Читать книгу "Исчезание - Жорж Перек"

Будучи любимцем султана, Никлас рассчитывал стать визирем или мамамушем и уже выбрал для себя приличествующий чину герб: Сфинкс в языках пламени. Махмуд Третий, завидуя усиливающейся власти Никласа и пугаясь ее влияния в Стамбуле, удушил претендента, а затем пересажал на шампуры значительную часть клана.

Семья Маврахардатис не без труда избежала казни. Августин, дед Хыльги, страшась дивана, выехал из империи и прижился в Дурресе, где сделал удачную карьеру юриста. Спустя время учредил газету, критикующую власть султана и даже ратующую за ее свержение. «Сыны Албании, вперед! — взывал трибун. — Пришел день славы! Тиранить нас идет нещадный враг! Пусть смелым реет стяг, стяг алый! За ружья, граждане! Вперед! Ряды, смыкаясь, наступают! Пусть струи брызнут нечестивые из вен и нашу землю вражьей жижей напитают!»

В Дурресе началась ажитация. В массах кипел смущенный разум. Начали нападать на усташей: девятерых забили насмерть. Везде кричали «Смерть туркам!» и «Исламу — нет!» Придумали знамя — белый стяг из тюля; в верхнем углу прилепили герб Никласа: Сфинкс в языках пламени. Крупнейшая партия (имея устремления либеральные, а дух — анархистский) завладела умами. Некий тип, Артур Гарден Пим (как рассказывали, внучатый деверь известнейшему пииту Англии и славнейшему инсургенту Греции, сравнимый с ним и в смысле увечья, и в смысле гражданства) разжег диссидентский дух и даже придумал Гимн, чей припев сразу же начали напевать и насвистывать на улицах, невзирая на турецких янычар, бряцающих ятаганами.

Спустя тридцать шесть месяцев турки были вынуждены уйти из страны. В Керкире был заключен мир: суверенитет Албании был признан. Англия, не желая уступать управление едва учредившейся нацией, тут же назначила чрезвычайным представителем в Тиране сэра Вэйниша; кандидатуру капитана из Кембриджа представил в Buckingham Palace и утвердил сам Ричард Вассал-Фикс, third Pair Flaming. Августин Маврахардатис был искренне влюблен в Британию, а хитрый Вэйниш сумел сыграть на чувствах юриста, расписывая ему будущее Албании. Сюзеренный, так сказать, слегка зависимый статус — убеждал Августина эмиссар — придется весьма кстати албанцам, веками угнетаемым турецкими захватчиками и еще не научившимся править, а значит, следует призвать дружелюбных англичан, дабы сначала услужить фракциям, напуганным реставрацией диктата, а затем, путем деликатных манипуляций, превратить неразвитую страну в развитую вассальную латифундию. Причем нельзя терять ни минуты, иначе какие-нибудь абиссинцы, австрияки-венгры или ушлые итальянцы наверняка не упустят такую авантажную ситуацию для интервенции. И убежденный Августин, питая самые лучшие намерения, принялся плести весьма хитрую интригу. Английские деньги текли ручьем. Устраивались ячейки. Пристраивались агенты. На нужных местах ставились нужные люди. Был придуман мудреный план захвата власти. За три дня перед putsch (здесь мы даем английский термин) — а англиканские десантники в Бриндизи уже извелись, выжидая сигнал к выступлению тапи militari и высадке на албанский берег — план был раскрыт. Ляпсус растяпы? Упущение балбеса? Идейный акт ренегата или алчная измена предателя? Как знать? Началась шумная кампания с арестами и чистками. Все знают: самые нетерпимые chauvinistes (здесь мы даем французский термин) — албанцы. Шестнадцати эдилам (из них как минимум треть были невинны) вменили в вину участие в мятеже и присудили смертную казнь.

Самая страшная кара выпала Августину. Сначала стегали кнутами, затем привязали к свае, а рассвирепевшие жители хулили, плевали и забрасывали мученика гнилыми фруктами. Затем шею зажали в кандалы; перебили пальцы, кисти, ступни, ребра; заткнули уста паклей, вылили сверху ушат бензина и зажгли.

Недюжинные физические и душевные силы удерживали жизнь в теле целый месяц. Через месяц смердящий труп швырнули шавкам; те даже не стали к нему принюхиваться.

Тридцати трем членам семьи Маврахардатис из Дурреса также выпала трагическая участь. Албанцы выслеживали и вырезали несчастных везде и всюду, грабили и разрушали их жилища, насилуя женщин, не щадя ни старух, ни грудных детей.

Спустя двенадцать месяцев выжил лишь единственный член семьи; избежавший расправы был нужен албанцам пуще других; беглеца не переставали разыскивать и за выдачу живым или мертвым даже сулили награду в десятки тысяч динариев. Власти искали сына и наследника Августина.

Итак, сбежавший Альбин (сие имя папа дал младенцу, веря в лучшее будущее державы!) укрылся в густых дебрях, где в течение шести лет киснул, накапливая ненависть к албанцам, сгубившим всю семью, а также, причем в значительнейшей степени, к англичанам, виня их, и не без причины, в гибели папы.

Раз, в хиреющей хибаре, где уже не жили ни крестьяне, ни трапперы, и куда лишь изредка забредал случайный пастух с баранами, Альбин нашел гигантский клад: дукаты, украшения, слитки.

Взяв за пример Железную Маску, Альбин решил пустить весь капитал на свершение мести. Мститель привлек к себе шайку убийц; платил не скупясь, предлагая всем fifty-fifty и требуя за эту щедрую плату нести преданную службу.

Главным укрытием была выбрана разрушенная цитадель, называемая «Гибель на Лине», так как в давние времена там скрывался знаменитый бандит Фра Дьявели, бывший францисканец, нападавший на дилижансы и кареты и вешавший жертв на ветвях деревьев.

Принимая члена в шайку, Альбин сначала вызывал кандидата в цитадель. Все пили, чередуясь и не закусывая, девять чаш сливянки. Затем вступающий в шайку клялся на кресте служить не на жизнь, а на смерть. Затем Альбин, применяя сусальный скальпель, вырезал ему на предплечье четкий знак: эпидерма хранила белый след, пусть узкий и все же вечный, так как шрам не стирался никакими абразивными средствами. Раз некий албанский шпик увидел и даже перечертил эту метку для начальства, правда, чертеж клейма был неубедительным: эллипс, перечеркнутый двумя пересекающимися в центре линиями, или, если вдуматься, знак, запрещающий движение.

Временами жандармы задерживали людей Альбина. Невзирая на нечеткий чертеж шпика, примету на предплечье узнавали и сразу же расценивали как главную улику: белый знак, нанесенный в «Гибели на Лине», указывал на преступную связь.

За девять лет сумели задержать лишь трех связных, а ведь банда Альбина насчитывала не менее двадцати трех.

Банда чаще нападала на англичан. Резиденция атташе Британии в Тиране взрывалась трижды. Любая взвивающая британский флаг яхта, заплывая в гавань Дурреса, имела верный шанс сгинуть там навеки.

Причину же бедствия «Титаника» — врезался ли сам или был сбит с курса — следует усматривать не в случайных айсбергах, а в преднамеренных действиях диверсанта; ведь на судне плыли влиятельные английские банкиры и сталелитейные магнаты, дебатирующие идею вклада значительных средств (в т. ч. капитала Barclay's) в закладку блюминга в Албании.

Трагедия в Куинтиншилле, в графстве Кембридж, случившаяся через шесть лет (9 августа электричка врезалась в машину на середине ж / д пути между станциями Уайтхейвен и Блэкберн), явила струхнувшим жандармам из Скаутланд-Ярда серьезные амбиции Альбина и умение при случае настичь врага даже на земле врага. Затем стали известны детали: теракт был задуман лишь ради забавы или, как любил шутить сам Альбин, «during his vacances», так как, невзирая на жесткий график герильи, бандит все же ездил раз в двенадцать месяцев, недели на три-четыре, в ненавистную Англию, чей влажный климат был ему приятен.