Читать книгу "Мсье Лекок - Эмиль Габорио"

– Сорок четыре или сорок пять.

– Где вы родились?

– В Бретани, вероятно.

Вдруг господин Семюлле уловил легкую иронию в голосе подозреваемого, которую он счел необходимым мгновенно подавить.

– Предупреждаю вас, – сурово сказал он, – если вы будете продолжать в том же духе, ваша свобода окажется под угрозой. Все ваши ответы непристойны.

На лице убийцы отразилось искреннее отчаяние, к которому примешивалось беспокойство.

– Ах!.. Я никого не хочу оскорблять, господин следователь, – простонал он. – Вы меня спрашиваете, я вам отвечаю… Вы сами убедитесь, что я говорю правду, если позволите поведать вам мою маленькую историю.

Глава XIX

Если подозреваемый болтливый, то дело в шляпе – такая поговорка ходит по коридорам Дворца правосудия.

Действительно, немыслимо, чтобы подозреваемый, которому следователь ловко задает наводящие вопросы, мог долго разглагольствовать, не выдав своих истинных намерений или мыслей, не открыв свою сокровенную тайну вопреки твердому желанию сохранить ее.

Даже самые простодушные подозреваемые давно поняли это. И поэтому они, всем обязанные небывалому напряжению ума, ведут себя более чем сдержанно. Спрятавшись за своей системой защиты, как черепаха в панцире, они как можно реже, недоверчиво, пугливо выглядывают оттуда. На допросе они вынуждены отвечать, но делают это неохотно, урывками. Они вообще скупятся на подробности.

Этот же подозреваемый был чрезмерно словоохотливым. Ах!.. Казалось, он не боялся «подставить себя». Он ни минуты не колебался, в отличие от тех, кто дрожит при мысли, что одним словом может разрушить роман, которым они пытаются заменить правду.

В других обстоятельствах это было бы свидетельством в его пользу.

– Ну, так объясните!.. – ответил господин Семюлле на невысказанную просьбу подозреваемого.

Убийца не сумел скрыть радость, которую ему доставила свобода действий. Блеск глаз, раздувавшиеся ноздри выдавали удовлетворение, подобное удовлетворению исполнителя романсов, которого настойчиво просят выйти к роялю.

Убийца расправил плечи, откинул голову назад, словно оратор, уверенный в своих средствах и возможностях, провел языком по губам, увлажняя их, и сказал:

– Так вы хотите услышать мою историю?

– Да.

– Так вот, господин следователь, знайте, что однажды, лет сорок пять назад, папаша Тренгло, ставший директором труппы благодаря своей гибкости, силе и изворотливости, отправился из Генгама в Сен-Бриё по большой дороге. Разумеется, он путешествовал со своими двумя фургонами, супругой, снаряжением и артистами. Все шло прекрасно. Но, проехав крупный населенный пункт под названием Шатлондран, посмотрев направо и налево, он заметил на краю рва нечто белое, причем оно урчало. «Надо посмотреть, что это такое», – сказал он своей супруге. Папаша Тренгло остановился, спустился, подбежал ко рву, взял белое в руки и воскликнул. Вы спрашиваете меня, что он там нашел. О, бог ты мой! Все очень просто. Он нашел вашего покорного слугу в возрасте примерно десяти месяцев.

С этими словами подозреваемый поклонился всем присутствовавшим.

– Разумеется, – продолжал он, – папаша Тренгло отнес меня своей супруге, славной женщине. Она, взяв меня на руки, осмотрела, ощупала и сказала: «Он крепкий, этот мальчуган, и хорошо развитый. Надо его оставить, потому что его мать имела подлость бросить малыша. Я буду учить его, и он лет через пять-шесть станет нашей гордостью». И они принялись подыскивать мне имя. Стояли первые майские деньки, и они решили назвать меня Маем. С тех пор я Май, других имен у меня нет.

Подозреваемый замолчал, переводя взгляд с одного слушателя на другого, словно ища у них одобрения. Не найдя его, он продолжил:

– Папаша Тренгло был человек простой, он не знал законов. И поэтому он не сообщил о своей находке властям. Таким образом, я жил, но не существовал, поскольку, чтобы существовать, надо быть записанным в книги мэрии.

Пока я был мальчишкой, меня это не волновало. Но позднее, когда мне исполнилось шестнадцать лет, когда я стал задумываться о небрежности этого славного мужичка, я в глубине души радовался.

Я говорил себе: «Май, мальчик мой, ты не записан ни в один из правительственных реестров, значит, тебе не придется испытывать судьбу, значит, тебя не заберут в солдаты». В мои намерения отнюдь не входило становиться солдатом. Да я ни за какие коврижки не завербовался бы!

Намного позже, когда я вышел из призывного возраста, один человек, знающий законы, сказал мне, что если я попробую восстановить свое гражданское состояние, у меня возникнут крупные неприятности. И тогда я решил жить на птичьих правах.

Быть никем – это и хорошо, и плохо. Я не служил, это правда, но у меня никогда не было документов.

Ах!.. Я попадал в тюрьму чаще, чем мне хотелось бы, но, поскольку я никогда ни в чем не был виновен, мне удавалось выкручиваться… Вот почему у меня нет имен, и я не знаю, где родился…

Если у правды есть особый акцент, как утверждают моралисты, то убийца нашел его. Голос, жесты, взгляды, выражение лица – все соответствовало одно другому. Ни одно слово из его длинного рассказа не прозвучало фальшиво.

– А теперь, – холодно сказал господин Семюлле, – ответьте, на какие средства вы живете.

По озадаченному выражению лица убийцы можно было подумать, что он рассчитывал на то, что его красноречие мгновенно распахнет перед ним двери тюрьмы.

– У меня есть ремесло, – жалобно ответил убийца, – то, которому меня научила мамаша Тренгло. Я им живу и жил во Франции и в других местах.

Следователь решил, что он нашел брешь в системе защиты подозреваемого.

– Вы жили за границей? – спросил он.

– Немного!.. Вот уже шестнадцать лет, как я работаю то в Германии, то в Англии вместе с труппой господина Симпсона.

– Итак, вы циркач. И почему же при таком ремесле у вас столь белые и ухоженные руки?

Отнюдь не смутившись, подозреваемый вытянул руки вперед и посмотрел на них с явным удовольствием.

– Это правда, – сказал он, – они красивые… А все потому, что я за ними ухаживаю…

– Значит, вас содержат, но вы ничего не делаете?

– Ах!.. Вовсе нет!.. Понимаете, господин следователь, в мои обязанности входит разговаривать с публикой, чтобы «ввернуть комплимент», заговорить зубы… Не хочу хвастаться, но мне это хорошо удается.

Господин Семюлле погладил себя по подбородку, что всегда делал, когда ему казалось, что подозреваемый запутался в собственной лжи.

– В таком случае, – сказал он, – продемонстрируйте мне ваш талант.

– О!.. – воскликнул подозреваемый, решив, что следователь пошутил. – О!..

– Сделайте то, о чем я прошу, – продолжал настаивать следователь.