Читать книгу "Угол падения - Роман Глушков"

Аглиотти тоже ощущал себя в ментальном пространстве не шибко уютно, но уже знал, что пройдет несколько часов, и он полностью акклиматизируется в этом стерильном мире. Уж по отсутствию здесь помоек Тремито точно не сокрушался. Второе, что ему понравилось в Менталиберте, это то, что он мог разгуливать по нему, не таясь и не опасаясь ареста. Даже возникни у квадрокопов претензии к Доминику (а вскоре так оно наверняка и случится), они никогда не доказали бы, что под М-дублем Мичиганского Флибустьера скрывается настоящий Аглиотти. Любой тайный поклонник кровожадного сицилийского палача мог создать в редакторе дублей ментального двойника своего кумира, успевшего не однажды засветиться перед телекамерами во время своего ареста и суда. Ну а определить точное местонахождение владельца подключенного к М-эфиру подозрительного дубля – по аналогии с тем, как полиция пеленговала видеосеты абонентов мобильной связи, – было невозможно чисто технологически. Этому препятствовала сама природа ментального поля, не позволяющая создать такие пеленгаторы.

При поддержке друзей де Карнерри из администрации Менталиберта компания головорезов вошла в ментальное пространство по фиктивным регистрационным данным, без предоставления подлинных документов. В реальности шестеро приятелей и опекающий их доверенный креатор Трезубца, пожилой голландец Клод Гомар, скрывались в подвале одной из чикагских фабрик, что принадлежала семье Сальвини. Оперативно оборудованная Марко Бискотти трансляционная студия была, конечно, не чета той, которой еще не так давно располагал институт Эберта. Главным достоинством студии Гомара являлась не техническая база, а почти полная автономность от окружающего мира. Беглый Мичиганский Флибустьер мог без отрыва заниматься порученной ему работой в М-эфирном пространстве, не маяча на людях и отвлекаясь лишь на самые необходимые нужды. Для этого имелись все необходимые условия, а пища доставлялась затворникам дважды в день специальной группой снабжения. Она же отвечала за выполнение иных просьб, что могли возникнуть у команды Тремито по ходу работы, и следила за округой на предмет подозрительной активности полиции.

В реальности Доминик был фактически заточен в четырех бетонных стенах, однако в Менталиберте он натурально не мог надышаться обрушившейся на него свободой. Он даже не представлял, насколько отвык от этого безмятежного состояния, когда можно открыто пройтись по улице, посидеть в кафе, спросить о чем-нибудь любого встречного прохожего, глядя ему в глаза, а не отворачивая в сторону слишком приметное лицо. Да и вообще, было ли оно здесь приметным? По Бульвару расхаживала воистину интернациональная публика, и сейчас шансы Тремито оказаться узнанным были на порядок ниже, чем на улицах родного Чикаго. Всего за пять минут неторопливой прогулки Доминик успел столкнуться нос к носу с Гитлером, Наполеоном, Чарльзом Мэнсоном, парочкой бывших американских президентов (М-дубль нынешнего был запрещен к тиражированию из этических соображений) и полутора десятком кинозвезд. Можно ли в таком окружении привлечь к себе чье-нибудь внимание, а тем более вызвать панику?

Клод Гомар не задавал лишних вопросов и воссоздал Доминика в Менталиберте таким, каким Тремито привык себя видеть. Все у его дубля было на месте: морщины, родинки, шрамы, пигментные пятна и прочие детали, вплоть до папиллярных линий на коже. К ним добавился лишь М-паспорт, как и положено, в трех экземплярах: на лбу, ягодице и в подмышке.

Не спросил креатор и о том, нужно ли оставлять Тремито в Менталиберте его талисман-колесико. Подобно той сердобольной сиделке, что ухаживала за Аглиотти на вилле дона Дарио, Гомар просто повесил виртуальный талисман на грудь виртуального Доминика, хотя тот еще только раздумывал, надо ли добавлять эту деталь к своему М-эфирному портрету.

Вновь судьба совершила выбор за сицилийца, и вновь результат этого выбора показался ему не лишенным некой недоступной для понимания высшей логики. Господь, в которого Тремито давно не верил, будто ненавязчиво напоминал ему о том, что он следит за Мичиганским Флибустьером и ждет, когда тот предстанет пред Всевышним, дабы сполна ответить за все свои прегрешения. В том числе и за то, память о котором хранило в себе это игрушечное колесико.

Однако Доминик предпочел иначе истолковать ниспосланный ему свыше знак.

– Ума не приложу, почему тебе так сильно не хочется расставаться со мной, Серджи, – вполголоса проговорил Аглиотти перед тем, как шагнуть на аллею парка Новой Жизни. Снятый с шеи талисман – абсолютно не отличимый от оригинала – сицилиец держал перед собой на ладони. – Я всегда был отвратительным отцом и ничуть не удивился бы, отрекись ты от меня в будущем. Скажу больше: я даже был против твоего появления на свет, но твоя мама решила иначе… Недавно я оставил сиротами двух дочерей того самого Тулио Корда, о котором уже не раз тебе рассказывал. И думаю, что поступил правильно. Твой отец всегда поступает правильно, Серджио, что бы ты ни считал по этому поводу. Просто у каждого из нас своя правда, но ты еще слишком мал, чтобы я сумел объяснить тебе подобные вещи. Возможно, иногда мне, как и любому смертному, приходится совершать ошибки. Наступит день, и я сполна расплачусь за них, будь уверен, сынок. В Синг-Синге у меня было достаточно времени поразмыслить над этим. Ты прости, но я отказался исповедоваться тюремному священнику, который почему-то решил, что на Высшем Суде мне потребуется адвокат. Пусть святоша отвечает за собственные грехи, а с моими я как-нибудь без него разберусь. Если Господу и впрямь необходима моя душа, он сам скажет, в чем мне каяться перед ним, а в чем – не обязательно. Других исповедников мне не нужно…

Прежде чем отправить Демиурга на сбор одноклубников – к некоторым из них, страдающим излишним высокомерием, председателю предстояло явиться лично, что в сопровождении посторонних сразу вызвало бы массу подозрений, – Тремито ненадолго изъял у него лок-радар и, выполняя инструкции Клода Гомара, подключил тот к своему коммуникатору. У Грега не оставалось выбора, как расшифровать новым компаньонам, а вернее сказать, хозяевам, содержимое своей «записной книжки» и пояснить, что означают кое-какие непонятные сицилийцам детали.

– А ведь ты нам солгал, – холодно прищурившись, заметил Аглиотти после того, как получил доступ к лок-радару Ньюмена и просмотрел список членов «Дэс клаба». – Говорил, что помимо тебя в клубе состоят еще девятнадцать человек, а я вижу здесь на одного больше. Как это понимать?

– Неужели тот трахнутый ублюдок, который сливал вам информацию о нас, не удосужился упомянуть про Черного Русского? – изобразил недоумение Демиург и уточнил: – Вы же имеете в виду Арсения Белкина – того, чье имя значится в самом конце списка?

– А что особенного в этом «мертвеце»? – поинтересовался Доминик.

Грег рассказал ему короткую историю о шальном импульсе, который помехой прорвался в ментальное поле во время танатоскопии председателя и навсегда был запечатлен в М-эфире под случайно сгенерированным именем. Скептик по природе, Аглиотти, естественно, не поверил Ньюмену на слово и затребовал доказательства.

– Хороший вопрос, мистер, – невесело хохотнул Демиург. – Да мне проще доказать вам существование снежного человека, чем отсутствие в Менталиберте Черного Русского. Я скажу, что кроме имени на лок-радаре нет больше никаких координат Белкина, а вы возразите, что я намеренно закодировал его позывные, поскольку он сам меня об этом попросил. Я поклянусь, что никто из «мертвецов», включая меня, никогда не встречался с Арсением, а вы ответите, что даже если это правда, то почему в наших рядах не может оказаться трахнутый изгой, который по какой-либо причине все эти годы избегает встречаться с нами. На любой мой ответ у вас найдется резонный контраргумент, который я не сумею опровергнуть. Поэтому вам придется просто принять мои слова на веру: Черного Русского действительно не существует. Он – всего лишь один из множества мифов Менталиберта, чью подлинность невозможно проверить.