Читать книгу "Наперsники синея - Макс Фрай"

И с этого дня вы знаете (на самом деле еще ни черта не знаете, но когда все-таки узнаете, поймете, что знали с того самого дня), что такое постмодернизм и зачем он нужен.

Постмодернизм в вашей трактовке, которая, конечно, отличается от общепринятых, ну а чего вы хотели от невежды с восторженным складом не столько ума, сколько прилагающихся к этому уму девайсов – ай, неважно! – важно, что в вашем понимании постмодернизм – это удивительная возможность соединиться в братском кастальском объятии со всей остальной мировой культурой и хохотать, обнявшись. Ныне и присно, то есть правда, с этого дня и всегда.

Предположим, вы потом просто живете дальше, ничего на самом деле не изменилось, так не бывает, чтобы от какой-то книжки вдруг изменилась человеческая жизнь. Вопрос только в том, кто теперь живет дальше вашей нелепой, еще буквально вчера бессмысленной жизнью, которая внезапно обрела невысказываемый, но совершенно конкретный смысл.

Невысказываемый, потому что он не слово, а смех. Даже не сам по себе смех, а просто его возможность. Шанс однажды когда-нибудь снова так смеяться, обнявшись со всем миром сразу. Пригласительный билет на очередной тур игры в жизнь. Такую прекрасную жизнь, в самом начале которой мы, обнявшись, всем миром хохотали над мудрым следователем Вильгельмом Баскервильским и слепцом Хорхе Бургосским, и в нашем смехе было поровну бесконечного холода и бесконечной любви.

Умная Э

За столиком уличного кафе две женщины, как выясняется по ходу дела, мама и дочка. Мама – вся такая воздушная, маленькая, тоненькая, прехорошенькая, платьице, кудряшки, накрашенные глазки, тревожное кокетство, таких в общем много, все знают этот классический типаж вечной девочки-девочки. Дочка – черная майка, стрижка, кеды, три километра великолепных ног в драных джинсах, красотка-пофигистка, тоже в общем классика, просто другая.

Когда мы с кофе устроились рядом, мама как раз нудила дочке про одежду, показывала разных прохожих – типа смотри, тоже в брюках, но выглядит женственно. А тыыыы…

Наконец, понизив голос до шепота, сказала:

– Ты вообще понимаешь, что у тебя имидж лесбиянки?

Дочка что-то добродушно буркнула в духе – и что в этом плохого, мамочка?

– Они тебя примут за свою, – продолжала шептать мать, – кто-нибудь влюбится, а ты не такая! И разобьешь ей сердце.

– Это еще ничего, – флегматично заметила дочка. – Самая жесть начнется, когда наш сыночек пойдет в погреб за пивом.

Ф

Филе поэта

Важное про Бродского – что его не доели в хтонической лакейской столовке под названием СССР, где охотно съедали всякого хоть сколь-нибудь похожего на живого человека, а уж нежное филе гения не схрупать – обижаете, гражданин начальничек. У нас тут так удачно статья за тунеядство припасена.

Но Бродского все-таки не доели, отпустили пожить, поездить, мир посмотреть, стихов пописать. Удивительная история. Чудо как оно есть.

Сэсэсэра давно нет, а столовка работает, никто ее не прикрывал, просто с поставками нашего человеческого мяса есть некоторые перебои. Но эта проблема постепенно улаживается. Обмен скотской покорности на разрешение мучить и живьем пожирать всех, кто к скотской покорности не способен, налаживается в последние годы с пугающей скоростью.

На самом деле вообще неважно, какой политический строй на дворе, и как зовут неприятных людей в дорогих автомобилях с мигалками, важна только готовность мертвой внутри нелюди в любой момент начать есть вкусных живых людей, то есть не то чтобы внезапно начать, а просто не останавливаться, мучить и пожирать живое не по команде даже, но и вялым властным запретам наперекор. А уж по команде сам бог велел (тот их жуткий придуманный бог, изображения которого сейчас так охотно вышивают на занавесках для трапезных). И, не вынимая изо рта конечность поедаемого, они мычат что-то о всеобщем гуманистическом равенстве и недопустимости деления на людей и нелюдь, на живых и мертвяков. Обида, порождаемая подобными разговорами, мешает им спокойно кушать.

Быть живым человеком среди прагматичной человекоядной обидчивой нелюди очень стремно, чуваки. Но тут ничего не поделаешь, нам бы ночь простоять да день продержаться, повторить это упражнение сколько получится тысяч раз, и еще напоследок.

Ну а мы чего. Мы стоим, куда деваться. Мы знаем, что на самом деле их нет (хотя ощущения слишком часто свидетельствуют об обратном).

Франкфурт

Превращенный в руины, а потом отстроенный заново, иными словами, погибший и воскресший, Франкфурт, как показалось мне, не любит вспоминать прошлое и демонстративно равнодушен к собственным уцелевшим фрагментам. Просто давай не будем об этом, ладно? – говорит он и натурально подталкивает вас в спину: – Пошли отсюда, а? Ну пошли уже.

Тому, кто умер и воскрес, проще делать вид, что это он вовсе не воскрес, а родился. Совсем недавно родился, посмотрите, какой я молодой, деловитый и жизнерадостный. Я крут! А воспоминания о прошлом, о жизни до смерти, до воскрешения, елки, откуда они вообще взялись? Ладно, пусть лежат в архивах. Но ворошить их мы не будем, ок?

Договорились.

Я его понимаю, как мало кто.

Фрегат Скандальный

Крысичке

В Одессе раньше были большие многоместные катера, которые катали людей от пляжа к пляжу; если учесть, что Одесса – очень длинный город, вытянутый вдоль моря, из катеров получился удобный вид городского транспорта – не особо быстрый, зато приятный, без духоты и давки, связывающий между собой даже дальние городские концы, типа Черноморки с Ланжероном и даже с Лузановкой. Не знаю, есть ли эти катера сейчас; жалко, если нет.

Сегодня мы ездили из Варны в Несебр автобусом, а потом обратно тоже автобусом, и сразу же стало ясно, что тут очень пригодился бы катер, курсирующий между курортными приморскими городками. С закрытым салоном, чтобы не продуло мамаш с младенцами, и открытой палубой для любителей всех ветров. С буфетом, где продают мороженое и лимонад. С вайфаем и прокатом капитанских фуражек для фоточек в инстаграм. Отличный бизнес, словом, придумали, можно было бы сразу все бросить и заделаться храбрыми капитанами. Дело за малым: у нас нет ни катера, ни денег, чтобы его купить.

Капитана, впрочем, у нас тоже нет. То есть в тельняшке с трубкой по палубе дефилировать мы все заранее готовы, а управлять судном – как-то не очень. Не прямо сейчас, по крайней мере.

Поэтому гениальным бизнесменам в нашем лице срочно требуются белый катер и его капитан. И выгодный контракт с поставщиком мороженого.

Зато заранее ясно, что катер будет называться «Фрегат Скандальный» – в честь уличного котенка, который вынудил всех жителей окрестных кварталов его кормить. А если дела пойдут хорошо, заведем второй катер и назовем его «Эсминец Робкий» – в честь второго котенка, которого все те же жители окрестных кварталов тщетно пытаются выманить из убежища, чтобы – совершенно верно, тоже покормить. Но на то он и Робкий, чтобы уговорить его было непросто. Зато Скандальный старается за двоих.