Читать книгу "Дары Ангела - Марина Серова"

– Что, конечно, очень угнетало бедную Ольгу.

– Дворяне массово объявлялись врагами, их имущество отбирали. Интересно, что офицеры НКВД могли оставить себе часть награбленного. Официально, законно, если так можно выразиться. Доля вознаграждения равнялась десяти процентам.

Я присвистнула:

– Солидно.

– Среди сослуживцев Чернов слыл самым удачливым. Ему попадались, или он умел выбирать самые богатые дома, значит, иметь самый лучший «улов». И у Федора могли быть какие-то ценности. Но жили Черновы, это даже бабушка помнит, очень скромно, можно сказать бедно. Тогда где же ценности?

– Логичнее всего предположить, что Федор мог их спрятать куда-то. Значит, монета или знаки на ней – это ключ к кладу. Вот почему он ее дочери отдал. Картинка начинает понемногу вырисовываться. Теперь можно уверенно заявить, что в Тарасове и тут, в Питере, тебя преследовали потомки сослуживцев Чернова, которые догадывались или знали о кладе. Скорее всего, они и убили нумизмата. Сначала пытались выудить у него какую-то информацию или заставить помогать, а когда он отказался, убили.

– И мы опять возвращаемся к вопросу: почему Сергеевич впустил своих убийц в квартиру? Он всегда соблюдал меры безопасности.

– У преступников и нумизмата есть общие знакомые. Они получили внушающие доверие рекомендации. Интересно другое: почему в рабочем компьютере нумизмата нет никаких заметок об этом визите? Вадим Сергеевич аккуратно документировал каждую встречу, а тут ни слова. Кто? С чем пришли? Очень странно.

– Записи ведь никто не мог удалить?

– Правильно, не мог. О «шутке про технику» знал только внук. А его не было в городе.

– Я думала, мы Сергея не подозреваем, – надула губки Вероника.

– Конечно, нет. Муромцев его алиби проверил. Знаешь, что я думаю? Записей нет, потому что Сергеевич ничего не писал.

– А почему не писал?

– Потому что пришедшие на встречу люди не были клиентами и рекомендацию им мог никто не давать. Сергеевич их знал, например, по своим предыдущим делам. Они его чем-то заинтересовали: информацией или уникальным раритетом. Чем-то настолько важным, что нумизмат забыл об осторожности, – задумчиво бормотала я.

– Правильно, книга!

– Что?

– Помнишь, Сергей рассказывал, что его дедушка писал книгу, прямо горел этой идеей?

– Да. Эти гады знали об увлечении старика и посулили ему уникальную информацию для книги.

Вероника отвернулась к окну, чтобы я не заметила, как она украдкой смахивает слезы.

– Иногда кажется, что я очень жесткий человек. Собственно, я такая и есть. Но мне тоже жаль старика. Они понесут наказание, обещаю.

– Вдруг сбегут?

– Нет, – уверенно заявила я, – клад – отличная приманка. Будут вертеться поблизости в надежде раздобыть монету или сразу все ценности. Они далеко не гении, уже допустили массу ошибок. Если занервничают, допустят еще. Подождем.

– Женя, как ты думаешь, они мучили старика?

Я немного помолчала, взвешивая свои слова:

– На теле нет следов пыток. Пытка ядом тоже маловероятна, он слишком быстро действует.

– Значит, нумизмат им ничего не рассказал?

– О существовании раритета они знали давно, как, впрочем, и то, что монета сейчас у тебя. Если бы ребятки к тому же знали, где клад искать, они не следили бы за нами.

– Может, дело не в информации. Они хотели с помощью нумизмата заполучить монету?

– Может, и так.

«Но тогда преступники должны были точно знать, что мы везем ее в Питер», – подумала я, но промолчала. Это соображение наводит на мысль о причастности очень близких к Веронике людей.

Оставшуюся часть дня мы просматривали архивные документы, пытаясь в потоке информации выискать крупицы того, что пригодится нам. Когда в глазах стало пестрить от букв, а в голове шуметь от обилия текстов, сводок и цифр, решили прерваться до завтра.

* * *

Несмотря на то что накануне я провела бессонную ночь, проснулась я, как обычно, рано. Сделала привычную разминку, комплекс упражнений из боевого карате и растяжку. Приняла душ и почувствовала себя готовой к любым свершениям.

Будить Веронику мне не хотелось. Тем более что подозрения, зыбкие и неопределенные вчера, сегодня значительно окрепли. Но прежде чем высказывать их вслух, нужно определиться с подозреваемым и найти доказательства. Без помощи приятеля тут не обойтись. Я вздохнула и набрала номер Генки.

– Охотникова, – пробурчал подполковник, – конечно, кто же еще может звонить в такую рань, да еще и вещать противно бодрым голосом.

– Вообще-то я пока молчала. С чего пассаж про бодрый голос?

– Заранее уверен! – огрызнулся приятель.

– Ты просто не в настроении или что-то случилось?

– Ничего. Просто одна знакомая обещала звонить регулярно, а сама трезвонит только тогда, когда ей что-то надо. И обязательно рано утром! Случаем не знаешь, почему?

– Такова твоя планида? – рискуя вызвать еще большее возмущение Генки, все же не сдержалась я.

Вопреки ожиданиям, приятель рассмеялся:

– Знаешь, за что я тебя люблю?

– Видимо, за наглость? – предположила я.

– Точно! Все же нет у тебя совести, Женька.

– Ген, прости, закрутилась, некогда было набрать, – тут же покаялась я, – а сегодня тоже не хотела будить, но важно, чтобы моя подопечная не слышала наш разговор.

– Так, тогда давай сначала по делу.

– Тихонов Валентин Петрович, нумизмат из Тарасова, у него небольшая лавка в центре.

– И что, вы желаете приставить к нему «наружку»?

– Нет. Достаточно будет распечатки телефонных звонков с двадцать четвертого по двадцать седьмое этого месяца. Если он слил информацию заинтересованным лицам, это всплывет по номерам. Еще меня интересует один молодой человек, но я не знаю фамилии.

– Здорово! Женька, может, тогда лучше к гадалке сходишь? Мне данные нужны.

– Зовут Максим, фамилию сброшу эсэмэской, как только узнаю. Интересует все, что сможешь найти: чем дышит, на что живет, кто родители?

– Будет сделано, моя госпожа, – дурачился приятель. – Как там Муромцев? Сработались?

– Нормальный парень, правда, хотел отделаться от нас вначале.

– Действительно нормальный. Только такой псих, как я, свяжется с тобой по доброй воле.

– Да ладно тебе ворчать. Не такая уж я и бессовестная, как ты хочешь изобразить.

– Правда?! Ну, не знаю, не знаю.

– Ладно, с меня причитается.

– Вот это другой разговор, – подозрительно оживился приятель, – сходим в ресторанчик?