Читать книгу "Колыбельная птичьей родины - Людмила Петрушевская"

Ольга-красавица тем временем как-то встала, вдохновленная негодованием, первое живое чувство за годы брака, все до этих пор как-то плыла, несомая рекой приветливых мужчин (а по берегам лихие жены, руки козырьком на уровне бровей и пялятся на Ольгу). Господи, да любое появление Ольги где угодно сразу превращало окружающий мир во встречу на аэродроме, войска застывали и давали залп! И мать плачет в толпе, что ее не подпускают, что старшая родня, получается, должна тлеть где-то в стороне и используется только для взаимных болезней и праздников, так, что ли?

Ольга мало того что поднялась, у нее образовался союз с Зоей, Зоя ей тайно привозила письма каракатицы Татьяны, в которых та заклинала детей: «Я вас вытащу сюда к моему мужу!»

Татьяна писала, что муж хороший, на все руки, и ждет вас (детей), потому что у него своих быть не может. Но работы у него нет, ремонт тут на хрен никому не нужен, не чинят тут технику, сразу бросают. Починка стоит как купить новое. Татьяна писала, что приспособила мужа рыться в помойках насчет брошенного, он нарыл тут швейную машинку и починил, его мать была на небесах, гордилась, но шить никто не умеет. Он приносил много чего, но нет запчастей и неизвестно как они по-американски называются, это термины, она их не знает. Мужик, писала Татьяна щедро, золотой, и с его матерью у них все ОК, контакт, мать хорошая, исстрадалась, всю жизнь хотела такую дочу, ради нее теперь встала к плите, варит, жарит, печет, могла бы печь пирожки, Матвей бы продавал, но нужно какое-то санитарное освидетельствование, оно стоит дорого, сказали. Анализы теста и, в придачу, кала.

О господи.

Ольга читала эти регулярные, раз в неделю, поэмы, как подслушивала чужие разговоры о себе, что, кстати, делать очень вредно и ведет к психическим отклонениям, так ей советовала подруга Зоя, приводя в пример Сталина, который тронулся разумом на отводной телефонной трубке, слушая что о нем говорят соратники. Но Ольга уже не могла без этого, и Зоя (откуда-то) возила и возила письма.

При этом рыбонька не имела права сказать Матвею что-нибудь по телефону, не цитировать же шпионские разведданные. Но говорила с ним жестко, и он почти перестал звонить. Из писем стало известно, что приехали все три сына Татьяны, она их устроила на учебу по еврейской линии, русских допризывников! Со всеми там вошла в контакт. Было очень больно. Ольга не спрашивала, кому теперь шли эти письма. Но поняла, почему дети пошли по еврейской линии — Татьяна вышла замуж. Они взяли его фамилию. Точка. Подлинник свидетельства о браке точно сожгли.

Татьяна теперь писала письма (кому?), что счастлива! Я счастлива! Он ёбарь каких я не встречала! Он меня носит на руках подмываться! («Он» без имени). Дети разъехались по школам. Слава! Слава героям! Покупаем дом! Своя фирма! (Какая не написано.) Он сам делает ремонт в офисе. Тут Ольга поверила и сказала Зое: да, это он единственное что может.

Зоя выглядела странно довольной, давая из сумки читать листочки без конвертов и без обращения (первая строчка отрезана), и приговаривала: «Это секрет, я не могу тебе выдать кому это написано». А один раз воскликнула: «Ты только подумай, что она, Танька, что ли забыла, что мы с тобой подруги, все открытым текстом пишет, типа я вышла за ее мужа!»

Ольга хмуро кивала, понимая, что опять женщины стоят на страже вдоль реки, по которой плывет она, одинокая красавица, причем теперь они держат в охапке ее Матвея, словили рыбку, а красавица плывет одна по реке жизни, и все на нее смотрят.

«А ты как, ты-то как, у тебя кто-то есть? Заведи, заведи себе человека! Как так!» — куковала довольная Зоя, а красавица Ольга провожала Зою к лифту молча, не выдав ничего из своей жизни. И так уже за океаном было все известно о жестоком радикулите (а Татьяне в тот единственный момент встречи диагноз не сообщался, о нем знала только Зойка) — и тут-то простодырый Матвей как-то заботливо вякнул, а как твой радикулит.

Жизнь у Ольги тем не менее вскоре наладилась. Когда сидели в ресторане при свече и с букетом роз, опять-таки все бабы пялились не на него (красивый как Бандерас и на шесть лет моложе), а именно на нее, на Ольгу! Жадно и ревниво смотрели на нее. Как влюбленные. Ольга была в голубом костюмчике, гладкая кожа, белые волосы как у Мадонны, но тип лица северный. Жгучие взгляды баб. В смысле постели Бандерас оказался как Матвей, ласковым, как бы сознающим свой небольшой потенциал. Татьяна врала в том письме. И взволочь эту кобылу на себя (подмываться, видали?) тщедушный Матвей бы не смог.

Затем пошли другие песни, как бы начало новой эры (Бандерас наконец разменялся с предыдущей женой, купил машину и часто встречал Ольгу с работы, и был план съехаться, объединить обе квартиры, даже купить двухэтажную, что ли, совсем шикарно, он настаивал). И в это тихое течение, где Ольга могла замедлить события и ничего не делать, так просто плыть по реке восхищения, в это течение жизни ворвался вдруг тревожный голос Матвея по телефону: «Срочно продавай нашу квартиру и высылай деньги сюда!»

— Как продавай, — со сна лепетала Ольга. Бандерас спал каменным сном.

— Ну ты вышла замуж незаконно! Продавай и высылай!

— А почему, что случилось? — со сна добрым, прежним участливым голосом спрашивала Ольга.

— Случилось. Неважно, но случилось. Мы с мамой поменяли адрес.

— Но что, что? Объясни, я пойму.

— Как Ширяев, помнишь? — тоже прежним, семейным голосом откликнулся Матвей. — Мой Ширяев с завода с фирмы как бегал, помнишь? Поиски не дали результата, помнишь? В розыск объявлен был…

— Нет, прости.

— За ним следили, ну ты глупая? А он в неизвестном направлении. Типа скрылся. Ну поняла?

— А что такое?

— Мы закрылись, а фирму-то она зарегистрировала на меня! Ну долги! Она все взяла из банка, что брала на наше имя! С нашего общего счета! Ушла с кредитами! Пропала, может, убили? И мы с мамой ушли из дома! Очень нужны деньги! Квартира моя! Отдавай мне за нее деньги! Короче, продавай и высылай немедленно! Запиши номер счета! Але! Диктую!

— Зачем, зачем? — лепетала Ольга.

— Хватит! Уже ты таки поездила на мне! — вдруг забормотал Матвей с какими-то женскими интонациями. Свекровь встала как живая перед сонной Ольгой.

— Послушай, — проснувшись, сказала бедная рыбка. — Ты ведь женился?

— Господи, разница какая тебе!

— Но ведь мы с тобой не разведены!

— Ты тоже вышла!

— Нет!

— Вышла-вышла, нам все известно.

— От кого?

— Ты вышла, у него двухэтажная квартира, две машины и два участка, коттедж, верни мне мои деньги! Ведь тебя прикончат! Он проходит под кличкой Бандерас. Мы вышлем заявление о двойном браке! Тебя посадят за твои махинации!

— А Зоя тебе сказала, что я ей очень много передала для тебя? — медленно спросила Ольга.

— Что?

— Она сказала?

— А что, что ты передала?