Читать книгу "2010 A.D. Роман-газета - Илья Стогов"

4

Всех наконец позвали в зал. Тетечки-дежурные открыли двери, и бомонд, махнув рукой на так и не полученные напитки, бросился занимать места.

Кирилл скосил на меня глаза:

— Пойдем?

— Не люблю толкаться. Ты иди, а я чуть попозже.

— O’K. Если что, после фильма встретимся на улице.

— Договорились.

Он все еще не уходил.

— С тобой все в порядке? Ты странно выглядишь.

— Это я просто так выгляжу.

Я заскочил в туалет, а потом долго мыл руки в теплой воде и разглядывал свое отражение в зеркале. Оно не очень мне нравилось. Красные от переутомления глаза, многократно свернутый набок нос. Я еще раз намылил руки и еще раз смыл пену. Пальцы, которые я держал под струей теплой воды, касались ста миллионов предметов. Глаза, которые смотрели на меня из зеркала, видели сто миллионов вещей. Бóльшую часть из них ни трогать, ни видеть еще раз я бы не хотел.

У выхода из туалета стояли двое тощих парней — московские рок-музыканты. Один хвастался, что, наверное, скоро будет вести кулинарное шоу на не очень большом канале, а второй (с панковской прической) только презрительно морщился:

— Какое, на хер, шоу? Ты рокер или конь чихнул? Вот лично мне дешевая популярность не нужна. Торчать на голубом экране, а потом ждать, пока тебя позовут на корпоратив, — лично мне это не интересно. Я бы хотел написать всего одну песню. Но зато настоящую. Такую, чтобы она действительно нравилась людям. Причем желательно китайцам.

— А почему китайцам?

— Китайцев миллиард. Если хотя бы один китаец из ста качнет твою песню себе в мобилу как рингтон, то знаешь, какой получится сумма? На корпоративы после такого можешь класть.

Плечом вперед я протиснулся мимо музыкантов и вернулся в фойе. Бомонд утек в зал. Оттуда слышалось что-то вроде стрельбы. Очереди в бар больше не было. Я подошел ближе и поразглядывал ассортимент.

Бармен подошел поближе и спросил, чего бы я хотел.

— Чего бы я хотел? Вас и вправду это интересует?

Бармен улыбнулся. Улыбка у него была усталая.

— Хотите кофе? Все остальное выпили. Остались кофе и водка. Еще есть шампанское.

— На самом деле я бы хотел знать, что я делаю в этом странном городе. И еще мне бы хотелось, чтобы жена не обижалась, что я вечно не держу данного слова. Но кофе — это тоже неплохо. Сварите, пожалуйста.

— Мы варим кофе из зерен специальной обжарки. Вам понравится.

— Это просто замечательно.

— Значит, кофе, да? Сейчас я сварю вам кофе. Что-нибудь еще?

— Еще бутылку воды.

— В бутылках воды нет. Но я принесу вам стакан, хорошо?

Я сказал: «Хорошо», выпил кофе, а потом решил все-таки сходить в зрительный зал. Когда зашел внутрь, на экране крупным планом ампутировали чью-то чумазую ногу. Публика заливисто хохотала. Я подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и поискал, куда бы сесть. Места были заняты, и я даже думал пристроиться прямо на ступеньки, но все-таки разглядел свободное кресло прямо в первом ряду. Извинился, сел, сполз пониже, чтобы не мешать тем, кто сидит сзади. В кресле слева сидел длинноволосый и пьяненький режиссер сегодняшнего кино. Когда я сел, он вежливо убрал руку с подлокотника. Справа сидел молодой парень — как оказалось, исполнитель главной роли. На премьеру он привел с собой девушку и иногда начинал что-то активно ей объяснять, тыкая пальцем в экран. Особенно оживился во время эротической сцены. На экране целлюлитная тетка глубоко запихивала в рот серый член главного героя, а тот морщился, страдал, иногда наклонялся, и его рвало, но тетка не прекращала двигать головой даже после этого.

Я скосил глаза на сидевшего справа актера. И он, и его девушка смотрели на экран, не переставая мечтательно улыбаться. Растворение в образе было полным. Я чувствовал себя так, будто оказался в сумасшедшем доме.

Уходить сразу было бы невежливо. Я достал из кармана мобильный телефон и посмотрел, сколько времени. Часы утверждали, что фильм закончится где-то через час, а вместе с ним закончится и весь длинный сегодняшний день. Я убрал телефон обратно в карман. Вытерпеть всего один час было несложно. В конце концов, в своей предыдущей биографии мне случалось ждать и подольше.

5

Недавно в Петербурге я ходил на похороны. Как раз перед тем, как улететь в Африку последний раз. Позвонила зареванная жена приятеля, сказала, что парень мертв, послезавтра кремация. Я поблагодарил ее за приглашение и сказал, что обязательно буду. Прозвучало это — глупее не придумаешь.

Воздух крематория пах сажей и тоской. В ожидании церемонии прощания по дворику бродили родственники усопших. Мужчины много курили, женщины много болтали. Сталкиваясь со смертью, живые не очень понимают, как себя вести. Ты надеваешь что-нибудь траурное, покупаешь цветы и, отпросившись с работы, едешь в крематорий. Но за всем этим скрывается только одно: растерянность. В течение жизни мы так и не успеваем научиться нормально жить. Что уж говорить про то, что никто из нас не умеет нормально встречать смерть?

Время от времени из подсобных помещений выходили официальные женщины и предлагали родственникам пройти для оформления.

— Отпевание заказано? — спрашивали они.

— Вроде да, — отвечали родственники.

— С певчими или без?

— Без понятия. А как лучше-то?

Тот священник, что отпевал моего приятеля, старался как мог. Пел на два голоса, бровями показывал, куда ставить свечи, дымил кадилом и размашисто крестился. А приятель лежал в гробу и, казалось, просто ждал, когда же священник наконец закончит.

Потом все стали подходить и прощаться. Родственники клали в гроб цветы, неловко наклонялись поцеловать труп и отходили на деревянных ногах. Жена приятеля тихонечко плакала. Из тех, вместе с кем я собирался прожить жизнь, в живых остались совсем-совсем единицы. Каждым следующим умершим могу стать я. И даже странно, что до сих пор не стал.

Я думал, что перед новорожденным открыт целый веер роскошных возможностей. Можешь повзрослеть и все-таки стать космонавтом. Или археологом… или вором-карманником… или рок-звездой… кем угодно. Но чем старше ты становишься, тем меньше вариантов остается. Постепенно их остается совсем мало, и если уж ты стал вором-карманником, то вряд ли когда-нибудь слетаешь в космос. Теперь ты уже не думаешь, кем мог бы быть, а всего лишь повторяешь то, к чему давно привык. Каждый день, каждый год, раз за разом. Пытаешься получать удовольствие от когда-то сделанного выбора. А уж привык ли ты вечерами пить пиво перед телевизором или теми же вечерами появляться на телевизионном экране — большой разницы, в общем, нет. В обоих случаях ты просто пользуешься единственной оставшейся у тебя возможностью. В детстве их было много, потом стало поменьше, а в самом конце выбора и вовсе не остается. Кто-то другой покупает гвоздики и, отпросившись с работы, приезжает уже на твои похороны.