Читать книгу "Моя жизнь как фальшивка - Питер Кэри"

– Сколько вас всего, старина, в вашем маленьком семействе?

Зачем лгать? Я сказал ему: нас трое.

– Замечательные у твоей жены глаза.

– Не жена она мне, – ответил я. И с чего Слейтер вздумал отвешивать комплименты? Глаза у нее безумные. Вы видели? От такого взгляда свинец плавится.

– Значит, у нее есть дочь?

– У меня есть дочь, – уточнил я.

– И где же она? Почему я с ней не знаком? Вроде как промежду прочим, мем.

– Познакомь нас, – говорит.

И тут я понял, ради чего он пришел. Не ради костюма, а чтобы я продал ему дочь.

– Нет, – сказал я, – они обе этого не любят.

– О чем ты, старина?

– Они не знакомятся.

Я и близко не мог подпустить его к дочери, но не оставаться же без костюма – вот я и просил мастера сшить побыстрее. Он обещал вторую примерку – считай, готовый костюм – в тот же день. Я думал, я все предусмотрел, мем. Назначил примерку как раз на то время, когда дочка приходит из колледжа. Но, как назло, это был вторник, а я совсем забыл, что по вторникам занятия кончаются рано.

Она чуть помедлила на пороге. Свет бил из-за спины – она казалась ангелом с крыльями. Слейтер поднялся навстречу. Он казался совсем стариком, мем, но страшно властным, сильным – не знаю, как объяснить. И она – в расцвете красоты, юная кожа, ясные глаза. Слейтер смотрел прямо на нее и видел ее мать – как иначе? Те же глаза, скулы, рот, да и походка.

Дочка увидела его, но откуда ей было знать, кто он такой? Она подобных людей в жизни не видывала. Вот она и ответила на его улыбку. И тут он поклонился, да так вычурно, мем.

– Полагаю, мы были знакомы с вашей матерью, – сказал он.

Дочка повернулась и убежала наверх. Я возился с ремонтом в мастерской – но не мог же я оставить Слейтера наедине с его паскудными фантазиями.

– Ты помнишь-ла ее? – окликнул я Слейтера. – Мать? Ты говорил о ней раньше. О Нуссетте.

– Ну да, – ответил он. Так нагло, мем. Завзятый Дон Жуан. А что он мог о ней знать? Такой вот он самоуверенный.

– Один день, одна ночка, – напомнил я ему. – Немного успел узнать, а?

Я был зол, и он это видел, однако подошел ко мне, лавируя между велосипедами.

– Послушай, старина, – заговорил он. – Я должен за что-то попросить прощения?

– За что-то! Чхе! Еще бы, ты спал с ней. Думаешь, я не знаю? Она была дурной женщиной.

– Всего одну ночь, старина.

Но я не это имел в виду, когда назвал ее дурной женщиной. Чего ради она переспала с ним, мем? Слейтер – романтик, тщеславный дурак. Он понятия не имеет, как его использовали. Я решил: пора ему узнать, что это была за женщина.

С этими словами Чабб извлек очередной сверток и, неуклюже размотав его, предъявил мне пластиковую папку с пожелтевшей газетой. На первой странице – фотография молодого Кристофера Чабба в тогда еще новом костюме.

– Вы это показали Слейтеру?

Он покачал головой:

– К чему? Вы переверните.

На обратной стороне я сквозь пластиковую упаковку разглядела заголовок: «"Санди Телеграф", 4 июля 1952 г. ОТЕЦ "ПРОПАВШЕЙ МАЛЮТКИ" ОБВИНЯЕТСЯ В УБИЙСТВЕ».

– Черт! – пробормотала я

– Вот именно, мем. Не знаешь, как жизнь обернется.

28

Я вроде бы уже упоминала вторую свою поездку в Австралию, в 1975 году, когда я приложила все усилия, чтобы отыскать Роберта Маккоркла в «Реестре рождений, смертей и браков». Трижды мне казалось, будто я напала на след. Но – увы. Не легче было найти и Нуссетту Марксон. Она знала, что я разыскиваю ее, но я получила лишь уведомление от ее адвоката, задиры с Кингз-Кросс по имени Боб Гамильтон: если я попытаюсь «рыться в прошлом» мисс Марксон, меня ждет расправа – судебная или попросту физическая, он не уточнил. Мисс Марксон, как он выразился, – общественная фигура, друг и доверенное лицо известных политиков и художников. Еще я выяснила, что ей принадлежал модный ресторан «Нуссетта», но за год до моего приезда в страну она его продала. Вот и вся информация. Псевдонаивные автопортреты владелицы все еще висели на стенах ресторана, сквозь корку бог знает скольких лет проступали огромные глаза и щедрый рот – мне претила откровенность, с какой эта женщина подчеркивала свою желанность.

Другая женщина в жизни Чабба, его мать, умерла в апреле 1960-го. Больше ничего о ней разузнать не удалось, так что через эту историю она пройдет, как давно угасший пожар, оставивший лишь следы на стволах обожженных деревьев.

Она вышвырнула мужа из дому – почему она так поступила, даже ее сын не знал. Миссис Чабб работала в перчаточном отделе «Дэвида Джонса»[69], и умерла, имея десять фунтов и пять шиллингов на банковском счете. Много лет спустя, в Куале-Лумпур, сын все еще кипел негодованием, вспоминая ее крохоборство, мисочки с остатками пищи в холодильнике на керосиновом движке. Он словно не замечал, как въелись в него самого ненавистные привычки: когда он живописал свое аскетическое прозябание в Четсвуде, единственный стул, единственный набор столовых приборов, дух захватывало – до какой же степени человек не осознает себя.

Нуссетта была ослепительно, потрясающе другой – экзотическая, беззаботная, бесстрашная, расточительная. Сколько бы Чабб ни твердил, что не был влюблен, он, конечно же, восхищался ею и теми ее опрометчивыми поступками, которые осудил бы в любом другом человеке. Нуссетта всегда лгала о себе, перекраивала прошлое по собственной прихоти. С 1945 года по 1952-й она пять раз меняла профессию и дважды – национальность. Обзаведясь рестораном, она заодно сделалась француженкой. Готовить она не умела, однако наняла повара-маори Биби и подавала гостям улиток, луковый суп и говядину аи poivre[70].

Чабб тем временем сочинял буклеты в своем затхлом рекламном агентстве. К 1952 году он перешел на полставки – двух вечеров работы в неделю, решил он, достаточно, чтобы обеспечить его потребности. Зато каждое утро он писал стихи. Придвигал стул к доске на козлах и творил сестины и вилланелли.

Нескладная пара – и все же, обнаружив свою беременность, Нуссетта поехала в скромный пригородный Четсвуд и положила руку Чабба на свой очаровательный животик. Означало ли это, что поэт был отцом ребенка? Наступит время, когда этот вопрос станет для него важнее всех прочих, но в ту пору Чабб трогательно уверил себя, что это не его дело.

Он явно не собирался воспитывать ребенка или помогать деньгами, да Нуссетта этого, похоже, и не требовала. К будущему материнству она готовилась с обычной веселой предприимчивостью. Убедившись, что в самом деле беременна, Нуссетта принялась обустраивать в своем коттедже детскую, намалевала на стенах автопортреты, изготовила вращающиеся фигурки-мобили и подвесила их к потолку. Заполнила шкафы и комоды пеленками и распашонками, подыскивала няню и попивала шампанское, празднуя очередную удачу.