Читать книгу "Нежные годы в рассрочку - Анна Богданова"

– А я против того, чтоб ты с ним дружила! Что это ещё такое?!

– Но он хороший мальчик, мой одноклассник.

– А мне плевать, что он твой одноклассник! Дружи с Ирочкой – она приличная девочка из благопристойной семьи: папа инженер, мама – заведующая магазином. И учится она хорошо, не то, что ты!

– Мама! Но мы и дружим втроём!

– Что это за дружба такая?! – терялась Зинаида Матвеевна и мчалась в комнату сына – она не могла обойтись без его помощи. – Генечка, Аврора сказала, что они втроём дружат! – сообщала она первенцу.

– Хм, – думал тот с минуту, – так это ещё хуже! – И маманя опрометью мчалась обратно к дочери с готовым ответом:

– Аврора, так это ещё хуже!

– Что хуже?

– Втроём-то дружить!

– Почему?

– Почему, почему! По кочану! – раздражалась Зинаида Матвеевна – она не то что объяснить не могла, почему дружить втроём плохо, она сама не знала ответа на этот вопрос.

В школе над чувствами Лопатина и Гавриловой смеялись. Их дразнили «женихом и невестой», иной раз даже издевались – жестоко и бессердечно, как умеют дети, но Вадик не мог скрыть своей любви. Он не умел изворачиваться, врать. То ли потому, что в свои тринадцать-четырнадцать лет не успел этому научиться, то ли вообще по натуре был человеком открытым и честным. Его наивные, бесхитростные глаза Аврора Владимировна вспоминает и по сей день. Никогда в жизни не было у неё больше такого поклонника, как Вадик, и ни с кем не было подобных отношений. И даже теперь, в пятьдесят лет, она терзалась сомнениями, думая, что скорее всего Лопатин и был тем единственным и неповторимым мужчиной, созданным именно для неё и ни для какой другой женщины. Хотя случись их любовь позже, наверняка всё было бы совсем иначе. Глаза Лопатина стали б жестче, утратив тот свет, ту искренность и чистоту, которых Аврора никогда не видела позже ни у одного из своих кавалеров. Дети вырастают и теряют простодушие, непосредственность и невинность. Эти робкие, неумелые поцелуи в щёку, эти прямолинейные признания, эти порывы отдать любимому человеку всё – вплоть до содержимого копилки (!), это отсутствие влечения полов – лишь его туманное предчувствие и абсолютное незнание, что с ним, с этим влечением, делать... Вот чем отличается отроческая любовь от любви юношеской. В юности, когда желание, томление будоражат воображение, людям плевать на запреты. Они, бесшабашные и влюблённые, всё равно утолят это своё желание, сколько бы им ни запрещали и ни вставляли палки в колёса. Тут уж не до неуклюжих поцелуев в щёку!

А детство пролетает так быстро и незаметно, несмотря на то, что время в эти годы тянется медленно – намного медленнее, чем в зрелом возрасте. День кажется нескончаемым, думаешь, можно успеть всё на свете за каких-то двенадцать часов! Только спустя много лет понимаешь, что ничего-то ты не успел, что нужно было поступать так-то и так-то, дабы не расплескать попусту драгоценные минутки. Но... Но если б человеку была предоставлена возможность прожить свою жизнь несколько раз, вряд ли что-то изменилось бы – он снова и снова, с упрямством чухонской лошади, копировал бы предыдущую судьбу.

И вот, наконец, пятнадцатого мая наступил прощальный день. Вадик в честь этого события повёл Аврору с Иркой в кафе «Ромашка» есть мороженое. Он всё-таки расколол свою копилку, потратив деньги на угощение и коньки для любимой девушки.

– Лопатин! Ты что, собрался по асфальту в девчачьих коньках кататься! – завопила Ненашева, завидев «друга», отъезду которого радовалась от всей души.

– Это тебе, Аврошенька! – И Вадик, краснея, отдал ей коньки. Ах! Что это были за коньки! Чудо! Настоящие, женские! Белоснежные ботиночки, 35-го размера!

– Спасибо! Вадик! Ой! Ну, зачем же ты копилку-то разбил?! Спасибо! – В душе Авроры творилось что-то совершенно невообразимое – её переполняли радость, счастье вперемешку со смущением и даже с каким-то стыдом перед подругой. Но, несмотря на присутствие Ненашевой, Аврора не могла сдержать своего порыва – она вдруг обвила руками шею Вадика и расцеловала его в щёки.

– Кошмар! – фыркнула Ненашева и отвернулась – ей отчего-то тоже стало стыдно. – Какие нежности!

– Как она мне надоела, – шепнул Вадька Авроре на ухо – она засмеялась: уху было щекотно, и мурашки, опережая друг друга, побежали по всему телу.

– Лопатин! Мы пойдём в кафе? Или зажал? – укоризненно, с вызовом спросила Ирка.

– Пойдём, конечно. Почему зажал?

В тот день они объелись мороженого, а уж Ненашева просто дорвалась, перепробовав весь ассортимент: клюквенное, клубничное, с орехами, шоколадное, ванильное... В неё уже не влезало, но Ирка «проталкивала» его лимонадом и требовала ещё.

Было семь вечера, когда друзья вышли из кафе.

– Ир, я провожу Аврору, – Вадик будто просил разрешения у неё, боясь, что та, как обычно, увяжется за ними.

– Да провожай, мне-то что! Я домой пойду! – недовольно отозвалась Ненашева.

– Ир, пока.

– Ир, он ведь уезжает! Ты бы хоть попрощалась! – заметила Аврора.

– Пока, Лопатин, – выдавила Ирка, думая про себя: «Наконец-то! Скатертью дорожка!» – Успехов тебе, Лопатин! – крикнула она напоследок и, икая, пошла домой. На следующий день Ненашева в школу не явилась – она заболела ангиной.

– Как хорошо, что она ушла! – с облегчением вздохнул Вадик и взял Аврору за руку.

– Мне так жаль, что ты уезжаешь! – воскликнула она, и столько боли, столько печали и тоски было в её голосе.

– Мне тоже. Хорошо, если б ты могла поехать со мной. Вот если бы мы были взрослыми... – мечтательно проговорил Вадик. – Ты бы тогда поехала со мной?

– Хоть на край света! И почему, почему всегда получается всё не так? – Если б на месте Авроры в тот момент была Зинаида Матвеевна или Авдотья Ивановна, то они, несомненно, заголосили б: «Чего хорошего, дак помалу, а плохого дак с лешего!»

– Не знаю. Наверное, всё выходит правильно, только мы об этом не знаем.

– Как же мы с Иркой... То есть, как же я теперь буду жить-то без тебя? – отчаялась Аврора, подбородок её задрожал, и она отвернулась.

– Только не плачь, Гаврик! Слышишь? Не плачь! – Вадик теребил её за руку. – У меня была бабушка. Я очень её любил. Знаешь, она всегда угощала меня шоколадными конфетами и называла касатиком. Что такое – касатик, я до сих пор точно не знаю, знаю только, что это слово обозначает что-то очень хорошее и любимое. И вдруг она умирает. Неожиданно. От сердечного приступа. Я так плакал! Ужасно плакал. Но потом мне пришла в голову мысль – а что, если там, куда она ушла, намного лучше, чем здесь? Ведь никто этого не знает, правда? Может, Земля – это самое плохое место во Вселенной? Это ведь возможно? И я перестал плакать и начал радоваться за неё.

– И что? – удивилась Аврора.

– И ты радуйся. Не плачь, что я уезжаю. Может, в Мурманске намного лучше, чем тут.