Читать книгу "Двенадцать подвигов Рабин Гута - Алексей Лютый"

Сильнее всего пострадал двухэтажный коммунальный дом по улице Афродиты Космодемьянской, который по несчастливому стечению обстоятельств оказался прямо на пути ударно-звуковой волны, испущенной Поповым. После встречи с ней у дома обвалился фасад, бесстыдно выставив на всеобщее обозрение внутренности квартир вместе с девицей Н., почему-то именно в тот момент принимавшей ванну на грудь. Стыдливо покраснев, девица кокетливо улыбнулась и, сказав: «Совсем охренели, менты поганые!» – скрылась в соседней комнате. Подробности о происшествии смотрите в программе «Итого, и этого!» с Мурзиком Рабиновичем…

– Вот Джельсомино гребаный! – облегченно выдохнул Сеня, едва Андрюша перестал орать. – Еще раз так рявкнешь, я в нашем дежурном «уазике» крышу прорежу и твою пустую голову в дыру вставлю. А потом попрошу шефа тебя из экспертного отдела в штатные сирены перевести.

– Так вот, значит, какие они, сирены?! – восхищенно пробормотал Гомер себе под нос. – Что же, теперь я смогу кое-что рассказать потомкам…

Когда эхо поповского крика заблудилось где-то в колоннах храма Аполлона и появилась возможность заткнуть рот истерично вопящему Гераклу, а заодно и привести в чувство Немертею, впавшую в легкий транс, кавалькада путешественников продолжила свой путь к постоялому двору. К счастью для Дельф, улица впереди оказалась совершенно пустынна, и у Попова просто не возникло шанса устроить городу слегка урезанную версию гибели Помпеи.

В дальнейшем вечер обошелся без приключений, если не считать, конечно, того, что трое друзей никак не могли привыкнуть к выходкам Геракла. Впавший в детство сын Зевса то норовил попасть куриной ногой точно по лысине пожилого грека, что сидел за соседним столиком, то старался плюнуть с пяти метров в амфору с вином, а под конец ужина и вовсе принялся гоняться за античной официанткой, доказывая, что эта бедная, ни в чем не повинная девушка является его няней и просто обязана провыть ему на ночь хоть одну колыбельную песню.

В итоге Геракл под конвоем Немертеи был отправлен в снятые на ночь комнаты, что в свою очередь послужило причиной новой трагедии. Сеня Рабинович, оставленный без предмета воздыхания, опечалился настолько, что даже отказался пить и ушел в свой номер, обозвав подвернувшихся под руку Жомова с Поповым алкашами и безмозглыми идиотами. Жомова эти ласковые прозвища не впечатлили, а вот у излишне ранимого Попова они вызвали приступ депрессии. Андрюша, в свою очередь, обозвал Жомова с Рабиновичем идиотами и ушел в свою комнату, сказав на прощанье, что лучше в одной ванной с барракудой купаться, чем с Сеней и Ваней в одном отделе работать.

Гомер, который и до этого таскался за Поповым, как будто скотчем приклеенный, увидев душевное состояние своего предполагаемого учителя по вокалу, посчитал несопоставимым с честью великого античного поэта оставаться в обществе его обидчика и покинул помещение следом за сэнсэем. Ваня таким демаршам друзей поначалу страшно обрадовался, решив, что теперь ему по крайней мере больше выпивки достанется, но оказалось, что задаром только уксус сладкий, а вот в одиночку пить – как-то даже и не весело. На всякий случай Жомов осмотрелся по сторонам, надеясь если не выпить, так хоть подраться с кем-нибудь, но ни одной достойной кандидатуры в пределах видимости не оказалось, а гонять мух монтировкой Ваня как-то не привык. Горестно вздохнув, Жомов забрал с собой остатки вина в номер и обернулся, чтобы поискать, куда запропастился Горыныч.

Оказалось, что трехглавый сушеный птеродактиль пристроился на уголке одного из столов и вел достаточно оживленную беседу с каким-то подвыпившим седоволосым греком в белоснежной тунике. Ахтармерз что-то возбужденно доказывал, чувствуя себя в Элладе словно рыба в воде. Дело в том, что как бы это ни показалось странным, но никто из греков не удивлялся встрече с говорящим трехглавым драконоподобным иномирянином. Вот и седовласый незнакомец лишь поинтересовался, подобно Немертее, не титанид ли он, а в остальном не выказал совершенно никакого изумления, наблюдая, мягко говоря, странного собеседника.

– Познакомься, Иван, – Горыныч махнул правой головой в сторону Жомова, левой – в направлении своего оппонента. – Это тот самый знаменитый Сократ…

– Ну, не такой уж я и знаменитый, – скромно потупил голову седовласый. – Узнают, конечно, на улицах, что я Сократ…

– Да мне плевать, хоть двести крат, – буркнул в ответ Ваня, все еще пребывающий не в лучшем настроении, и обернулся к Горынычу, поперхнувшемуся от удивления. – Короче, керосинка болтливая, марш быстро в номер. Тебя одного оставлять нельзя. Или опять всю гостиницу переломаешь, или полгорода, как в Камелоте, спалишь, – и, схватив в охапку обидевшегося Ахтармерза, пригрозил: – Ты у меня только попробуй тут раздуйся. Будешь потом полжизни вместо дирижабля над Дельфами туристов катать.

Горыныч тут же сообразил, что сейчас с Ваней лучше не пререкаться. Поэтому сопротивления при задержании не оказывал. Он лишь перекинул длинную шею через Ванино плечо, прощаясь с недавним собеседником, а потом пробормотал себе под нос, что в его мире даже второгодники знают, кто такой Сократ, а уж гуманоидам просто должно быть стыдно не знать своего великого предка. Сказал так, словно обидеть Жомова хотел, только вот на Ваню эта тирада не произвела ровным счетом никакого впечатления. Ему на самом деле было безразлично, кто разговаривал с Ахтармерзом – Сократ, Панкрат или Домкрат. Да и какое значение может иметь чье-то имя, когда запланированная и предвкушаемая попойка таким бессовестным образом обламывается? В такие моменты Ваня Жомов, как и любой нормальный мужик, плевать хотел на философию с ее прародителями, историю с ее загадками и литературу с ее печатными буквами, вместе взятые!

Забросив Горыныча в комнату к Попову, Ваня вернулся в свою и, устроившись на довольно удобном топчане, принялся потягивать вино прямо из огромной амфоры, задумчиво глядя в потолок и прислушиваясь к сопению Геракла. Вот так и не заметил, как высосал из амфоры двадцать литров, и тут же, будто невинный младенец, заснул, видя во сне исключительно тир и безумную комбинацию из Рабиновича, Попова, Геракла и собственной тещи в качестве грудных мишеней.

Утром, вместо петухов, будильника или сигнала тревоги средством для всеобщей побудки решила поработать Немертея. Встав по обыкновению рано, правдолюбивая девушка в порядке утреннего моциона решила прогуляться по анфиладе внутреннего дворика. Подышать чистым воздухом, улыбнуться первым лучам солнца, насладиться прохладой, тишиной, утренним покоем и все такое прочее. Но вот тут-то, коварно затаившись за углом, ее и ждала очередная подлость человеческой натуры!

Выйдя на анфиладу, Немертея не прошла и пары шагов, как едва не столкнулась с девчушкой лет девяти на вид, усердно надраивавшей мраморные плиты пола. Ласково улыбнувшись, титанида похвалила малютку за усердие, старание и трудолюбие, а также пообещала, что если она и дальше будет такой умницей и помощницей родителям, то Гера непременно сделает для нее что-нибудь приятное. Например, пошлет хорошего мужа. После этих слов и сама Немертея мечтательно закатила глаза, представив такую хорошую награду, и начала подумывать о том, не взять ли самой тряпку в руки, но тут девчушка неожиданно опустила ее с небес на землю. Так сказать, с олимпийского пьедестала, да мордой прямо в тест на допинг-контроль!