Читать книгу "Грех - Патрисия дель Рока"

Особенно ужасно ее отсутствие.

Маленькая сумочка неожиданно показалась тяжелой, как чемодан, набитый слитками золота. Или хотя бы обычными кирпичами.

Выйдя из дома, она тщательно заперла дверь и несколько раз проверяла, включила ли она сигнализацию.

Зайдя в темный гараж, она неожиданно для самой себя ощутила страх – темный и подсознательный. Будто в этом темном, закрытом помещении может таится некто.

Кто хочет ее убить.

Тряхнув головой, чтобы избавиться от наваждения, она дрожащими руками всунула ключ в замок дверцы своего черного джипа – и постаралась выехать как можно скорее. А главное – не оглядываться, чтобы не почудилось то, чего нет.

Всю дорогу до Лондона Рита кляла себя за странные фантазии.

– Антуан, как же ты мне нужен! Я не могу жить одна. Мне страшно, я схожу с ума! – говорила она, уже не заботясь о том, что говорит вслух.

Всхлипнув, она ударила кулачком по рулю. Слезы потекли по щекам, но ей было плевать на косметику, плевать вообще на все.

Больше всего на свете хотелось вернуться обратно домой, забиться в свою огромную спальню, где так красиво сочетались больше фото-картины, изображающие природу, иногда цветную, иногда призрачную, черно-белую, словно из других, монохромных миров, где на длинном столике стояло множество мягких игрушек и рамочек с фотографиями. Фотография, где она была с отцом и матерью, стояла позади всех. Словно она хотела забыть, что у нее когда-то была семья.

Почти не глядя на дорогу, управляя машиной механически, интуитивно, но удивительно хорошо, словно все эмоции отступили – и остался один лишь холодный рассудок, она вспоминала свое детство.

Их поездки всей семьей в Голландию, эту вечно затопляемую страну, где стояли уникальные плавучие дома-корабли. Страну, плоскую, которую от постоянных наводнений спасали только дамбы. Страну, ставшую самой терпимой в мире для проституции, легализации легких наркотиков, жизни втроем и порно.

Или поездки в сказочную Прагу, которая казалась чудом сохранившейся во всей своей старинной красоте – настоящие замки, где жили владельцы, которым вернули их вотчины, старинные улочки, кажущиеся ненастоящими, настолько они были чудесны.

Ей нравился их открытый бассейн, сделанный на голливудский манер в форме человеческой почки, с подогревом. Она часто плавала там, даже когда шел снег. Часть бассейна находилась прямо в доме, и поэтому, проплыв по освещенному лапочками, вделанными в стены туннелю, можно было выплыть в маленький бассейн дома, а оттуда попасть в большой открытый бассейн на улице.

Странное сочетание серого, туманного неба, падающего белого крошева – словно одинокая старушка в парке кидает крошки белого хлеба голубям, – и прозрачно-хрустальной воды, все равно прохладной, несмотря на подогрев.

И она плавает, не смея выйти на берег и подойти к лежакам, которые зимой холодны, словно сделаны не из пластмассы, а изо льда.

Но в такие моменты она ощущала удивительную гармонию с природой, мысли текли так же медленно и вяло, как падал снег, а в душе возникало ощущение затерянности в тумане и чистоты.

Словно каждый раз, выходя из бассейна, рождаешься заново, уже немножко другой.

Ей всегда нравились картины с надменными красавицами, которые выглядели, как Таинственные незнакомки, таящие в едва уловимой улыбке и блеске глаз какие-то свои личные, интимные тайны.

Особенно ей нравились женщины под вуалью. И она жалела, что сейчас мода на вуаль прошла – зато на востоке паранджа не потеряла своей актуальности.

Лучше всего, по ее мнению, вуаль носили старинные русские красавицы и парижские модницы. Одни Хэпберн в фильме «Как украсть миллион», ярко накрасившись, надев черное, скрыв лицо вуалью – преобразилась, став не просто красавицей, а настоящей волшебницей чувственности и затаенной, темной страсти.

Ей бы сейчас точно не помешала вуаль. А еще лучше – паранджа, чтобы полностью скрыть от людей следы слез на лице.

Это было бы особенно актуальным, хотя бы потому, что в их громадном здании находилось еще несколько редакций, как правило, соперничавших между собой журналов. Правда, имелась еще политическая газета, которой было наплевать на гламур с высокой колокольни.

Правда, с тремя красивыми журналистками из «Женских штучек» они пытались флиртовать за обедом в кафе. Трэйси им корчила гримасы, Линда обдавала арктическим холодом, а сама Рита просто рассеяно улыбалась. Так как даже на обеде у нее в голове крутились обрывки ее новых статей, образы, которые требовалось сначала поймать из космоса, затем слепить вместе, а потом попытаться понять, что за картинка вообще получилась.

К тому же, у нее тогда был Антуан… и вся семья де Ноблэ, включая из несовершеннолетнего сына. Правда, Виктору уже было семнадцать, как и Гарри Джонсону. Но это не давало ей право их развращать. Хотя бы потому, что до совершеннолетия они все еще не дотягивали. А когда они станут вполне зрелыми, ей уже по любому будет тридцать.

А когда женщине тридцать, она как бы уже умерла. А эти два красавчика некрофилами явно не были.

Рита вздохнула, машинально лавируя между машинами и двухэтажными лондонскими автобусами. Несколько раз она едва не врезалась в черные такси, которые ехали так, будто опаздывали на конец света.

Наконец она увидела их офис. Высокое здание из стекла и бетона, напоминающее ей аквариум, где они все были золотыми рыбками. Строение казалось ей очень неудачным. Во-первых, очень неустойчивая конструкция, держащаяся на многочисленных несущих колоннах. Затем, стены, в которых было больше стекла, чем бетона – и зимой в здании было безумно холодно, а летом – невыносимо жарко и душно.

Да и ей не нравилось, что окна были такими прозрачными и большими. Открывались очень приятные виды, особенно из ее кабинета на далекую Темзу. Хотя ее кабинет находился на самом последнем, двадцатом этаже, но ей все равно чудилось, что в ее окна кто-то заглядывает.

Только она еще не определилась: марсиане или пилоты самолетов.

А если закрывать жалюзи – становилось очень темно. А если открывать – слишком яркий свет резал глаза и выделял тоненькие морщинки на лицах присутствующих, словно злорадно помечал их возраст.

Оставив свой джип на стоянке, она приветливо кивнула охраннику и прошла в большие вертящиеся стеклянные двери. Самым большим для нее кошмаром было то, что однажды она застрянет в этой двери, и ее будет крутить там, пока она не умрет от разрыва сердца.

А если она застрянет каблуками в мягком ковре, или ее платье угодит в щель, то либо она будет крутиться в нижнем белье, так как с нее сорвет платье, либо останется без ног.

По крайней мере, так ей казалось.

Охранники в холле, как обычно, потребовали ее удостоверение, делая вид, что не узнают, глядя холодно и неприступно, пока в тысячный раз не сравнили оригинал с копией.

И только затем приветливо заулыбались.