Читать книгу "История похода в Россию. Мемуары генерал-адъютанта - Филипп-Поль де Сегюр"

Книга V

Глава I

С завоеванием Литвы цель войны была достигнута, а между тем война как будто только началась. В действительности же была побеждена лишь местность, но не люди.

Русская армия оставалась в целости. Оба ее крыла, разрозненные стремительностью первой атаки, снова соединились. Было лучшее время года. Но Наполеон при таких условиях все-таки бесповоротно решил остановиться на берегах Днепра и Двины. Тут он лучше всего мог обмануть врага насчет своих истинных намерений — так же, как обманывался и сам!

Его оборонительная линия уже была начертана на картах. Осадная артиллерия должна была идти на Ригу. На этот укрепленный город должен был опереться левый фланг армии. Затем в Динабурге и Полоцке оборона должна была быть усилена особо. Витебск было легко укрепить, и его высоты, покрытые лесом, могли служить для установки лагеря в центре. Оттуда, на юг, Березина и ее болота оставляли лишь несколько проходов, и для защиты их достаточно было небольшого количества войск. Дальше Бобруйск — он отмечал правый фланг этой огромной боевой линии, и был уже отдан приказ завладеть этой крепостью. В остальном рассчитывали на возмущение населения южных провинций. Это должно было помочь Шварценбергу прогнать Тормасова и увеличить армию за счет многочисленных казаков. Один из крупных помещиков в этих провинциях, важный барин, в котором всё, вплоть до внешности, указывало на знатность его происхождения, поспешил присоединиться к освободителям своего отечества. Его-то император и предназначил для руководства восстанием.

В этом плане было всё предусмотрено: Курляндия должна была прокормить Макдональда, Самогития — Удино, плодородные равнины Глубокого — императора. Южные провинции должны были сделать остальное. Притом же главный склад армии находился в Данциге, а большие пакгаузы — в Вильне и Минске. Таким образом армия должна была быть связана с землей, которую она освободила, а на этой земле реки, болота, продукты и жители — всё присоединялось к нам и готовилось нас защищать!

Таков был план Наполеона. Он осматривал Витебск и его окрестности для того, чтобы познакомиться с местностью, словно собирался обосноваться там надолго. Приступили к устройству всякого рода учреждений, построены были 36 хлебопекарен, которые могли одновременно испечь 29 тысяч фунтов хлеба. Но не ограничивались только необходимым, а приступили и к украшениям. Так как вид дворцовой площади портили кирпичные здания, то император приказал гвардии сломать их и убрать обломки. Он даже помышлял уже о зимних удовольствиях — парижские актеры должны были приехать в Витебск. Но так как этот город был теперь безлюдным, то Наполеон рассчитывал, что зрители сами явятся из Варшавы и Вильны.

Его звезда еще светила ему. Было бы счастьем для него, если б он не принял впоследствии порывов своего нетерпения за вдохновение своего гения!

Но, что бы ни говорили, только он сам мог себя поторопить; всё в нем происходило от него самого, и напрасно было пытаться убедить его в чем-либо.

Между тем Мюрат устал от бездействия и жаждал славы; он считал, что враг находится в пределах его досягаемости, и не мог справиться с эмоциями. Он покинул место расположения авангарда и прибыл в Витебск, где в частной беседе с императором дал выход своей импульсивности. Он обвинил русскую армию в трусости; по его словам, она отказалась от рандеву перед Витебском, как будто бы речь шла о дуэли. Эта армия охвачена паникой, и одной его легкой кавалерии достаточно, чтобы обратить ее в бегство. Эта вспышка вызвала у Наполеона улыбку; чтобы умерить его пыл, он сказал: «Мюрат! Первая кампания в России окончена; водрузим здесь наших орлов. Две большие реки очерчивают нашу позицию; построим блокгаузы на этой линии; наши пушки будут стоять по углам квадрата, внутри которого разместятся наши квартиры и наши склады: 1813 год застанет нас в Москве, 1814 год — в Петербурге. Война с Россией — трехлетняя война!»

В этот же день он во всеуслышание обратился к одному администратору со следующими замечательными словами: «Ваше дело, милостивый государь, позаботиться о том, чтобы мы могли жить здесь, потому что, — прибавил он громко, обратившись к своим офицерам, — мы не повторим глупости Карла Двенадцатого». Но вскоре его поступки опровергли эти слова, и все удивлялись равнодушию, с которым он отдавал приказания, касающиеся такого обширного обустройства.

Что касается левого фланга, то он не послал Макдональду ни инструкций, ни средств для овладения Ригой. На правом фланге важно было взять Бобруйск. Эта крепость стоит посреди больших и топких болот, и ведение осады было поручено кавалерии.

Со времен войны с Пруссией Наполеон считал, что нет ничего невозможного. Его приказы предполагали, что нужно пытаться сделать всё, поскольку до сего времени все его предприятия были успешными. Поначалу это породило великие усилия, однако не все из них имели счастливый конец. Люди приходили в уныние, но их предводитель продолжал упорно добиваться цели; он обрел привычку командовать всем, подчиненные привыкли всего не выполнять.

Между тем Домбровский был оставлен перед этой крепостью со своей Польской дивизией, численность которой Наполеон определял в 8000, хотя хорошо знал, что она в то время не превышала 1200 солдат. Он преувеличивал свои силы либо для того, чтобы обмануть врага, либо из желания вдохнуть в своих генералов дополнительные силы.

Впрочем, умеренность первых речей Наполеона не обманула его приближенных. Они помнили, что при виде пустого лагеря русских в покинутом Витебске он резко повернулся к ним, услышав, что они радуются победе, и воскликнул: «Уж не думаете ли вы, что я пришел так издалека, чтобы завоевать эту лачугу?..»

Все знали, впрочем, что, имея в виду грандиозную цель, он никогда не составлял определенного плана и предпочитал руководствоваться обстоятельствами, так как это более отвечало быстроте его гения.

Наполеон был внимателен к солдатам. Если он встречал обоз с ранеными, то останавливал их, расспрашивал о том, что им приходилось переносить, о боях, в которых они получили ранения, успокаивал их и проявлял щедрость.

Особое внимание он уделял своей гвардии: каждый день он проводил смотры и хвалил солдат, а если и ругал, то в основном администраторов, что нравилось воинам.

Он часто посылал вино со своего стола часовому, а однажды собрал элиту своей гвардии, чтобы представить нового командира; он сделал это сам, а затем публично обнял его. Одни думали, что его знаки внимания являются проявлением благодарности за былые заслуги, другие видели в этом признак его тяжелого положения.

Наполеон льстил себя надеждой, что получит от Александра новые предложения о мире. Лишения и ослабление армии заботили его. Надо было дать время длинной веренице отставших и больных добраться сюда и присоединиться к своим корпусам или же лечь в лазареты. Надо было, наконец, создать госпитали, собрать припасы, дать отдых лошадям и подождать походные лазареты, артиллерию, понтоны, которые еще тащились с трудом по литовским пескам. Переписка с Европой должна была служить ему развлечением. Само палящее небо останавливало его здесь: таков уж климат, он состоит из крайностей. Небо либо всё иссушает, либо всё заливает, сжигает или замораживает эту землю, со всеми ее жителями, которых оно как будто должно было защищать.