Читать книгу "Дважды умереть и воскреснуть - Евгения Гладкова"

Я была озадачена и взволнована. Из головы не шло, что я ощутила контакт, будучи в сознании. Возможно, это вовсе не я вышла на связь, а со мной вышли на связь. Если то существо было так похоже на меня, то вполне вероятно, что она тоже обладала телепатией. И более того, ее сотворил Виктор. Теперь мне стало понятным, почему он ожидал от меня иных чудес.

Машина остановилась, и наши ящики начали небрежно перекладывать на каталки. Лязг стоял жуткий. У меня сложилось впечатление, что снаружи уже развернулись бои. Конечно же, впечатление было надуманным, просто я отвыкла от шума, и немного устала в полете.

Теперь мне особенно нужно постараться не выдать себя. По идее, я должна была беспробудно проспать еще несколько часов. Демонстрировать глубокую отключку оказалось куда сложнее, чем я думала. Когда подняли крышку, свет ударил по глазам. Я едва не поморщилась, но сдержалась. Я не знала, как себя вести, и решила дождаться, пока меня кто-нибудь не разбудит.

Ко мне долго никто не проявлял интереса. Я не знала, одна я здесь находилась, или поблизости были и остальные мои попутчики. Я воспринимала все на слух. Я слышала, как разгружали оружие, как его перевозили на грузовых лифтах куда-то вниз. Вверх – не могли потому, как наверху были пустые помещения, по которым гулял сквозняк. Скорее всего, там находились офисы, конторы или магазины, но, судя по всему, людей уже или еще не было, кроме, возможно, охраны. Снизу же доносилось гулкое эхо. У меня сложилось явственная картина подземного города. Я не удивилась, если б так оно и оказалось. Зная Ирину, и ее опаску быть разоблаченной, она столько ульев настроила, что по подземным лабиринтам можно всю Москву обойти.

– Этот не вскрывать! – раздалась команда раздраженным голосом. Ирина была в смятении, и это чувствовалось. Она лично пришла осмотреть груз. Я слышала, как раздавался цокот каблучков. Сначала поступь была уверенной, даже напористой. Но потом шаги стали невесомыми и беззвучными. Я чуяла, как она ко мне приближается, и оттого испытывала неловкость.

Она подошла ко мне и прикоснулась к щеке. Ее пальцы дрожали. Она действительно испытывала ко мне материнские чувства, и только вот так, без свидетелей, могла их проявить. Она гладила меня по волосам, и тихо причитала. Мне отчаянно захотелось прокричать «мама!». Бросится ей в объятия и никогда не отпускать.

– С прибытием! – отстранившись от меня, куда-то в сторону произнесла Ирина холодным тоном.

– Спасибо, – сказал один из моих прихвостней, – я Антон!

Надо же! Я поймала себя на мысли, что в Центре ни с кем лично не знакомилась. Я знала всех исключительно по архивным выпискам. Народ там был не общительный, а я практически постоянно упражнялась. Там было не до знакомств.

Вскоре и Зоя пробудилась, а вслед за ней и я. Нас, как ни странно, оказалось только четверо. Куда девались остальные, я понятия не имела. Но была уверена, что где-то неподалеку. Ирина поприветствовала нас, но ее любезности хватило ненадолго. Она отдала команду вынести гробы в выставочный зал, а нам велела следовать за ней.

Я держалась рядом с Зоей. Ирина бросила в мою сторону ревнивый взгляд, но мгновенно охладела. На подсознательном уровне я чувствовала ее опеку, а на сознательном, понимала причины ее сдержанности. Прояви она хоть раз ко мне заботу, я оказалась бы тем слабым местом, по которому могли ударить недоброжелатели. А как показали последние события, такие имелись.

Мы спустились. Двери лифта распахнулись, и пред нами предстал огромный зал с колоннами. Здесь собрались вновь прибывшие гомотоги. Они сидели на скамейках и, не торопясь, кормились. К моему удивлению, общей озабоченности массовыми сборами не было. Напротив, царила мертвецкая тишина. Настолько мертвецкая, что эхо от наших шагов заполнило все помещение. Я сделала удивленный вид. Но никаких комментариев не выдала. Ирина тоже не стала ничего объяснять.

Мы с Зоей нашли свободные места и сели рядом. Служанка Ирины (я помнила ее – официантка из клуба), принесла нам подкрепиться. Я испытывала сильнейший голод, но пила кровь очень медленно, подражая во всем Зое. Она одобрительно кивнула. Наше поведение должно было быть заторможенным, как и у прочих прибывших. Ведь по идее в нас еще текла «белая кровь».

Среди собравшихся не было старейшин. Зато следы их присутствия ощущались буквально за стеной в соседнем помещении. У них был статус-кво. Никто не должен был знать, что они среди нас.

После кормления в зале развернулся импровизированный стационар. Лавки сдвинули по двое и оградили передвижными ширмами. Образовалось восемь отдельных боксов, куда по очереди входили гомотоги для процедуры оздоровления. Меня обрадовало, что больше не придется выставлять напоказ голое тело. Я, пожалуй, единственная, кто испытывал стеснение и стыд.

Манипуляции с телами проводили сами прибывшие лаборанты. Все действо занимало по меньшей мере минут десять. В первую очередь они привели в порядок самих себя, а затем принялись обрабатывать всех прочих. По залу пронесся затхлый запах с характерной химической отдушиной. Когда подошла наша очередь, я проследовала в кабинку вместе с Зоей. Так получилось, что среди лаборантов была только одна женщина. Зоя уступила мне место и прошла в соседний бокс. Лаборантка не стала возражать. Казалось, ей вообще не было дело до моих комплексов. Ей нужно было поскорее закончить процедуры. Я разделась. Впервые я была рада избавиться от одежды. Балахоны – не мое! Женщина сунула мне в рот капсулу с адреналином и попросила прилечь. Я знала, как на меня действовал адреналин, поэтому уверенно проглотила препарат. Женщина обработала шов кислотой, отчего края раны покрылись волдырями. Одним движением она вырвала нить из кожи. Шов затянулся на глазах, оставив призрачный серый след.

Женщина дала мне бумажный сверток, внутри которого был эластичный костюм, по крою походивший на гидрокостюм аквалангистов. Я засомневалась, подойдет ли он мне по размеру. Хоть я и считалась невысокой – всего метр шестьдесят четыре сантиметра – но костюм был размером на пятилетнего ребенка. Лаборантка возмущенно цыкнула, что на ее языке означало: «не выделывайся!». И я послушно натянула костюм на себя. Он сидел превосходно. Мне было комфортно и удобно. И более того, теперь ничего не сдерживало моих движений.

К костюму прилагались высокие ботинки на шнурках, очень легкие и мягкие, с причудливо загнутым мыском, на небольшой танкетке. Я еще никогда не носила обуви на каблуках. Чудеса! С размером осечки тоже не случилось. Ботинки пришлись впору по ноге. Как же мне хотелось взглянуть на себя в зеркало. Мне казалось, я необыкновенно хороша в этом новом воинственном образе.

Я вышла из бокса и осознала, что все дожидались только меня. От стыда я готова была гореть вечность. На смену самолюбованию пришло самобичевание. За моей спиной спешно разбирали боксы. Гомотоги принялись расставлять лавки и уже не придавали значения моей медлительности. Вскоре в зал прибыли еще гомотоги. Их всех я тоже знала по отпечаткам, а некоторых и лично. Они состояли в разных ветвях, а теперь прибыли на инструктаж.

Ирина в окружении троих стражей прошествовала к западной стене, на которой размещался белый экран, а рядом стол с аппаратурой. Она жестом велела приглушить освещение и продемонстрировала нам записи с камер видеонаблюдения внутреннего и внешнего периметра. Мы своими глазами увидели коварный и хорошо спланированный побег Марины. Вернее сказать, на пленках не запечатлено ни единого движения, кроме открытия двери в помещение с капсулами КДС и вскрытия капсулы, в которой находилась Марина. Было видно, как обледенелый женский силуэт не торопясь покидает капсулу, и спустя мгновение растворяется в воздухе. Ирина нажала на ускоренную перемотку, демонстрируя, что целых два часа помещение не осматривалось стражами! То есть на протяжении двух часов не было никакого движения дверей. Это говорило о том, что в ветви были предатели. И все они покинули блок раньше, чем была замечена пропажа.