Читать книгу "Червонное золото - Антонио Форчеллино"

Это была Библия, которую Антонио Бручоли, его друг еще во времена Флорентийской Республики, перевел с латыни на итальянский. Своим переводом он страшно обозлил церковные авторитеты, усмотревшие в таком свободном обращении со Священным Писанием посягательство на свое право посредничества между людьми и Богом. Бручоли был вынужден уехать в Венецию, где его надолго приютил Микеланджело, потом во Францию. Библия же его ходила по рукам по всей Италии, как, впрочем, и остальные запрещенные инквизицией книги, которые было невозможно обнаружить в типографиях вне пределов Рима.

Старый художник раскрыл книгу и нашел то место, которое вдохновляло всех художников на написание сюжета «Обращения».

— Я ничего не выдумал, маркиза, это сам Иисус сказал Павлу: «И спасешься, и спасутся с тобой те, кто верует в меня». Эти люди спаслись, веруя в него. Именно поэтому церковь никогда не желала, чтобы их изображали. Их присутствие показывает, что вера в Иисуса спасает гораздо лучше, чем предрассудки и высокомерная мысль о том, будто спасение можно заслужить, купив его пожертвованиями и молитвами.

Виттория окаменела от этих слов, а Джулия, напротив, не смогла сдержать возглас восхищения.

— Микеланджело, как это справедливо, что Господь зажигает самые яркие светочи в душах тех, кто истинно верует! Мы столько раз читали эту историю, но нам никогда не приходило в голову, что она подтверждает то, на чем Павел настаивает в других частях Нового Завета. Спасение в самой вере, а не в предрассудках и не в почтении к законам церкви. Уже одного присутствия этих избранных достаточно, чтобы явить истину, которую мы нынче без труда признаем. Не сомневайтесь, критики найдутся обязательно. По счастью, мир настолько уверен в вашем величии, что никто не осмелится открыто выступить против вас. Особенно после того, как Поула изберут Папой благодаря вашему искусству.

Микеланджело убрал Библию в сумку и ответил так, словно все дело было пустяковым, стараясь скрыть, чего ему стоил этот отважный выбор:

— Они не смогут ни критиковать Священное Писание, ни трактовать его иным образом, чем того требует здравый смысл.

Потом обернулся к Урбино, который после испепеляющего взгляда Ренаты держался в стороне.

— Урбино, позови двух стражников, пусть отодвинут леса: я хочу показать дамам распятие святого Петра.

Подруги дружно вскрикнули от удивления.

— Спасибо, Микеланджело, мы этого не ожидали, но не будет ли затруднительно передвигать тяжелые леса только для того, чтобы показать фреску женщинам, которые вряд ли сумеют оценить ее по достоинству?

В улыбке Микеланджело сквозила ирония.

— Никаких затруднений. Немного движения только пойдет на пользу этим парням, что целыми днями стоят столбами у дверей. Да и моему слуге тоже.

И он бросил на Урбино укоризненный взгляд, на самом деле блеснувший нежностью.

— Он развлекает их своими прибаутками, пока я работаю.

Урбино сделал вид, что не понял, и побежал звать стражников, которые рады были сделать что-то существенное и хоть на время отвлечься от своей монотонной службы. Чтобы не мешать маневру, дамы отбежали к центру капеллы, где возвышался алтарь. Под суровым взглядом Микеланджело двое стражников отодвинули назад двухъярусные леса, приспособленные для того, чтобы доставать до верхней части стены. Чтобы они легче двигались, по полу провели две мыльные полосы. Под конец каждого дня Микеланджело велел отодвигать леса, чтобы еще раз издали осмотреть результат работы.

Дамы бросились к свободной от лесов стене. На ней дышал благоговением суровый, пустынный пейзаж, словно сама природа склонилась перед человеческой драмой. Суровый взгляд Петра предостерегал и напоминал, что смерть его не была напрасной. Его окружала толпа подавленных первых христиан, избранного Богом народа, обращенного в веру проповедями Петра. Все они выглядели так бедно и смиренно, что походили на нищих.

Одежда их была так подчеркнуто проста, что стоящие перед фреской женщины застыдились своих роскошных нарядов. Фреска не содержала ни намека на церковь с присущими ей украшениями. Вся ее правда и сила сосредоточились в сердцах и вере молча застывших в скорби людей. Это и была истинная церковь, церковь искренне верующих.

Все соответствовало Евангелиям: ни один человек в жреческой одежде не присутствовал при мучении святого Петра. Однако никто из художников не осмелился изобразить эту сцену без малейшего намека на присутствие официального духовенства с его символикой и иерархией. На этой фреске присутствовала только вера. Поняли ли кардиналы это предостережение, этот призыв к простоте одеяний верующих первоначальной церкви? Гневное лицо Петра глядело на них с таким выражением, словно он вопрошал, понимают ли они, зачем у них тонзуры на головах. У Петра тонзура указывала на то, что он избрал для себя бедность и отказался от владения имуществом и богатствами, из-за которых церковь теперь тонула в крови невинно убиенных.

И это тоже был вызов официальной церкви. Микеланджело использовал всю силу своего таланта, чтобы бросить в лицо церковному клиру упрек в безнравственности и спеси, и сделал это именно здесь, в капелле, где, по замыслу Павла III Фарнезе, должны были собираться последующие конклавы. Все в его фреске призывало к чистоте и простоте веры, но в особенности — взгляд Петра, который с трудом выдерживал даже сам художник.

Пять раз он переписывал голову Петра, пять раз счищал штукатурку, пока не достиг абсолютного совершенства в выражении лица. Ни один из художников не смог бы этого добиться, только он, великий, посланный на землю, чтобы сокрушить суетность ее обитателей. Сильнее всех фреска поразила Ренату, ибо в ней содержался важнейший принцип: только истинно верующие могут составить церковь. Три года тому назад это прокричал с амвона в Лукке ее любимый проповедник Агостино из Каррары. За такое опасное в своей искренности утверждение на него донесли в инквизицию, и ему пришлось бежать, чтобы не попасть на костер. Теперь благодаря кардиналу Эрколе Гонзаге, брату Элеоноры, ей снова удалось добиться для него разрешения на служение. Однако кардинал написал ей длинное письмо, в котором призывал быть осторожнее, поскольку проповедник может наделать бед и ей, и ее семье.

Теперь Агостино жил в безопасности в Ферраре и мог спокойно произносить свои проповеди во время ближайшего поста, в то время как Микеланджело рисунками впечатывал те же принципы в самое сердце христианства. Это открытие захлестнуло Ренату такой радостью, что она задохнулась и стала искать глазами какое-нибудь окно, чтобы вдохнуть свежего воздуха, успокоиться и не расплакаться перед божественным художником и перед подругами. Но в капелле было всего одно окно, сквозь которое проникал тусклый свет, и не чувствовалось никакого дуновения воздуха.

Урбино в это время выпроваживал из капеллы стражников, и, пока он с ними о чем-то шептался, Рената подошла к двери, чтобы вдохнуть воздуха из огромного зала, который должен был стать залом высочайших аудиенций.

Микеланджело вглядывался в лица женщин. Они, как и Рената, старались справиться с охватившим их волнением. Виттория не смогла сдержать слез и прижала к губам платок.