Читать книгу "Страшная сила - Дия Гарина"

– Инициация в смысле – посвящение? – Припомнился мне примерный перевод этого слова. – Вы собираетесь повысить кого-то из послушников до звания полноценного брата?

– Не совсем, – усмехнулся Бекетов, и метнул в меня косой взгляд. – Да вы сами сейчас все увидите. Я решил начать церемонию чуть раньше. Тем более что все послушники уже прибыли. Следуйте за мной.

Я тащилась позади Великого гуру, на чем свет стоит проклиная демоническую маску. Как и все маски, она была жутко неудобной, и постоянно норовила съехать с моего мигом вспотевшего лица. Хорошо, что макияж я уже смыла. Причем с неделю назад. Идти на пресловутую церемонию мне совершенно не хотелось. Зачем я здесь? Ведь это бесполезно. Все бесполезно. Мне не только не вытащить отсюда Хуана и Элю, мне даже увидеть их не удастся. Смешно было бы ждать, что меня проведут мимо зарешеченной комнаты, в которой из угла в угол слоняются похищенные. Вся моя поездка сюда была авантюрой с самого начала, конвульсией больной совести. На счастливый случай понадеялась! Ха! Опомнись, Ника, тебе везет как утопленнику. Он конечно всплывет. Но только после того как…

– Вот мы и на месте. – Голос Великого гуру выдернул меня из рефлексии.

Мы стояли перед выкрашенной белой краской железной дверью. На этот раз – гостеприимно распахнутой. Откуда-то из глубины доносилось стройное пение многих голосов. Мы миновали еще один коридор, двигаясь по которому я, вопреки рассудку, крутила головой в поисках возможной тюрьмы Хуана и Эли. Но так ничего и не выкрутила. Ни одной двери нам на пути не попалось. Еще несколько метров, и мы вошли в освещенный все теми же лампадами зал. Нет, вру. То есть не вру – размеры помещения были более чем внушительны, и могли поспорить с любым школьным спортзалом. В футбол здесь, что ли, собирались играть? Но назвать это залом язык не поворачивался, и все из-за непривычно низкого потолка. Точнее потолок был нормальный. Обычные два с половиной метра. Но, по сравнению с большой площадью, он казался непропорционально низким, и почти физически давил на меня.

Остальным присутствующим на это было глубоко наплевать. «Белозерское братство» сидело на коленях и, монотонно покачиваясь, пело какой-то гимн. Но даже при полном отсутствии эха (виноват низкий потолок и деревянная обшивка) разобрать не удавалось ни единого слова. Великий гуру прошествовал по оставленному для него проходу в дальний конец зала, и воссел на единственное кресло, водруженное на невысокий подиум. И поманил меня за собой. Взобравшись на ступеньку, я встала по правую руку от Великого гуру, гадая, чем вызвана подобная честь.

Бекетов три раза хлопнул в ладоши, и следом за нами, по оставленному проходу, мимо ничего не замечающих белорубашечных братьев и сестер, заскользили багровые тени. Двенадцать послушников в демонических масках выстроились по обе стороны от подиума. Зрелище, надо сказать, впечатляло. Раскачивающиеся волны братьев, застывшие в молчании темно-красные фигуры послушников, и совершенно «цивильный» Великий гуру – все казалось мне каким-то вымученным сном. Не кошмаром, а бесконечно тянущимся, надоевшим сном. Таким, когда хочется скорей проснуться. В общем, спектакль под названием «Заседание тоталитарной секты» мне предлагали высококачественный. Актеры и режиссер подобрались на славу. Но чего-то не доставало. Вернее, кого-то. И я решилась шепотом спросить у Великого гуру:

– Простите, а где ваши лакшми? Они не допускаются на церемонии?

– Откуда вы знаете про лакшми? – Немедленно повернулся ко мне Бекетов, и я прокляла свой длинный язык.

– Мне сказали, что по городу вы всегда ходите в окружении четверки телохранительниц, которых называете своими «лакшми», – затараторила я, кляня себя за промах. Еще бы чуть-чуть, и Великий гуру засомневался бы в моей журналистской принадлежности.

– Все верно, – важно кивнул Бекетов. – Мои дорогие лакшми. Вы увидите их совсем скоро. Без них обряд инициации невозможен. Потому что инициироваться сегодня будут не просто послушники. Мои лакшми не железные, и нуждаются в смене. Или, хотя бы, в отпуске.

По мановению руки Великого гуру пение прекратилось, и в зале воцарилась благоговейная тишина. Такая, что я запросто смогла расслышать шаги, доносящиеся из коридора. Легкая на помине четверка телохранительниц Великого гуру устремилась к своему повелителю, выделяясь из бело-красного окружения траурными черными балахонами. И каждая «лакшми» вела за руку послушника. Верней, послушницу. Убедиться в этом мне не помешали ни просторные хламиды, ни скрывающие лица маски.

Подведя послушниц к креслу Великого Кеши, «лакшми» помогли им опуститься на колени, а сами застыли без единого движения, прямые и напряженные, как опоры ЛЭП. Судя по поджатым губам, происходящее не слишком нравилось им, и от необходимости сдавать смену четверке новых фавориток они были явно не в восторге. Стоило только послушницам опуститься на колени, как грянул торжественный гимн, и откуда-то сбоку вывернулся брат Сергей, держа на вытянутых руках небольшой серебристый (а может даже серебряный!) поднос. На подносе, как и полагается, стояла большая чаша (похоже, тоже серебряная), до краев наполненная вином. И, судя по разлившемуся по залу аромату, совсем неплохим.

Великий гуру поднялся с кресла, и разразился такой возвышенной и проникновенной речью, что мой дар речи безвозвратно пропал. Я даже не подозревала в нем такого ораторского искусства, и такой мощной, почти физически ощутимой привлекательности. Казалось, что рядом со мной стоит совершенно другой человек, способный убедить кого угодно, и в чем угодно. В том числе – совершить затяжной прыжок с Останкинской телебашни. Естественно, без парашюта.

Хотя, в сущности, вся речь его сводилась двум пунктам. Во-первых: его бесценным лакшми срочно нужна смена. А во-вторых: девушки, которые со временем станут его новыми телохранительницами, должны очиститься от греховных помыслов, и принадлежать Великому гуру душой и телом. С телом все было более-менее понятно. Бекетов пояснил, что всю сегодняшнюю ночь он посвятит наставлению юных сменщиц на путь истинный. Вот это да! Силен мужик. Прям как в поговорке: восемь девок – один я.

Нет. Все-таки не восемь, – четыре. Верные «лакшми» так горько поджимали губы, что сразу было понятно: сегодняшняя ночь принадлежит не им. Что-то шевельнулось в моей душе. Когда четыре справные телки, или, вернее, тигрицы так убиваются из-за отлучения от тела Великого Кеши, то что-то в нем, безусловно, есть. Если, конечно, Бекетов не обработал их гипнозом и не напоил приворотным зельем.

Как относятся послушницы к заманчивой перспективе стать следующими «лакшми» Великого гуру, оставалось неясным. Много ли можно понять, разглядывая неподвижные маски, вместо симпатичных девичьих лиц. В том, что послушницы как минимум хорошенькие, я не сомневалась. Судя по нынешним телохранительницам, вкус у Иннокентия Семеновича очень даже не плохой. Неожиданно мне захотелось взглянуть ему в глаза. Что я собиралась там увидеть? Еле сдерживаемую похоть? Холодный презрительный блеск? Упоение властью? Не знаю. Я просто хотела заглянуть в его чуть прищуренные зеркала души и, словно повинуясь моему желанию, Бекетов резко развернулся в мою сторону. Я вздрогнула. В неярком свете развешенных по залу лампад глаза его утонули в угольной черноте кровоподтеков и на мгновенье, – мне почудилось, будто я смотрю в глазницы ухмыляющегося черепа.