Читать книгу "Когда мы остаемся одни - Тамара Михеева"

– Всё равно! – крикнула Варька зло, еле сдерживая слёзы.

– Да как хочешь, мне-то что? – и, отвернувшись, Янка пошла к своей палатке. На душе было противно.

Устали так сильно, что даже на долгие посиделки сил не было. Поиграли в «Мафию», но тоже вяло, без азарта. Рябинин смотрел на Янку через огонь долгим взглядом. Янка знала, что он думает о ней. Может быть, даже любит. Поздно, Сашка, поздно.

В полсантиметре от твоей души,

В полдюйме от твоей любви,

В секунде от твоих признаний,

От рук твоих – в полуглотке затменъя

И чада дымного,

На волоске от страсти,

В мгновении от неясного намёка

На счастье с тобой.

…В тысячах дней, вёрст и дум

От тебя…

Тарас налил себе чаю и сказал, посмотрев почему-то на Янку, а потом на Таля:

– Расскажу вам одну историю, хотите? Конечно, все хотели.

– Когда я был такой, как вы… нет, даже постарше чуть-чуть… в общем, я занимался скалолазанием. А снаряжение, особенно верёвку, достать было очень сложно, тем более пацану. Ну не было ничего тогда, в магазинах пусто, Интернет ещё не придумали. В общем, мы с пацанами лазали как-то по Чатыр-Дагу и там в одной пещерке нашли схрон.

– Чего?

– Ну припрятал кто-то там три рюкзака и три мотка верёвки, железо тоже всякое, карабины там, спусковухи… Ну, это для нас такое богатство, вы даже не представляете! Ну и мы, конечно, стырили.

Янка уставилась на дядьку: ничего себе признаньице!

– Угу. Но только верёвку. Потому что… ну, было видно, что верёвки полно у людей и вообще вся снаряга такая модная, навороченная, и рассуждали мы примерно так: ну возьмём мы два мотка верёвки, нам её негде больше брать, а тут видно, что богатеи. Дураки мы тогда были ужасные. В общем, забрали верёвку, все остальные вещи прикрыли, как они были, и ушли. День-два переждали в лагере, никто, вроде, не ходит, свою верёвку не ищет. Ну и ладно, решили мы, значит, им она не больно и нужна. И начали на ней тренироваться. Я и ещё два моих приятеля. И вот один раз подо мной верёвка эта лопнула. Хорошо, недалеко от земли, я только ушибами отделался. Но больше мы на ней лазить не стали, конечно. А года через два я в одном походе встретился с семьёй: муж, жена и сын. И они рассказали мне, как у них однажды верёвку тут украли. Ничего не взяли: ни рюкзаки, ни железо, только верёвку. А они хотели лезть в одну пещеру на Караби, в Бузулук. Это одна из самых больших пещер у нас, необорудованная. Ну, а раз верёвку украли, полезть они не смогли. Вернулись домой ни с чем, расстроенные, конечно, злые… А дома узнали, что верёвка бракованная была, вся партия. И если бы они на ней полезли, то обязательно бы разбились.

– Получается, что вы спасли им жизнь? – насмешливо спросила Аннушка. – Тем, что своровали?

– Получается, что так, – спокойно ответил Тарас и смотрел по-прежнему на Янку.

– Как же вы на ней не разбились с друзьями? – спросил Терка.

– Ну, в нас весу-то было… не взрослые же ещё. И лазили, слава Богу, не высоко, тренировались только.

Ночью пришёл ветер. Он шёл по кронам деревьев семимильными шагами, ровный, большой, он гудел всю ночь где-то там, высоко, где только звёзды и небо. Янка лежала в палатке и думала про Тарасову историю. Почему он её рассказал? Будто ей одной. Что он ей хотел сказать? Что плохой поступок не всегда плохой? Если он про папочку, то зря старался, она его никогда не простит! А если и простит, то никогда никому в этом не признается, уж точно.

Но тут же Янка поняла, будто по голове её стукнули: это не про папу, это он про Таля! Да, ну и чью жизнь спас Таль своим поджогом? Вон какие страшные шрамы у Тараса! Как его Юля только не бросила? Янка чувствовала, что ещё немного, и она поймёт, что хотел сказать Тарас своей историей, ещё чуть-чуть, и она поймает его мысль за хвост, но сон накатывал волнами, а мысль ускользала.

И второй день, и третий они шли и шли. Уставали уже меньше, втянулись. Горизонты распускались сказочными картинами, в которых было так много воздуха и света, что хотелось зажмуриться или закричать от восторга. Они и кричали.

На поляне МАН нашли выложенные камнями спирали.

– Место силы, – сказал Тарас. – Сюда даже специально шаманить приезжают.

Все, конечно, бросились шаманить. И фотографироваться на обрыве. Рябинин схватил Янку за руку и потянул за собой на обрыв. За талию обнял так по-свойски, что она даже не успела посопротивляться. Ивлин щёлкнул фотоаппаратом.

– Фотографию-то пришлёшь? – ещё не освободившись из кольца Сашкиных рук, тихо, почти шёпотом спросила Янка.

– А надо? У тебя, вроде бы, личный фотограф появился? Как бишь его там… Глеб Арсеньев?

Янка чуть не поперхнулась. Ага. Комментарии мы не оставили, но просмотреть просмотрели. Отслеживаешь, значит, Сашенька, наблюдаешь? Молча, издалека. Ладно… Вдруг Янка поняла, что совсем забыла Глеба, что был он где-то в другой жизни, такой далёкой, что даже смешно, как она могла его любить и надеяться на что-то.

Тарас сказал, что пора двигаться дальше, и все застонали, заныли, набрасывая рюкзаки. Одна Варя всё делала молча и в ту же секунду. Спортсменка!

Дальше были Демерджи и Джурла. Их опять настиг дождь, и пришлось ставить палатки и вставать на ночёвку раньше времени. После дождя Янку с Майкой отправили мыть котлы – они были сегодня дежурные по посуде. Пока отмывали остатки обеда, Янка рассказала про Таля. Про его отца и про то, как она им помогала.

– В общем, хорошо, что вы приехали. Я бы всё равно не смогла поехать домой. Все деньги на них ушли.

– Ну и глупо, – сказала Майка.

– Май, им реально есть было нечего!

– Ты, Янка, ненормальная! Ты хочешь в одиночку мир исправить. А его никто не исправит. – Майка смотрела то ли насмешливо, то ли участливо, и это разозлило Янку ещё больше.

– Ну и что! И я не собираюсь ничего исправлять, просто… мне самой так спокойнее и вообще. Пусть я только одному человеку помогу, это неважно. И не говори, что это эгоизм!

Майка плечами пожала: мол, и не собиралась даже. И было понятно, что как раз это она и собиралась сказать.

– Ты не видела всего этого, Май. Ну, ладно Таль, он уже большой, но вот сёстры его, особенно Маруська. Представляешь, она ни разу в жизни не ела шоколадных конфет! Я когда к ним пришла, принесла, она тогда их только попробовала!

– Ну и что? Подумаешь, конфеты! Не хлеб ведь.

– Ну да как… – Янка замолчала. Она не могла объяснить. Конфеты, конечно, не хлеб. Подумаешь, трагедия! Зубы целее будут. И всё-таки, всё-таки…

– Ладно, Май, забыли…

– Ну чего ты сразу обижаешься?

– Да не обижаюсь я… просто…

Договаривать не стала. Как-то Майка поглупела за этот год. Всё ей надо объяснять.