Читать книгу "Обратный ход часов - Наталья Нестерова"

То, что предстало перед ее глазами, было поразительно!

Шереметьев, расхристанный, сорочка вылезла из брюк, запах спиртного крепчайший, лежит на диване, храпит оглушительно. Попыталась разбудить его, трясла за плечо — безрезультатно, даже храпеть не перестал.

Дальше — хуже. Заглянула в коридорчик, а там доктор Кладов страстно целуется с какой-то женщиной! Он длинный, она маленькая, но умудряются! Пьянство и разврат! И хоть бы постеснялись! Нет! Кладов с явной неохотой оторвался от дамочки и спросил:

— Чего вам?

— Семена Алексеевича срочно к губернатору вызывают.

— Понял, хорошо. Идите.

Секретарша вернулась на свое место и тут же сняла телефонную трубку, набрала номер.

— Эндокринология? Зина? Тут такое творится! — зашептала в микрофон. — Содом и Гоморра!..

Но ничего преступного или развратного за дверями не происходило. Василий начал протрезвлять Семена, благо душ имелся. Когда к Семену возвратилась способность воспринимать чужую речь, Вася спросил:

— К губернатору поедешь? Он тебя вызывает. Оживлять тебя дальше? Или будешь дрыхнуть?

— Поеду, — заплетающимся языком ответил Семен. — Оживляй.

Весь комплекс мероприятий, включая капельницы, занял более двух часов. Семен выглядел неважно, но его уже не швыряло от стены к стене и речь стала внятной. Привел в порядок костюм, надел чистую сорочку и отправился на аудиенцию, аккуратно неся собственную голову, в которой плясали черти.

Василий сел за оформление документов, за систематизацию данных наблюдения за Кутузовым. Без этого явиться к столичным светилам было несолидно и непрофессионально. Писанины море. Как известно, доктора и следователи тридцать процентов рабочего времени проводят не врачуя пациентов, не бегая за преступниками, а корпя над бумагами.

Татьяна находилась около Миши. Она испытывала к нему чувство, которое трудно описать словами, ведь предшествующий жизненный опыт ничего подобного не имел.

Подхватив Васин настрой на позитив, Таня рассказывала, какой замечательной стала жизнь. Миша хоть и был поклонником западной рок-музыки, но воспитанником пионерской и комсомольской организаций (диссидентство у него появится ближе к сорока годам), поэтому отсутствие руководящей роли партии, социализма и обещанного светлого будущего его слегка напугало. Как без этого? Таня успокоила: при капитализме не хуже. Горячая вода и телефон теперь не роскошь, а в магазинах можно купить любой дефицит — хоть сырокопченую колбасу, хоть шубу, хоть джинсы, хоть автомобиль.

— Машины без очереди? — поразился Миша.

— Любые, — подтвердила Таня, — в том числе импортные. По городу и «мерседесы», и «шкоды», и «вольво» носятся, «жигули» уже десятой модели. Космонавты на орбиту летают чуть не каждый месяц, там теперь станция постоянная. И каждый может за границу поехать — покупай путевку в Китай или во Францию.

Она говорила и сама поражалась — ведь мы действительно стали жить намного лучше, а вечно ноем. Персональные компьютеры, Интернет, сотовая связь — все это сказкой звучало для Миши. Будто он перенесся во времени и оказался в эпохе, предсказанной писателями-фантастами. Да так, собственно, и было.

О том, что завтра он, Миша, может забыть обо всем, что сейчас услышал, Таня не упоминала, да и думать об этом не хотела. На некоторые Мишины вопросы она не могла ответить и ходила спрашивать Васю.

— Как сыграла в хоккей сборная СССР с канадцами в семьдесят втором году?

— Выиграли, — поднимал голову от бумаг Вася. — Это была легендарная суперсессия, когда наши первый раз поехали в Канаду и утерли нос НХЛ. Потом еще было несколько матчей, в некоторых мы продули.

О том, что сборная страны когда-то проиграла, да и вообще хоккей и фигурное катание перестали выступать в роли главной национальной забавы, Таня не сказала. Просто принесла хорошую весть: наши выиграли. Миша радовался как ребенок. И расспрашивал, и поражался тому, что великой страны больше нет, грузины, украинцы и прочие советские народы теперь в отдельных государствах, президента и парламент выбирают все люди, а их областью руководит губернатор, как в царское время…

Татьяна в политике разбиралась не лучше, чем в спорте. А Миша всегда ею интересовался, то есть будет интересоваться. Сейчас же с трогательной интернациональной озабоченностью спросил:

— Как же киргизы или грузины без нас?

— Не очень хорошо, — призналась Таня. — Мужики на заработки в Россию едут. На Украине оранжевая революция в прошлом году была.

Из школьного курса истории Миша помнил, что революции бывают буржуазно-демократические и социалистические. Но чтобы цветные?

Тане стоило некоторого напряжения припомнить сгинувшие за тридцать лет реалии. Вспоминалось то одно, то другое.

— В больницах теперь шприцы только одноразовые, — рассказывала она.

— Не понял. Один раз укололи и что?

— Выбрасывают шприц. Молоко или кефир не в бутылках продают, а в бумажных пакетах.

— Протечет, — сомневался Миша.

— Нет, бумага специальная, вощеная.

— Аппаратов с газированной водой больше нет. Помнишь такие, с одним стаканом на всех. Естественно, помнишь, ты же еще… Неужели мы не страшились пить из одного стакана?

— Что тут особенного? И вообще, что-нибудь сохранилось?

— Конечно, София Ротару и Кобзон до сих пор поют, а Михалков снимает фильмы.

— А советская армия? (Миша со дня на день ждал повестки из военкомата.)

— Она уже не советская. И большинство ребят стараются откосить от армии.

— Что сделать?

— Получить белый билет, дать взятку — что угодно, лишь бы не служить.

— Ведь это подло! Я косить не собираюсь!

— Правильно, ты будешь служить, то есть служил в танковой дивизии. А я, то есть Таня Кутузова, тебя ждала. Из армии ты написал чемодан писем, до сих пор на антресолях хранится.

— Вы, случайно… — замялся Миша, — мне показалось… Словом, вы не Таня Кутузова?

— Да, Мишенька, — пришлось признаться, — это я, твоя законная супруга. Мы с тобой поженились и счастливо прожили до серебряной свадьбы.

Он смутился и отвел глаза, потупился.

«У него уши покраснели, — отметила Таня. — Ах, бедняжка, думает, я старая, в матери гожусь, и вдруг жена!»

Но Миша, который еще ни разу в жизни не имел интимных отношений с женщиной, прежде подумал об ином, возликовал: у меня с Таней, значит, получится? И я много лет с ней буду спать? Здорово! Завтра как бы между прочим Тане намекнуть, вот удивится! Или обидится? Минутку! Кому намекать? Вот она, Таня, престарелых лет. С ней целоваться и все остальное? Мы так не договаривались! Куда делась моя Таня? Туда же, куда и весь мир. Нет, ну можно в это поверить?