— Все это очень важно, — ответил он, неся ее к кровати.

Два дня спустя звук колокола — молитва Богородице — возвестил об окончании их «заточения». В этот вечер они должны были ужинать с матерью Кэтрин. Пока молодые были внизу, Деде упаковала оставшиеся вещи: на рассвете им предстояло отправиться в Альгамбру.

Кэтрин, непонятно почему, показалось, будто колокол звучал печально.

Она стояла, наблюдая за серыми голубями, воркующими в небе и готовящимися к насесту в быстро сгущающихся сумерках.

Она ведь не жалела, что эти пять дней прошли? Она была в прямом смысле слова больна от недостатка движения, от еды с подноса или импровизированного столика, от постоянного контроля и необходимости следить за своей речью. Однако в это время ей не приходилось принимать решений, сталкиваясь с трудностями извне. Кроме того, учитывая все ее страхи и переживания о будущем, в это время между ней и Рафаэлем установилось шаткое перемирие.

Стоя в комнате позади нее, он пытался влезть в свой пиджак. По раздающимся ругательствам Кэтрин догадывалась, что ему не хватает камердинера. Зная, что джентльмены, надевая идеально скроенный пиджак, зачастую вынуждены были прибегать к помощи камердинера и двух лакеев, она предложила ему свою помощь, но он наотрез отказался. Была ли эта реакция вызвана ее надоедливым присутствием или он тоже переживал из-за предстоящих событий? В любом случае она почувствовала его отстраненность. Проблема, которую она собой представляла, была решена: он сполна отомстил Маркусу, поэтому теперь переключил внимание на другие задачи.

Ты ведешь себя странно, говорила она себе, волнуешься без повода только потому, что Рафаэль сменил свое «любвиподобное» отношение и вернулся к привычному для него поведению. Однако эти мысли оказались не просто фантазией: когда она подошла к туалетному столику и взяла щетку, чтобы привести свои волосы хоть в относительный порядок, он несколько долгих секунд смотрел на нее, не двигаясь, а потом подошел к изголовью кровати и позвонил Деде. Когда няня пришла, он открыл ей дверь и неслышно покинул комнату.

Глава 9

Широкая излучина реки сверкала в предрассветных лучах. Весной Миссисипи из-за повсеместного таяния снегов на территории Луизианы разлилась и вышла из берегов. Кэтрин, стоя на земляной насыпи среди своих коробок и узлов, смотрела по сторонам и всюду видела лодки, которые половодье подняло гораздо выше береговой черты находившегося позади нее города. Прямо перед глазами Кэтрин было пришвартовано огромное судно, украшение реки, на котором они должны будут проделать тридцать пять миль вверх по течению. Дальше по реке растянулись небольшие плоскодонные баржи, прозванные лодочниками «ковчегами». Полдюжины суден из разных стран стояли на якоре в глубоком месте канала. Лодки поменьше покачивались у причалов или были вытянуты на берег; в их числе оказались каноэ из березовой коры, пироги из полых стволов деревьев и небольшие плоскодонные гребные лодки, именуемые «макино». Был там и паром, и лодка с веслами, и маленький сложенный парусник, подозрительно похожий на индийскую шлюпку из Новой Англии. Была даже шаланда с колесом-топчаком в центре, куда можно было впрячь быка, чтобы тот приводил лодку в движение.