Читать книгу "Крысоlove - Ева Пунш"

– Сереж, не надо так.

Вынула из сумки три апельсина, положила на тумбочку. Дома Виктор и не заметил, когда она успела их прихватить. Любая еда из ее рук появлялась совершенно неожиданно и безо всяких хлопот.

– Витя, выйди-ка! – попросил вдруг Сергей.

Виктор вышел за дверь, решив, что Сергей хочет побеседовать с Асей без него, но он почему-то вышел вслед.

– Это я с тобой хочу поговорить,– объяснил.– С ней уже не о чем.

– Ну?

– Да что «ну»?! Я и так вижу, ты с ней спал. Ты, дружок, поберегись. Вряд ли она тебе по зубам.

– Я ее есть не собираюсь,– огрызнулся Виктор. Разговор был ему неприятен. Если Сергей сейчас снова начнет говорить про Асю гадости, то по зубам скорее всего достанется ему.

– Она изменилась. Очень. Я просто вижу, что это уже не моя женщина,– объяснил Сергей.– Ты что, сам не замечаешь, она на тебя становится похожа, как щенок у хороших хозяев. Спокойная такая, тихая, молчит. Мне аж страшно.

– Утомил ты со своей мистикой,– ответил Виктор, хотя, конечно, ему приятно слышать, что Ася с ним другая, не такая как прежде, не такая, как была с Сергеем или еще с кем-то.

– Но ты понимаешь, что ее там видели?!

– Да, понимаю. Тебя там тоже, кстати, видели, и ты один из всех остался жив.

– Ты тоже. Пока.

– Это в каком смысле – «пока»?!

– В буквальном. Пока-пока. Разговор окончен.

Сергей вернулся к себе в палату, где его ждала Ася. Но она выскочила оттуда моментально, посмотрела Виктору прямо в глаза, сказала опять с той же интонацией, что и утром:

– Поехали!

– Тебя там видели,– сказал ей Виктор в машине.

– Я знаю,– ответила она.

– Ты там была?

– Да, конечно, ты же сам говоришь, что меня там видели.

Они подъехали к ее дому. Она вышла и молча отправилась к двери. Виктор плелся за ней, не зная сам – зачем, но повернуться и уйти – он не мог.

Поднялись в квартиру, и вот только тут – в своем доме – Ася вдруг расплакалась, даже не расплакалась, а разревелась. Слезы ливнем хлынули.

– Все умерли, все умерли, все умерли...– твердила она. А маленькая андалузская собачка, запрыгнув к ней на колени – слизывала слезы.

Виктор себя чувствовал лишним, совсем лишним, но и уйти он не мог.

Он переминался с ноги на ногу в прихожей и ждал, когда закончится этот ливень.

Потом она обернулась к нему и тихо сказала:

– Останься, пожалуйста! – и добавила виновато.– Я больше так не буду.

И он остался.

– Но все-таки, тебя видели там.– Продолжить этот разговор он решился только на следующий день, и только после завтрака.

Его удивляло, что она сама не заговаривает о погибших.

– Да, у меня там дом, я там часто бываю.

– Дача? – переспросил Виктор.

– Ну почему же дача, я говорю – дом. Обычная такая деревенская изба. Я тебя отвезу туда, потом.

Само словечко «потом» – зацепило Виктора, ему хотелось думать и верить, что у них много еще будет этого «потом», тем не менее – тяжелый разговор стоило довести до конца. Выяснить сейчас все и сразу.

– И что ты там делала?

– Гуляла с Цахесом,– кратко ответила Ася.

– Просто гуляла?

– Виктор, ты хочешь узнать, виновата ли я в смерти Николая и Макса?

– Ты не виновата,– быстро перебил он ее.

– Виновата,– она смотрела ему в глаза.– Я желала им смерти, потому что они бросили меня. Но я не убивала их. Если они сами ушли от меня – то для меня они уже умерли. Они дали мне все, что могли, а потом бросили. И взяли, что могли.

– Но Сергей говорил...

Ася не дала ему закончить фразу.

– Что говорил Сергей – я могу представить. Роковая женщина, инфернальная шлюха, меняет мужчин как перчатки, спокойно пройдет по трупам и не оглянется. Ревнивая, мстительная, злобная, взбаломошная.

– Это не так...– Виктор и сам не понял своей интонации, что-то полувопросительное, скорее, чем утверждение, но ему хотелось, чтобы Ася сама ему сказала, что нет, это не так, что Сергей придумывает, наговаривает, очерняет. Если Ася это скажет сама – ей он поверит, он вообще всему поверит, что она скажет.

– Нет, это не так. Я скорее теряю мужчин, как перчатки. Они все бросили меня,– тут Виктор понял, что она сейчас опять расплачется, растечется весенним ливнем, бросился к ней, обнял, начал утешать, умывать, убаюкивать и слушать, слушать, слушать – ее сбивчивую историю – историю маленькой детдомовской девочки, которую все бросили и никто не любит.

**/**/2008 lina write:

вместо живота – впадина, а под ним вообще – пропасть, щель, бесформенная дыра без краев.

ты таешь от мужских прикосновений – и это не метафора. таешь, растекаешься, становишься податливой на краткий миг, когда тебя можно начинать лепить. если упустить этот миг, совсем растечешься, как прошлогодний снег, как вчерашнее мороженое.

для тебя любовь – означает единственное желание – полностью раствориться и исчезнуть.

не владеть, не обладать, не созидать, не созерцать.

чтобы просто тебя не стало.

любовь для тебя крайне разрушительное чувство.

не дает ничего. так ведь и не берет.

не брать и не отдавать.

ты хочешь только, чтобы тебя не стало. ты охотно принимаешь всё – любую позу и любую форму. без метафор.

никакие человеческие отношения с объектом любви невозможны.

русалочка превращается в морскую пену,

снегурочка растекается грязной лужицей.

ты зачем-то продолжаешь существовать между двух ипостасей – лягушкой и царевной.

и тебя спасти – это от тебя отказаться, заморозить для завтрашнего дня, отойти в сторону. уйти и оставить.

**/**/2008 lina write:

любовь не входит в принятый список жизненных ценностей: семья, дом, здоровье, работа, успех, творчество, деньги, карьера, гендерная востребованность, свобода – и прочее (я плохо разбираюсь в принятых жизненных ценностях, только точно знаю, что любовь в этот список не попадает).

любовь – довольно неприятная штука – она обесценивает весь этот список, но ничего не дает взамен.

я вообще, совсем, совсем о другом. я о том – чем любовь отличается от эгоизма.

любовь – это не собственничество, но и не жертвенность.

я где-то прочла, что эгоист даже позволит другому человеку быть счастливым, если этим счастьем тот будет обязан ему