Читать книгу "Птицы небесные - Вера Ветковская"

Таким образом, очень скоро соседки перестали слышать фразу насчет «чужого ребенка». Проходя мимо них, Мария Игнатьевна с гордостью сообщала, что они с внучком идут в парк.

И Наташа могла спокойно уехать вместе с театром на гастроли сперва в Улан-Удэ, потом в Караганду. Петька оставался с бабушкой.

И вот теперь август, море, солнце, наполнившее небо до краев. Саша, на которого грех жаловаться, выполняет каждое ее желание. Они обедают в дорогих ресторанах. Покупают на рынке самые лучшие фрукты.

Но на сердце у Наташи будто какой-то тормоз, который не позволяет ей расслабиться и отдаться беззаботно своему счастью.

Вечером Наташа и Саша спустились в концертный зал — слушать Сергея Захарова.

Наташа обожала этого певца так, будто сама была не искушенной в своем ремесле актрисой, а девчонкой, всерьез полагающей, что все эти жесты, эта раскованность, этот взгляд, то тоскующий, то полный огня и страсти, — все идет исключительно от сердца, а не от мастерства.

Она с детства любила этот низкий, бархатный голос, поющий исключительно о любви, об одной только любви, счастливой и неразделенной, о загадочной страсти, вдруг охватывающей человеческое существо с неодолимой силой, о высоких и вечных чувствах, — словом, о том, чего нет на свете.

— Великий Боже, — вздыхал Саша, помогая жене застегнуть сзади длинное черное шелковое платье, — что мне предстоит! И все ради тебя! Попробуй только сказать теперь, что я тебе не симпатизирую. И почему только я не запасся в Москве берушами!

— Умножай в уме, — посоветовала ему Наташа, — главное, не вертись по сторонам, а то у нас билеты во второй ряд, неудобно.

— «Неудобно»! А ему удобно распевать о всякой чепухе с томным видом?.. Нет, лучше зарабатывать деньги рыбьим кормом, честное слово!

— Ну, не мучай себя, не ходи! — уговаривала его Наташа.

— Конечно! Если я не пойду, к тебе там мигом кто-нибудь присоседится! Я же вижу, какими глазами на тебя смотрят мужики!

Это было правдой. Куда бы они ни шли, как бы она ни была в этот день одета, мужчины оборачивались ей вслед, случалось, даже столбенели на месте. Ничего подобного еще с ней не было, даже в ту пору, когда Наташа была юна и вся светилась от счастья.

Но сейчас от нее исходило куда более всеохватывающее обаяние, чем то, которое дает счастье, — обаяние успеха и благополучия, обаяние женской неуязвимости и защищенности, и оно действовало безотказно. Ну конечно, загар тоже был ей очень к лицу. Но главное — из ее движений исчезла прежняя робость, даже какая-то виноватость, — она теперь ступала по земле как завоевательница. И никто не подозревал, что это для нее только очередная роль, роль красивой, умной, богатой, сокрушающей все преграды на своем пути женщины.

В ресторанах ее поминутно приглашали танцевать, присылали на их с Сашей столик цветы и шампанское.

Фотограф на пляже каждый день снимал ее — для собственного удовольствия.

Она слышала за спиной восхищенный мужской шепот и завистливый женский.

На рынке торговцы протягивали ей то персик, то кисть отборного винограда:

— Возьми, красавица! Или останавливали Петра:

— Передай своей маме вот эту розу!

…После каждой песни на сцену поднимались девушки, чтобы вручить певцу цветы.

Сергей Захаров привычным движением брал букет, целовал поклонницу, кланялся и снова начинал петь.

Наташа заметила, что когда он поет песни о любви, то смотрит на нее. Он пел, обращаясь к ней одной:

Твои глаза печальны, так печальны,

Но как они прекрасны, боже мой!

Наташа тоже как завороженная смотрела на певца. Это была песня их времен с Виктором.

Она неслась из раскрытых окон той, первой их осени. Лицо Виктора наплывало на нее из темноты; даже во сне она не видела его так явственно. Во всем этом было что-то чудесное и страшное. Наташа вздохнула.

— Тебя сегодня ожидает сцена супружеской ревности, — наклонился к ее уху Саша. Он перестал зевать и весь напружинился.

Наташа усмехнулась и слегка сжала его руку.

Когда песня кончилась, Наташа поднялась на сцену со своими гвоздиками. Саша едва усидел на месте. Сергей Захаров, опустившись на одно колено, принял ее гвоздики, а взамен, взяв с рояля охапку цветов, осыпал ими Наташу.

В зале бешено аплодировали мужчины…

Один цветок запутался в волосах Наташи.

Саша вынул его из ее прически и демонстративно сжевал.

После того как закончился концерт и слушатели еще продолжали дружно хлопать в ладоши, Саша взял жену за руку и потащил ее из зала. Наташа оглянулась. Певец посылал ей воздушные поцелуи.

— Да-а, — сказал Саша в номере, — за тобой, оказывается, глаз да глаз нужен… Ну надо же! Как легко тебя, оказывается, увести от мужа. Я-то действительно положил мир к твоим ногам, в натуре, а стоит прийти какому-нибудь артисту и запеть, что он положит мир к твоим ногам, — ты тут же и помчишься этот «мир» принимать. Ну, ты, мать, любишь слова! Неужели не понимаешь, что все это пустые слова, пропетые, правда, приятным голосом, но слова, внутри которых нет ничего, одна блевотина!

— Это я уже хорошо понимаю, — печально согласилась Наташа.

— Пока ты хлопала ресницами и краснела, я подсчитал, сколько раз Сергей Захаров… пропел твое любимое слово, это, ну…

— «Любовь», — догадалась Наташа.

— Оно самое, — скривился Саша, — так вот: восемьдесят шесть раз. И ответь мне, пожалуйста, что для бабы приятней: восемьдесят шесть раз услышать это слово или на самом деле почувствовать, что оно значит?..

— А ты становишься знаменитой, матушка, — с удивлением говорила Катя подруге. — Вчера с Колесниковым были в гостях. Дамы-интеллектуалки говорили о твоем Beригине. Обычно я молчу как рыба, только наблюдаю, слушаю и мотаю на ус. А тут вдруг раскрыла рот и поведала, что знаменитого Веригина знаю, имела удовольствие однажды пить с ним чай и с тобой, конечно, тоже. Дамы сразу воззрились на меня. Эти старые перечницы умеют говорить глазами, без слов понятно: как это ты, миленькая, ухитрилась втереться в такое общество? Я не обижаюсь на них, мой нахальный вид тоже красноречивей слов говорит: в ваши годы, дорогие старушки, я тоже буду такая умная, а вот вам уже не грозит ни помолодеть, ни похорошеть… Тут Колесников, посмеиваясь, подтвердил, что ты — моя близкая подруга, что с актерской средой я благодаря тебе хорошо знакома. Дамы стали меня жадно выспрашивать о твоей, так сказать, личной жизни. И я им наплела с три короба.

— Что ты им наплела? — испуганно спросила Наташа, зная безудержную фантазию подруги.

О, я им сочинила такую умопомрачительную историю твоей жизни, Натали. Какой она должна быть, твоя жизнь. Первый муж у тебя был молодой, очень талантливый ученый, доктор наук, пускай будет микробиолог, хотя я это слово ненавижу. Сейчас он работает в Америке, но ты не последовала за ним, потому что можешь творить только на родине. Однако причиной вашего развода стал даже не его отъезд, а твой бурный роман с одним режиссером, твоим вторым мужем. А сейчас у тебя, слышь, Наташка, сейчас у тебя муж молодой преуспевающий бизнесмен. Бывший крупный чиновник Министерства рыбного хозяйства. Торгует «мерседесами», «понтиаками» и прочей экзотикой. Не могла же я сказать, что он торгует на базаре кормом для рыб, твой бизнесмен. И тебя я намеками представила как этакую акулу, которая мужчин проглатывает одного за другим и даже костей не выплевывает. Я рядом с тобой просто скромница. Я поняла, дорогая подружка, правду о тебе говорить нельзя. Она настолько чудовищна, что неправдоподобна. Не сердись, но буду врать о тебе с вдохновением. А лет через десять, когда ты прогремишь, я состряпаю такой роман о твоей судьбе, пальчики оближешь. Надеюсь неплохо на тебе заработать, талантище ты мое.