Читать книгу "Дневник миссис Фрай - Эдна Фрай"

17-е, четверг

Осеннее родительское собрание в школе. Благодаря передовому мышлению мистера Кларксона собрание было организовано как театр теней: мы видели только силуэты учителей на бумажном экране. Форма, конечно, новая, но содержание осталось прежним — разве что учителям не пришлось выдавливать улыбку, здороваясь с нами. Но есть и хорошие новости: Бранджелину берут в школьную гимнастическую команду. Кроме нее, никто не способен сделать сальто назад с поворотом и вращением головой на 360 градусов.

18-е, пятница

Последнее занятие в поэтической группе навело меня на мысль: а не заняться ли чем-нибудь другим в следующем семестре? Я бы пошла на курсы живописи с натуры, если бы не одно «но»: никогда не знаешь, чем к тебе повернется натура — прекрасным ликом или вонючим задом, и это настораживает.

19-е, суббота

Приготовила на обед жареную баранину. Выглядит и пахнет восхитительно, пусть хвастаться и нехорошо. Жаль, конечно, что мятный соус кончился, но у нас полно отличного ополаскивателя для рта.

20-е, воскресенье

Наконец-то — Фрай-Холл! Даже не верится! Путь оказался не коротким — главным образом потому, что Стивен каждые пять миль останавливался и выходил из машины, чтобы позвонить «по очень важному делу», — еще бы, ведь сегодня в Кэмптоне большой забег в 15.30. И все же после стольких неудач и разочарований мы туда добрались, и наше упорство было вознаграждено сторицей! Одни только угодья чего стоили — от «Любопытного сада» до парка аттракционов «Господи, вот потеха!» с гимнастическим бревном, превращенным в барную стойку, и захватывающими «Бешеными скачками мистера Фрая». А когда мы вошли в дом, нашим глазам предстала невиданная роскошь — серебряный обеденный стол на 120 персон, величественная изумрудная люстра в гостиной Вагнера и даже кафе в елизаветинском стиле с кувшинами чая «Дориан Грей» и шоколадными маффинами «Скушай Мелчетта».[70]Я была на седьмом небе. Нам даже показали гигантский каминный экран с фамильным гербом Фраев и девизом «Я вытираю ноги о…» — а дальше, кажется, на латыни. Разочаровали только драпировки, которыми укрыли все семейные портреты. Выяснилось, что в эти выходные портреты реставрируют, а значит, и не выставляют на обозрение публики.

Ты знаешь, мой дневник, я не из тех, кто нарушает установленные правила, но, сознаюсь, любопытство взяло верх над моими принципами. Кто меня осудит? В конце концов, где, как не во Фрай-Холле, можно побольше разузнать о предках Стивена — или еще о чем. Я дождалась момента, когда охрана отвлеклась на ребенка, съезжающего по перилам парадной лестницы (понятия не имею, кто это был, Зап или Тап), и бочком подкралась к огромному полотну в позолоченной раме, висевшему у подножия лестницы. Огляделась и, убедившись, что за мной никто не наблюдает, приподняла краешек ткани, покрывавшей картину. Под краешком обнаружилась лишь ступня и подпись художника — мистер Харрис, если не ошибаюсь, — и я не смогла удержаться: приподнимала ткань все выше и выше, пока свет не упал на лицо человека, изображенного на портрете.

Вглядевшись в его черты, я сдавленно вскрикнула. Кем бы ни был этот человек на пустоши, окруженный крупными оленями-самцами и увешанный разнообразными стволами, он как две капли воды походил на моего Стивена! Я пошатнулась и бросилась к соседней картине — то же самое! С холста мне улыбался до боли узнаваемый Стивен. Я перебегала от полотна к полотну: разодетый джентльмен, малыш, прильнувший к материнской груди, или старушка, вопящая на мосту, — все они были вылитый мой муж!

Прежде чем я успела разыскать Стивена, чтобы поведать о моем открытии, где-то у меня над головой взвыла сирена. Я вздрогнула. По системе оповещения раздался низкий гулкий голос: «Вторжение! К бою!» — и с десяток охранников влетело в зал. Инстинктивно я толкнула дверь с табличкой «Посторонним вход воспрещен» и повернула ключ изнутри.

Тяжело дыша, я попыталась собраться с мыслями, а тем временем по двери колотили кулаками и ногами. Я лихорадочно огляделась. Похоже, я попала в чей-то кабинет. На громадном письменном столе с кожаным покрытием тихонько жужжал компьютер. Обойдя стол, я села в просторное кресло. На белом экране компьютера рядами шли буквенные строчки, курсор выжидающе подмигивал. Только я прищурилась, чтобы разобрать написанное, как услыхала за спиной шаркающий звук.

Я вовремя обернулась, иначе не увидела бы, как длинная штора сбоку от застекленной двери слегка шевельнулась. Глянула на пол — из-под шторы выглядывали носки двух кроссовок. Я кашлянула — кроссовки мигом исчезли за тканью. Набрав в легкие побольше воздуха, я бесшумно встала и двинулась к застекленной двери.

Система оповещения опять ожила.

— Не обращайте внимания на человека за шторой! — проревела она.

Время ползло страшно медленно, когда я обхватывала пальцами край занавески.

— Делайте, что говорят! — рявкнул низкий голос. — Так повелел великий и ужасный Фрай!

Я отдернула штору. За ней с микрофоном в руке и открытым ртом стоял… Стивен!

Голова у меня кружилась, ноги подгибались, и все вокруг внезапно почернело…

Очнулась я уже дома. В собственной постели. Надо мной нависали Стивен и дети, и выражение их лиц было озабоченным.

— Но… как? О, Стивен, — пролепетала я, — я вернулась.

Он искоса глянул на детей и ласково похлопал меня по руке.

— Но я была так далеко отсюда. В таком чудесном месте. И ты там был… и ты… и ты…

Дети и Стивен засмеялись.

А я вздохнула. Неужто это был всего лишь сон? А ведь он казался невероятно реальным. Но скорее всего, они правы, а я… Ах, ведь нет ничего лучше родного дома, если этот дом — усадьба…

21-е, понедельник

Ох, дневник, прости, но я никак не пойму, что же случилось со мной вчера. Во всяком случае, я выспалась — впервые за долгие годы. Разве заснешь, когда постоянно беспокоишься о Стивене. И о Бранджелине. И о Стивене-младшем. Да о всех них, если на то пошло. Про крайней мере, сейчас я чувствую себя намного лучше. И думаю, а не совершить ли мне прогулку по центру Лондона? Поглазею по сторонам, глотну свежего воздуха. То есть просто воздуха…

Славно прогулялась. В солнечный день в центре не так уж плохо. Конечно, мусор, граффити — все это прискорбно, а также застоявшийся запах мочи. Ну еще и реклама, причем на вполне приличных стенах и общественном транспорте. На секунду мне даже показалось, что я видела лицо Стивена на боку 68-го автобуса, но разглядеть не успела: зажегся зеленый, и автобус уехал.

22-е, вторник

Подведение промежуточных итогов в поэтическом классе настроило меня на боевой лад, и я твердо вознамерилась написать нечто поистине исключительное для завтрашнего занятия. Но никак не могла сосредоточиться: Стивен непрерывно бубнил что-то себе под нос. Я попросила его прекратить, но он будто не слышал. Продолжал бубнить, требуя моего нераздельного внимания. Но не это выбило меня из колеи. Когда я сдалась и оторвала глаза от бумаги, диван оказался пуст. Однако Стивен никуда не делся. Я по-прежнему слышала его голос. Уж не схожу ли я с ума, подумала я, и тут сообразила, что это радио говорит! Почему-то оно было настроено на «Радио-4»[71]— кому это понадобилось, ума не приложу. Они редко передают трэш-металл. Я выключила приемник, и в комнате стало тихо. Какое облегчение. И все же тот голос был страшно похож на голос Стивена…