Читать книгу "World of WarCraft. Рождение Орды - Ричард Кнаак"

— Как… пожелаете… — выдавил, запинаясь, Гул'дан.

Но затем голос его окреп, и закончил он уже увереннее:

— Скажите, что мне делать, и я исполню!

— Несомненно, ты заметил: я хочу уничтожить дренеев. Зачем и почему — не твое дело, достаточно и того, что я этого хочу. Орки кое-как справляются, но могли бы и получше. Они будут справляться лучше. Предел возможностям воина полагает его оружие, и я дам оркам такое оружие, какое они и представить не могут. Но это займет время — мне нужно сперва натренировать тебя, чтоб ты смог учить остальных. Готов ли ты, хочешь ли?

— Начинайте же учить, о Лучезарный, и увидите, насколько я способный ученик! — Глаза Гул'дана сияли.

Кил'джеден рассмеялся.

Дуротан был залит кровью, большей частью его собственной. Что ж пошло не так? Поначалу все как обычно: нашли охотничий отряд, приблизились, напали, ожидая, что шаманы используют магию для боя.

Но шаманы бездействовали. Один Северный Волк за другим падал под ударами сияющих мечей и бело-голубых молний дренеев. И вот, сражаясь отчаянно, чтобы выжить, Дуротан увидел: Дрек'Тар отбивается посохом!

Что же случилось? Почему шаманы не пришли на помощь? О чем Дрек'Тар думает, почему не применяет магию — он же владеет посохом не лучше ребенка?!

А дренеи бились свирепо, пользуясь случаем.

Наседали, рубились ожесточенней, чем когда-либо, и глаза их блестели предвкушением победы — впервые! Дуротан поскользнулся на залитой кровью траве. Упал, а противник занес меч.

Вот оно — вождь клана доблестно гибнет в битве. Разве что битва вовсе не доблестная — просто бойня. Поднял секиру, чтобы отбить удар, хотя рука была ранена клинком, попавшим в сочленение брони, и дрожала. Посмотрел в глаза своего убийцы — и вдруг узнал Ресталаана!

В этот же миг узнал его и глава стражи города Тэлмор и, глядя удивленно, не завершил удара.

Дуротан застонал, хватая воздух ртом, попытался встать, чтобы биться дальше, а Ресталаан выкрикнул что-то на переливчатом языке дренеев — и все они остановились, не добивая.

Когда вождь Северных Волков встал, увидел: в живых осталась лишь пригоршня его воинов.

Еще пара мгновений — и дреней перебили бы всех, сами потеряв лишь двоих-троих.

Ресталаан повернулся к Дуротану. На уродливом лице дренея смешалась целая гамма чувств: отвращение, сожаление, сочувствие, решимость.

— За милость и честь, оказанную нашему пророку, ты, Дуротан, сын Гарада, и те из твоего клана, кто еще жив, будут пощажены. Позаботьтесь о раненых и возвращайтесь домой. Но не ожидайте снова подобной милости от нас — долг чести выплачен.

Дуротан истекал кровью из глубоких ран, его качало, будто спьяну. Лишь усилием воли заставил себя стоять, пока дреней не скрылись из виду. А тогда ноги сами подогнулись в коленях. Наверное, несколько ребер треснули или поломаны — каждый вдох отдавался резкой болью.

— Дуротан?!

А, Дрека. Тоже тяжело ранена — но голос ее силен. Дуротан вздохнул с облегчением — хвала предкам, она жива! Прибежал Дрек'Тар, бормоча, приложил руки к груди у сердца — и Дуротан ощутил прилив живого тепла, боль от ран унялась.

— По крайней мере, они позволяют мне врачевать, — пробормотал шаман так тихо, что Дуротан едва различил слова.

— Позаботься об остальных, потом поговорим, — велел вождь.

Дрек'Тар кивнул, не решаясь глянуть в глаза, затем вместе с другим шаманом поспешил к раненым: залечить магией раны, какие смогут, какие нет — обработать, приложить лекарства, забинтовать. У Дуротана еще остались раны, но неопасные для жизни, и он принялся помогать шаманам.

Когда закончил, огляделся вокруг: полтора десятка тел осталось коченеть на измятой траве — и тело второго по старшинству, Роккара. Дуротан покачал головой, пораженный, в недоумении. Надо возвращаться с носилками, чтобы отнести павших к их землям, а там устроить погребальные костры, развеять пепел по ветру — пусть разнесет по земле и воде, чтоб духи павших могли уйти к предкам, подняться к священной Ошу'гун. Они вольются в сонмище предков, и шаманы станут совещаться с ними о делах исключительной важности.

Раньше всегда было так. Но сейчас… сейчас случилось ужасное, и надо срочно выяснить, что же именно.

Столько крови и смерти… зачем?

Дуротан скрипнул зубами. Пусть предки говорят про необходимость войны — нутро так и кричит против. Ошибка это, страшная, нелепая и губительная.

Кинулся к Дрек'Тару, рыча, схватил его, изнеможенного, пытающегося напиться, вздернул на ноги.

— Это ж бойня! — заорал, тряся, — Пятнадцать сородичей мертвы, земля пьет их кровь! Где твои умения? Почему ни ты, ни твоя порода не помогли бою?

Сперва Дрек'Тар слов найти не мог, а уцелевшие Северные Волки смотрели молча на ссору вождя со своим главным шаманом.

Затем Дрек'Тар прошептал:

— Стихии… они не захотели прийти.

Дуротан прищурился. Не отпуская кожаной шаманской куртки, потребовал, глядя прямо в круглые от страха глаза:

— Скажи: это правда? Они не захотели помочь нам в битве?

Несчастный, растерянный, шаман кивнул.

А другой сказал дрожащим голосом:

— Великий вождь, это правда. Я все их просил, одну за другой. Они сказали… сказали: равновесие нарушено, и они больше не позволят нам пользоваться их силой.

Дуротаново изумление прервал сердитый возглас. Обернувшись, увидел искаженное злостью лицо Дреки.

— Это уже не знак — это крик, это боевой клич! Они кричат нам: мы делаем неправильное!

Дуротан задумался, пытаясь уместить в голове случившееся, кивнул. Если бы не милость Ресталаана, сейчас валялся бы на земле, коченея. Стихии не помогли, отказали шаманам в их просьбах. Вдохнул глубоко, помотал головой, будто отгоняя мрачные мысли.

— Нужно доставить раненых домой как можно быстрее. Затем… затем я разошлю письма. Если мои страхи оправдаются, если не только шаманам Северных Волков отказали в помощи стихии из-за того, что мы учинили с дренеями, значит, нам придется серьезно говорить с Нер'зулом.

Глава 13

Как же мы могли не увидеть?

Сейчас так просто возлагать вину за наше падение на искусного прельстителя Кил'джедена, слабого Нер'зула, жадного к власти Гул'дана. Но ведь они потребовали от каждого признать черное белым, а горькое — сладким. И хотя все, все указывало нам: мы идем ложной дорогой, идем к погибели — мы по-прежнему шли. Меня еще не было в то время. Возможно, и я бы помчался вместе со всеми, как щенок после хозяйской трепки. Возможно, страх оказался слишком велик, или привычка повиноваться вождям, въевшаяся слишком прочно.