Читать книгу "Дорога на Вэлвилл - Т. Корагессан Бойл"

– Куда едем?

– Ты что, оглох? – повысил голос Оссининг. – Яхт-клуб «Гогуок». И давай пошевеливайся. У меня неотложное дело.

Извозчик слегка развернулся, так что стал виден его профиль.

– Не хрена там делать, – повторил он.

Чарли потерял дар речи от злости, а гном тем временем продолжал:

– Никто туда не ездит в это время года. Там все замерзло. Ага. Я там аж с сентября не был.

– Но яхт-клуб – там на сегодня назначен завтрак.

– Какой, к черту, завтрак. Там ничего нет, один сарай с лодками. Да и тот заперли на зиму. Кому сейчас придет в голову заниматься греблей? Этакой холодрыги уж лет двадцать не было. – Извозчик приподнял шляпу, чтобы поплотнее закутаться в шарф, на мгновение обнажилась розовая блестящая лысина. – Разве что Стеллрехту.

– Вот-вот, Стерллрехт, – обрадовался Чарли. – Именно. У меня сегодня в яхт-клубе назначена встреча, с ним и с моим… – как бы обозвать Бендера? – и с моим компаньоном. – И, неожиданно для самого себя, выпалил: – Нам бумага нужна.

Теперь гном повернулся всем корпусом и уставился на Оссининга. Потер грязным пальцем глаз, снова откашлялся.

– Она всем нужна, – сказал он. – Дайте-ка, я угадаю: вы затеваете бизнес по производству готовых завтраков, правильно?

Дорога до озера Гогуок заняла двадцать минут. Сначала они ехали по зажиточным кварталам Бэттл-Крик, по мощеным мостовым, над которыми висели телефонные кабели и трамвайные провода, вдоль улиц возвышались трех– и четырехэтажные каменные дома. Закончился же маршрут на выстуженной равнине, возле черных пугающих вод. Жизни здесь было не больше, чем на каком-нибудь безымянном озере, затерянном среди просторов Аляски. Озеро замерзло не полностью, и по воде пробегала зловещая рябь, навевавшая думы о гибели в темной пучине. Эта местность не была похожа на Вестчестер с его безмятежными прудами и размеренно жующими коровами – это был самый настоящий Запад, и вид озера Гогуок с его примитивным равнодушием ко всему и вся довел сей факт до сознания Оссининга яснее, чем любые ландшафты, вид на которые открывался из окон экспресса «XX век лимитед».

Да, угрюмое местечко, ничего не скажешь. В первую же секунду, как только они здесь оказались, Чарли понял, что совершил ошибку. Но он был слишком упрям, чтобы признать свое поражение, и, кроме того, все равно придется выкладывать по меньшей мере пятьдесят центов, так что лучше уж было прокатиться до самого конца. Поэтому, когда извозчик натянул поводья и оглянулся (с таким лицом, словно собирался сказать: «А я что говорил?»), Чарли коротко рявкнул:

– К яхт-клубу.

Не было никакого сельского домика. Не было никаких официантов. Не было ни огня, ни еды, ни тепла. Яхт-клуб «Гогуок» представлял собой длинное белое дощатое здание, которое вполне можно было бы принять за склад или магазин, если бы оно не располагалось у воды. Чарли вылез из кэба и подергал дверь. Окон в доме не имелось, на двери висел замок. Чарли постучал без всякой надежды. Подождав немного, извозчик поинтересовался:

– Ну, что теперь, парень?

Хороший вопрос. Если Бендера здесь нет – а яснее ясного, что ни один человек, находящийся в здравом уме, сюда не забредет, – тогда где он? И зачем ему понадобилось врать?

Съежившись на сиденье, Чарли достал из кармана записку Бендера и перечитал ее. Вот, пожалуйста, черным по белому: «Уехал в яхт-кл. Гогуок на завтрак со Стеллрехтом». И тут Оссинингу пришло в голову: а может, яхт-клуб «Гогуок» имеет другое помещение для деловых трапез, кроме этого громадного сарая на озере – холодного, негостеприимного, леденящего душу и тело. Где-нибудь в Бэттл-Крик, например. Чарли чувствовал себя полнейшим идиотом. Но тут его взгляд упал на вторую половину записки Бендера: там значился адрес фабрики, какая-то Верона-Уоттлз. Еще не все пропало! Теперь он знает, куда ехать, знает, как дальше действовать.

– Слушай, приятель, – обратился он к вознице, высунув голову в окошко. – Ты знаешь такое место – Верона-Уоттлз?

Гном еще больше согнулся на своем сиденье. Лошадь шмякнула оземь куском навоза и вздрогнула. Воцарилась тишина, лишь ветер шумно трепал деревья да вода билась о берег. Наконец извозчик разомкнул уста.

– Я знаю Верона-авеню, – не оборачиваясь, проговорил он. – Я знаю Уоттлз-лейн. Это будет вам стоить еще двадцать пять центов помимо того, что вы мне уже должны.

Хотя Оссининг был уверен, что поступает правильно, и ужасно злился на расточительность Бендера, ему крайне не хотелось транжирить деньги – а уж в особенности деньги миссис Хукстраттен. Да, сказал себе Чарли, он – холодный, циничный, жестокий и расчетливый делец, выколачивающий из богачей деньги, но миссис Хукстраттен всегда была добра к нему, и Оссинингу искренне хотелось поступить честно, до последнего цента вернуть вложенные ею деньги. Разумеется, после того как ему повезет и он разбогатеет. С другой стороны, ему так хотелось действовать, он просто рвался сделать что-нибудь – лишь бы компания поскорее заработала и начала приносить прибыль. Чарли и мысли не допускал, что может побитым псом вернуться к миссис Хукстраттен без денег, без компании, без богатства. И он громко сказал, стараясь перекричать ветер:

– Поехали!

Когда они добрались до старой фабрики «Мальта-Виты» на углу Верона-авеню и Уоттлз-лейн, уже сгустились сумерки. Шесть лет назад компания «Мальта-Вита» имела грандиозный, но кратковременный успех: она взяла гранозные хлопья доктора Келлога, подсластила их ячменно-солодовым сиропом и получила патент на изготовление нового продукта. Парочка пришлых дельцов (ребята вроде Гудлоу X. Бендера и Чарльза П. Оссининга) переманили келлоговского пекаря, потратили кучу денег на рекламу – и в скором времени у них уже имелось пять огромных мобильных печей, работавших бесперебойно круглые сутки. Публика оказалась вполне готовой к восприятию хлопьев. Уставшие от овсяной каши, отрубей, вредоносной солонины, кукурузных лепешек и оладьев потребители, к тому же пресытившиеся рекламой «Мальта-Виты», сочли, что новый продукт вполне питателен, высококачественен, гигиеничен и предельно прост: берешь коробку, высыпаешь хлопья, заливаешь молоком и ешь. Успех был оглушительным. Новоявленные бизнесмены открыли вторую фабрику в Торонто; они гоняли свои хрустящие пшеничные хлопья ящиками, вагонами и пароходами в Мексику, Францию, Германию, Норвегию, Чехословакию. Но вскоре парочка продала свою фирму – весьма задорого, – и качество хлопьев значительно понизилось. Пекарь Келлога тоже куда-то ушел, в очередной раз соблазненный большими деньгами. И производство пошло вкривь и вкось. Хлопья начали покрываться плесенью, приобрели прогорклый вкус, стали портиться. И в образовавшуюся брешь стремительным потоком хлынули «Виноград и орехи», «Манна небесная», «Норка», «Триабита», «Черо-Фруто», «Морские яички» и еще сорок сортов других хлопьев.

Что же до Чарли Оссининга, то он несколько опоздал.

Чарли вышел из кэба и медленно обошел разрушенное здание. Как могла фабрика за несколько лет превратиться в такие развалины! Когда-то это была настоящая крепость: внушительные кирпичные стены, крепкая сводчатая крыша, а ныне остались одни руины. Даже с улицы было видно, что б здании случился пожар: оконные рамы обуглены, повсюду валяются обломки обрушившейся кровли. Дверей как таковых не имелось, окна зияли пустыми глазницами, деревянные перекрытия или безнадежно обгорели, или были растащены. Здание не было приспособлено для жилья, но все эти годы заброшенности и запустения в нем находили приют люди – нищие, бродяги, безработные, а во время индустриального бума 1902–1903 годов – и работяги, которым не досталось квартир. Все они оставили после себя следы жизнедеятельности. Повсюду валялись аптечные склянки, консервные банки, кости, обрывки газет и журналов, а также более серьезные предметы обихода: стиральная доска, письменный стол с проломанной столешницей и без ящиков, ботинок, носок, остов зонтика. И под всем этим лежал густой слой битого стекла.