Читать книгу "Громкое дело - Лиза Марклунд"

– О чем ты?

– Тогда почему его разрубили на куски? Это ведь не указывает на избыточное насилие, неслыханную агрессивность?

– Кто знает, что движет этими сумасшедшими?

– Если они обычные сумасшедшие, – сказала Анника, – из тех, которые убивают людей здесь, в Швеции, зачастую избыточное насилие означает, что убийцей движут очень личные мотивы. Француз бывал в Кении раньше?

Халениус покачал головой:

– Прежде чем стать политиком, он трудился на атомной станции в Ажене. Едва ли выезжал за границу раньше.

«Убийце, возможно, не нравится атомная энергия?» – подумала Анника.

– Вряд ли ведь жена чиновника могла раздобыть сорок миллионов долларов, – заметила она. – Похитители, пожалуй, понимали это и решили не вести переговоры с ней.

Халениус покачал головой.

– Они не лишили бы его жизни столь рано в таком случае, – сказал он.

Анника выпрямилась на диване.

– У похитителей было семь заложников, не так ли? Они, наверное, пожертвовали одним из них с целью надавить на нас, остальных? Возможно, рассматривали это как хорошую инвестицию? Убить одного сенсационным образом, и тогда переговоры пойдут быстрее и лучше?

Халениус внимательно смотрел на нее, ожидая продолжения.

– Иначе они не позвонили бы в посольство Джибути и не рассказали бы о теле, – продолжала Анника. – Они хотели, чтобы его нашли, намеренно расчленили и сообщили, хотели сказать нам что-то. И они оставили мешок перед бывшим французским…

Она поднялась.

– О чем говорит мужчина в тюрбане на своем видео? Что «Фронтекс» надо упразднить, и открыть границы, и отменить покровительственные пошлины? Когда Франция была особенно заинтересована во «Фронтексе»?

– Один их президент говорил, что им надо вычистить всякий сброд с улиц, то есть выбросить из страны иммигрантов, и у них есть Ле Пен, который ходит на выборы, вооруженный идеологией расизма, но все средиземноморские страны были примерно одинаково мотивированы.

– Штаб-квартира находится в Варшаве, значит, это не может являться причиной, – продолжила Анника размышлять вслух, ходя взад и вперед перед телевизором.

Она села снова.

– Политика здесь ни при чем. Нам известно, кто человек в тюрбане?

Халениус покачал головой:

– Его нет ни в каких базах данных, будь то у янки, англичан или французов.

– Это с ним ты разговаривал по телефону?

Халениус запустил пальцы в волосы.

– Не знаю, – сказал он. – Вполне возможно. На видео он вещает на киньяруанда, но у звонившего злодея был безупречный найробийский английский. Хотя голос высокий и звонкий в обоих случаях, возможно, это тот же самый человек.

– Что говорят французы?

– Их правительство не вмешивается. Лягушатники всегда держатся с краю. Я не знаю, страхуют ли они своих сотрудников на случай похищения, но у парламентариев ЕС ничего подобного нет.

– А другие?

– У испанцев есть какой-то переговорщик, у немцев тоже. Относительно румын я не в курсе и датчан тоже. Кто-то из британцев дал интервью и сообщил «Скай ньюс», что они никогда не ведут переговоров с террористами, пусть это выглядит не особенно умно при мысли о ситуации заложников. Какие новости из банка?

Анника откинулась на спинку дивана и положила ноги на стол.

– С кредитом в сорок миллионов долларов без залога есть определенные сложности, – ответила она. – Но со стапятьюдесятью тысячами вполне может повезти, если Господь Бог и их руководство получат квитанции и договор на то, что я точно собираюсь покупать, или если оставить залог в форме недвижимости или автомобилей, или если имеется поручитель…

– А никто не может поручиться за тебя? Мать Томаса, например?

Анника покачала головой:

– Мы просили ее стать гарантом, когда встал вопрос об изменении формы собственности нашего жилья, поскольку тогда нам не понадобилось бы брать заем. По ее словам, она решила никогда не брать на себя никаких обязательств такого рода. Алвар, ее свекор, выступил в качестве поручителя для своего брата когда-то, и все ужасно закончилось. Семья лишилась и усадьбы, и земли.

– Печально. А твоя мать?

– Она обычно спрашивает меня раз в год, не могу ли я выступить в такой роли для нее. Чаще всего она откуда-то узнает о каком-нибудь ужасно выгодном инвестировании в Интернете…

Он поднял руку.

– Я понимаю. Как много у тебя денег?

– Едва ли шесть с половиной миллионов, – сказала она. – Крон, я имею в виду.

Халениус вытаращил на нее глаза.

– Вот как. Можно спросить?..

– Страховые деньги. Наша вилла в Юрсхольме сгорела, да ты ведь был там когда-то.

– Кошечка, – сказал он.

– Точно, – подтвердила она. – Кошечка.

Профессиональную киллершу с таким прозвищем, которую все-таки удалось привязать к пожару в доме Анники, экстрадировали в США на довольно сомнительных основаниях (по крайней мере, Анника так считала), а потом им (наконец! очень вовремя!) выплатили страховку. На тот момент Анника и Томас уже находились на пути в США, поэтому деньги смогли пролежать на счете в Хандельсбанке столь долго.

– Томас знает, сколько там?

– Нет, точную сумму нет. Она неизвестна и мне тоже. В любом случае в кронах. А в чем дело?

– Но он ведь знает приблизительную сумму? Что там где-то миллион долларов?

– Ну, могу это предположить.

Халениус сделал пометку в своем блокноте.

– У вас есть какие-то другие ценности, которые можно продать? Из тех, чем владеет Томас?

– У него была яхта, но ее получила его бывшая жена. И потом он купил катер с Софией Гренборг, но она смогла забрать его, когда он оставил ее. Это же все крохи… Почему ты спрашиваешь?

– Почему Хандельсбанк? – поинтересовался Халениус.

– Они выплачивают самые маленькие бонусы своим директорам, – ответила Анника.

Статс-секретарь рассмеялся коротко и от всего сердца.

– Я также перешел к ним, – сказал он, – по той же самой причине. Финансисты считают само собой разумеющимся, что они по-прежнему имеют право на свои миллиарды в виде бонусов, пусть весь финансовый кризис собственная их заслуга.

– Сначала им нужны были многомиллионные годовые зарплаты, чтобы ходить на работу. Потом они потребовали столь же большие бонусы для выполнения ее, – заметила Анника.

– Для данной братии деньги нечто гипотетическое, – поддержал ее Халениус. – До них не доходит, что всегда кто-то должен платить, и чаще всего это какой-то парень с самого нижнего конца экономической цепочки.