Читать книгу "Сосед по Лаврухе - Надежда Кожевникова"

Началась травля. В ней участвовали по долгу службы и из личного энтузиазма. Раздавались анонимные звонки, приходили письма. Видимо, поведение Алиханова, его независимость представляли угрозу для существования многих, и они, сплотившись, решили защищаться, то есть нападать.

Жена Алиханова сумела не допустить кровопролития. В ее сопровождении Алиханов приехал в Министерство среднего машиностроения, к Славскому, и подал заявление об уходе с поста директора ИТЭФ. Жить ему оставалось недолго. Но и мертвому ему не прощалось. Он испортил отношения с теми людьми, от которых зависели такие вещи, как похороны. Похороны пришлось пробивать. Люди, способные мстить и мертвому, возражали, чтобы к прощанию с академиком получили доступ все, кто хочет. Предполагалось панихиду провести в ИТЭФе, закрытом учреждении, куда так просто не проникнешь, надо иметь пропуск, который разглядывают в четырех проходных. Вот этого и хотели.

Быстро, тихо, погрузить в автобус и увезти.

Не получилось. Но зато потом кое в чем явно преуспели. Недавно я смотрела по телевидению новый документальный фильм об атоме, об ученых, работающих в этой сфере, советских и американских, с множеством подробностей, уточненных в последние годы — об Алиханове ни слова. Вероятно, без умысла. Просто так принято стало уже думать, верить, не сомневаться, что Алиханов в тех делах не участвовал. Его там не стояло, по выражению Ахматовой.

Что же осталось, уцелело? Из прежнего дома семью выселили, предоставили, правда, приличную квартиру. Прекрасная библиотека, картины висят — великая нынче ценность. Удача? Скорее справедливость. Ведь приобретались они в основном, чтобы художнику помочь, поддержать его и морально, и материально. Для этого же в своем кругу подыскивались заказчики: так Сарьян написал портреты Курчатова, Андроникова. Все происходило естественно — естественность всегда отличала этот дом.

Я попала в него впервые в детстве. С дочерью Алиханова Женей мы учились в школе, сидели за одной партой десять лет. Она стала замечательной скрипачкой, примариусом квартета, побеждавшего на международных конкурсах.

Но главное, Женя, Евгения Алиханова, каждой клеточкой впитала дух своей семьи. И в деле, и в жизни она — дочь Абрама Исааковича Алиханова.

1990 г.

Хор ангелов доносится с земли

Говорят, что помимо многих даров, отпущенных Александру Александровичу Юрлову природой, у него были еще редкостные дипломатические способности.

Выражаясь определенней, когда что-то запрещалось, он не отступал, шел к начальству, в «инстанции», уговаривал, убеждал. Это считалось нормальным в условиях, когда все — нельзя. Без умения пробивать талант мог погибнуть в безвестности, что, как мы знаем, и случалось. Гибли идеи, открытия запаздывали, целые пласты науки, искусства загонялись в подполье, гноились в безвестности. Вот и старинная, древнерусская музыка оказалась под подозрением как пособница религии. Бортнянский, Ведель, Титов, Фомин, Березовский — их просто вычеркнули из нашего культурного наследия. Это было равнозначно тому, как если бы у нас отняли Рублева, на что, впрочем, тоже посягали. И остались бы мы нищие, голые, обобранные уже во всех смыслах.

Поклонимся же тем. кто наше богатство, нашу культуру отстаивал. Поклонимся Александру Юрлову — именно он нам наше музыкальное прошлое вернул.

Когда в середине шестидесятых в Большом зале Московской консерватории впервые после длительного перерыва в исполнении Академической хоровой капеллы под управлением Юрлова зазвучали произведения русских композиторов XVII–XVIII веков, впечатление было ошеломляющее. Даже специалисты, те, кто с этой музыкой был знаком, брал ноты (кстати, не без оглядки) в библиотечных запасниках, от живого исполнения дрогнул. То было незабываемое ощущение корней, истоков, щемящее и возвышающее. Зал встал.

Встал, приветствуя не только качество исполнения, высочайшее, но и сознавая, угадывая, что концерту предшествовало, какие были положены силы, прежде чем сцену Большого зала заполнил хор и вовсю мощь грянуло крамольное обращение: Господи!

«Господи»… По залу прошел трепет. Это был не религиозный экстаз, а чувство раскрепощения. Когда смело, во всеуслышание произносится запретное, дышать становится вольней и возвращается, восстанавливается человеческое достоинство, уважение людей к самим себе. Поэтому выступление тогдашнее Юрлова никогда не изгладится.

Конечно, главным была музыка, но если из лицемерных идеологических соображений переиначивался текст, страдал замысел, и — что самое главное — людей унижали. Оглупляли, оскорбляли недоверием народ, отрывали его от той почвы, на которой он возрос, из которой черпал сипы. «Перекройка» сознания, психологии проводилась так поспешно и жестоко, что кроме уродства и нельзя было ничего ожидать.

Свобода, как талант, либо есть, либо нет. Ограниченной свободы не бывает. Когда кому-то что-то не дозволяют, значит, удавка уже заготовлена, и в любой момент может оказаться и на вашей шее. Антирелигиозная пропаганда, начавшись наступлением на верующих, на служителей культа, распространилась и вширь и вглубь, и ни одна область культуры, искусства не осталась не задетой. А поскольку музыка Древней Руси, да и произведения XVII–XVIII веков, хоровое пение, являлись неотъемлемой частью ритуала богослужения, они целиком легли под нож.

Это вроде бы уже в прошлом, и теперь, когда в церквах народу больше, чем на театральных премьерах, незачем вспоминать былые гонения? Но, как известно, рушить легче, чем строить, и от причиненных варварством уронов нескоро выздоравливают. А от ханжества избавляться еще труднее. Недавно была я на концерте, где исполнялся квартет «Семь слов Христа» Гайдна, а в программках было напечатано — «Семь слов»… Пустяки? А когда на пластинке, выпущенной тоже сравнительно не так давно фирмой «Мелодия», части «Литургии» Рахманинова (дирижер Владимир Минин) названы туманно, стыдливо хорами? А незабвенный памятник эпохи — «Всенощные бдения» Рахманинова, записанные оркестром под управлением Свешникова, где ни единого слова не разобрать, потому что иначе пластинка просто не была бы выпущена? А знаете ли, что существовал автор, по фамилии Машицын, переписывавший на современный лад, в современном «ключе», тексты божественного содержания, и только так, контрабандой, мог проскочить из ХVIII века в наши дни, например, Максим Сазонович Березовский, обладающий, по признанию современников «совершенно особенным дарованием, вкусом и искусством композиции в самом изящном церковном стиле».

Иной раз думается, что ради того, чтобы главное сохранить, можно пойти на какие-то уступки, пожертвовать немножко поэзией, немножко философией, немножко музыкой, ну и взглядами, чуть-чуть. Но отступать, как выясняется, легко, а чтобы утраченное получить, завоевать вновь — жизнь кладется, и не одного поколения.

Александр Юрлов положил жизнь, чтобы вернуть то, что нам, нашему народу, нашей нации принадлежало. Это оказалось очень тяжким, отнимало все силы. Если бы он только репетировал, дирижировал, гастролировал, но приходилось все время что-то улаживать с начальством, уговаривать, убеждать.