Читать книгу "Тень луны - Александр Трапезников"

— Я не полечу вместе с тобой в Швейцарию, — неожиданно сказала она, за три дня до его окончательной выписки. — Я еще раньше предупредила Сержа, чтобы на меня визу не оформляли.

— Почему? — резонно спросил Игорь. — Мы ведь, вроде, обо всем договорились?

— Нет… — твердо ответила Лена. И повторила: — Нет. Понимаешь… Дело в том… что я вообще ухожу. Совсем.

— Вот как?

— Да. Я не могу… и не хочу тебя хоронить.

— А ты уверена, что это скоро случится? — хладнокровно спросил Игорь. Странно, но он воспринял ее слова спокойно, словно давно ждал их и был готов услышать. Может быть, только не сейчас — а потом. Через год, через пять лет.

Лена не стала отвечать. Она лишь улыбнулась и пошла к двери. Но на пороге все-таки задержалась и негромко обронила:

— Ведь между нами никогда не было понимания, не так ли?

И затем ушла. Энергично и яростно сжимая в кулаке ручной эспандер, Игорь произнес вслух, хотя в палате никого не было:

— Ну что ж! По крайней мере, в квартире отныне будет экологически чистая зона.

…На следующий день Кононов обговорил с Мишелем и Большаковым различные вопросы, касающиеся ближайшего будущего. Они оставались «на бригаде», как бы дополняя друг друга. Последняя информация: Крот вошел в связку с Афганцем, а тот негодует, что Игорь не «выдвинул» его на время лечения, считает, что его обошли.

— Будьте предельно внимательны, — сказал напоследок Хмурый.

Через три недели он улетел в Швейцарию. Вместе с ним отбыли Серж, Клим и Валера.

9

Накануне вылета Кононов заехал в Балашиху, к родителям, которых навещал редко, раз в полгода. Отцу под семьдесят, матери чуть меньше. О его ранении они ничего не знали — и слава Богу! Но что они вообще знали о своем сыне? Почти ничего. С юных лет Игорь был замкнутым, сосредоточенным в себе ребенком, не делясь ни с кем своими секретами. «Интроверт» — как определил бы психолог. Из друзей — только живший неподалеку Серега. Обычная школа, однокомнатная квартирка. Что могли дать ему простые, малообразованные люди? Что он видел с детства? Каждодневный труд отца и матери, серые будни, редкие праздники с общим застольем, издерганную шалопаями завуча, соседа-фронтовика, прозябающего в нищете и пьянстве, малолетних одноклассниц, позволяющих трогать себя «по-всякому», бурого от власти участкового, редкие поездки в Москву, где люди, казалось, жили совсем иной, недосягаемой жизнью.

Хорошо, что окончил школу, не попал в тюрьму, даже поступил в институт. Уже одно это было для родителей счастьем. «Выбился в люди!» считали они с тех пор. Но они даже не знали, что он несколько лет крутил баранку простым шофером, а уж что было потом — подавно. Игорь не рассказывал, или уклонялся от ответа, а родители не настаивали. Жив — и ладно. Вот только Лену как-то сразу «не приняли». Слишком красива, изыскана, словно из другого мира. «Изнеженная душа», — говорила о ней мать. «Барышня», — добавлял отец. Что ж, оба они, в общем-то, оказались правы. Сейчас они получали небольшую пенсию, на жизнь едва хватало, хотя Гайдар «со товарищи» и ободрал их в числе других презрительно именуемых им «совков» до последней нитки — почище любого разбойника с большой дороги. Все, что было создано руками этих обыкновенных «совков» перешло в собственность вылупившихся Лозовских и прочих. Вот где настоящие-то преступники. А теперь обобранных вымаривали голодом, холодом и ядовитой ненавистью к ним, льющихся с голубых экранов. Но много ли надо сейчас родителям? Приезжая, Игорь оставлял деньги или продукты, но мать всегда отказывалась:

— Тебе, поди, самому не хватает, время-то какое!

— Ничего, скоро мы всю эту нечисть из России выметем! — добавлял отец. — Ты, сынок, держись только.

Он и держался. На том месте, где стоял. Вот и в этот приезд отец с матерью стали повторять то же, когда он с Сержем внесли полные сумки овощей, зимних фруктов, купленную на рынке говядину, другие припасы.

— А что-то ты совсем бледный, исхудалый какой-то! — заметила мать: она уже плохо видела, носила очки с толстыми стеклами.

— Зато Серега, вон, словно Геринг, пудов на десять тянет, — добавил отец, посмеиваясь. Он для них как второй сын считался.

— А мы, теть Марусь, дядь Валь, собрались прокатиться в Швей — начал было Серж и осекся, встретившись с предупредительным жестом Игоря.

— …в швейную мастерскую, — закончил он.

— Зачем это, — удивилась мать.

— На работу туда устраиваемся, — ляпнул Серж.

— Да вы разве шить научились?

— Шьем-шьем, всех обшиваем, — сконфузился Сергей, представить которого за машинкой «Зингера» было невозможно — она бы развалилась на части, через минуту.

— Оно тоже дело, — произнес отец. — Нынче любая работа, любое шило — в строку. А вот скажите-ка мне, ребята, долго ли еще над нами эта поганая власть издеваться будет? Сколько ж терпеть можно? Хуже татаро-монгольского нашествия. Фашисты так не мучили. А тут — вроде свои, русские.

— Ну-у, запел песню! — вмешалась мать. — Сам же и голосовал за него, за Борьку! И где это ты там русских углядел?

— Дурак был, — согласился батя. — Так скоро ли? Дожить-то успеем? Или уж все — конец. Капут полный. Партизанен — сдавайс, выходи по одному, руки за голову! Будет рашен аль нет? — любил отец слегка ерничать на ломаном немецком. Но говорил-то серьезно: по лицу видно.

— Не знаю, — нахмурился Игорь. — От нас самих не зависит.

— О! Я, я! Либер-унтер-мундер! — закивал Серж, вытаскивая из-за пазухи шнапс.

10

Из Москвы до Цюриха самолет летел около четырех часов. В небольшом чистеньком аэровокзале их встречал знакомый сотрудник русско-швейцарской фирмы, Саломатин. Только подняли руку — подъехало такси. Поскольку все в нем не уместились, Клим и Валера взяли следующее. Клим знал разговорный немецкий и английский, но Кононов прихватил его с собой в поездку не только как «толмача», а чтобы «оторвать» от Афганца и, возможно, в последний раз наставить на путь истинный. Иначе придется расставаться, выхода нет.

Саломатин, ошвейцарившийся руссак, сдержанно рассказывая о Цюрихе, привез их в отель «Сант-Готар», неброский, но по-домашнему уютный, с элементами русской культуры. Разместились в двух номерах, затем спустились вниз, в итальянский ресторанчик, перекусить. Утром ели макароны в Балашихе, вечером в Цюрихе — то же самое, но родительские, по-флотски, гораздо вкуснее. Потом немного погуляли по тихим улочкам, заглядывая в магазинчики, сфотографировались на фоне католического костела на набережной, но заходить внутрь не стали. Сделали кое-какие мелкие покупки: Клим приобрел часы, Валера — колечко для своей сестры-подростка, Серж — нож-бабочку из отличной стали, и Игорь — кожаный собачий ошейник, хотя у него не было никакого пса. Просто понравился. С металлическими заклепками-шипами, мягкий, упругий, фосфорицирующий в темноте, да еще и с серебристым колокольчиком — на сенбернара, не иначе. Такой и самому поносить приятно. Ладно, кому-нибудь подарит, в Москве. Когда-то они с Леной хотели завести собаку. Может потому и разошлись, что некому было их облаивать? Игорь гнал от себя мысли о Лене, если дать им волю — совсем раскиснешь. Очевидно, поэтому и согласился заглянуть вместе с ребятами в единственный в городе стриптиз-бар.