Читать книгу "Симорон из первых рук, или Бурлан-до. Как достичь того, чего достичь невозможно - Петра Бурлан"

При желании симпатизация во всех этих случаях активируется с помощью такого приема. Заполняем внутреннее пространство, освобожденное от балласта, реальными пищевыми продуктами, уполномочив их быть полпредами созданного симпатяги. Скажем, финальный симоронский образ у нас «Сапоги на небе». Берем пару кусочков хлеба, надрезаем так, чтобы они напоминали чем-то сапоги… Съели — и никаких следов недомогания. Аналогичным способом можно приготовить котлету, яичницу, фрукты-овощи…

Шпаргалка 12

Третья стадия погружения в игру дублирует подростковый период в нашей биографии, когда формируется окончательно внутреннее игровое пространство — фундамент человеческого характера. Этап этот связан с переживаниями разного рода, физическими и душевными, кратковременными или долгосрочными. Выйти из них можно, разотождествляясь с собой — приписывая свои беды-радости отражению в зеркале, роль которого исполняют добровольцы-лицедеи, самокукла, подручные предметы.

Сочиняя самообгонный сюжет на свою актуальную тему — в третьем лице, поручаем этим демонстраторам синхронно проиллюстрировать его шаржированными действиями. Доходим при их помощи до пресыщения, высматриваем в сложившейся композиции их тел симпатягу, переходим на трассу.

Скажи честно: неужели тебя нужно еще «пасти» дальше? Неужели ты не наполнился симоронством до такой степени, чтобы иметь отмычки на все случаи своего пищеварительного бытия? Нет? Что же еще?… Ах да, следующая стадия: мы — в роли кулинаров, обслуживающих других едоков… Это — важно. Это — неизбежно. И это то, что сокрушает любых джеймсов бондов со штирлицами, какими бы супер-приемами они ни владели.

Что ж, наберем полную грудь воздуха и мужественно перешагнем границу, отделяющую нас от взрослой жизни…

Дедушка учил делиться

Что за шум? Праздник сегодня? Вроде в календаре не отмечено…

Маршируют колонны. Две. В одной — зверские лица, угрожающие кулаки, взметнувшиеся штандарты, петарды и барабаны… В другой — всхлипы и стоны, поникшие плечи, волочащиеся ошметки знамен, хриплые дудки… Что за паноптикум? Ты, дружище, случайно не ведаешь?…

Подойдем ближе…

ПЕТРА. Какая прелесть! Вулкан! Фейерверк! Дух захватывает! Я тоже хочу! К ним, которые со штандартами! И петардами!..

ПЕТР. А я — сюда, к стонущим… Покряхчу вместе с ними, похнычу… Ох-ох-ох…

ЧИТАТЕЛЬ. Братцы, вы что… Куда вы?

БУРЛАНЫ. Эй… чего в фалды вцепился? Отпусти гардероб, порвешь же! Как-никак из морского котика, из заморского бутика…

ЧИТАТЕЛЬ. Не могу отпустить! Книжка ж еще не закончилась, море страниц не дописано! Повремените, потом догоните этих…

ПЕТР. А вдруг уйдут?

ПЕТРА. Исчезнут?

ЧИТАТЕЛЬ. Не исчезнут: обойдут земной шар, с другой стороны появятся… Не первый раз, не первый год, не одно столетие… Вы же сами когда-то пример приводили…

ПЕТРА. Ладно, уговорил.

ЧИТАТЕЛЬ. Посидим пока, чаек попьем…

ПЕТР. Только в окно поглядывай, чтобы не упустить… На чем мы остановились?

ЧИТАТЕЛЬ. На столбе. Упорно двигаясь по дорожке, повторяющей приключения нашего ясельного, школьного, подросткового периодов, мы, наконец, напоролись на столб, украсив соответствующим свидетельством об этом событии свое чело. Или, скажем, так: пуля, за которой мы настойчиво гонялись все это время, счастливо приземлилась на нашей личностной территории. И — расцвела, заполонила тело и душу… Но, может быть, наше рискованное путешествие могло бы на этом закончиться? Могло — если бы мы воспользовались ситуацией, чтобы покинуть торную дорожку и вернуться в лоно Симорона. Если же еще не насладились боданием столбов, разведочный инстинкт понесет нас дальше…

ЧИТАТЕЛЬ. Куда уж дальше! Луна теперь перекрыта тенью так, что виден лишь куцый серп…

Но кто же из обремененных капитальными страданиями обратит на этот просвет внимание? Весь мир для них в эту пору — почти сплошной мрак… Именно к нему, «мраку», устремлены мысли и чувства страдальцев: они видят в нем возможное, вероятное развитие своей истории. То есть: болящий должен разболеться еще больше, встревоженный — довести свой страх до агонии, опечаленный — дойти до отчаяния, размышляющий — сойти с ума…

ЧИТАТЕЛЬ. Глупо, абсурдно!

Конечно. Но таковы условия игры, которые мы принимаем для себя в качестве незыблемых. Если ты был на трассе универсально-круглым, а после «обстрела» и отсечения от себя некоторых частей стал узко-треугольным — будешь воспринимать в окружающем пространстве лишь то, что вырезается из него, вписывается в твой треугольник. И станешь общаться с этим вырезанным фрагментом, как если бы кроме него ничего больше во вселенной и не существовало. Точнее — как если бы вся вселенная и помещалась в этом треугольнике.

ЧИТАТЕЛЬ. Можно конкретнее?

Четвертая стадия («практикум»)

Игровые сценарии, в которые мы некогда вовлеклись и которые оставили существенный след в нашей личности, переносятся на обстоятельства и людей, как правило, ничего общего с этими сценариями не имеющих. Или — очень мало имеющих… Мы смотрим на них, как только что говорилось, сквозь призму своих персональных проблем и соответственно интерпретируем их поведение, приписываем им роли, которые они и не думали исполнять. И, что немаловажно,

побуждаем к исполнению этих ролей, получая удовлетворение, когда встречные демонстрируют именно то отношение к нам, которого мы так настойчиво ждем…

Чем бы мы с тобой, к примеру, занимались, если бы, приобретя умение болеть или гневаться, дрожать от страха или вопить от восторга, не встретились в жизни с теми, кто дал бы нам повод применить это умение? С каким удовольствием мы лечим других средствами, которыми — успешно или безуспешно — лечились сами, невзирая на то что для пациентов наших эти средства, возможно, — яд… С какой настойчивостью пугаем ближних чертями или инопланетянами, шарахнувшись однажды от тени в углу комнаты… С какой убежденностью, заполнив свои извилины сумасбродными идеями, утверждаем, что мир стоит на черепахах или наоборот…

Так осуществляется наша социальная, специфически общепитовская функция: вкусив кулинарных страстей, накормить ими других — инфицировать их, вовлечь