Читать книгу "Три товарища - Эрих Мария Ремарк"

— Тысяча пятьсот, — сказал Кестер.

Аукционист вошел в раж. Он пританцовывал с молотком в руке, как капельмейстер. Это уже были суммы, а не какие-нибудь две, две с половиной марки, за которые шли прочие предметы.

— Тысяча пятьсот десять! — воскликнул Гвидо, покрываясь потом.

— Тысяча восемьсот, — сказал Кестер. Гвидо взглянул на него, постучал пальцем по лбу и сдался. Аукционист подпрыгнул. Вдруг я подумал о Пат.

— Тысяча восемьсот пятьдесят, — сказал я, сам того не желая. Кестер удивленно повернул голову.

— Полсотни я добавлю сам, — поспешно сказал я, — так надо… из осторожности.

Он кивнул. Аукционист ударил молотком — машина стала нашей. Кестер тут же уплатил деньги.

Но желая признать себя побежденным, Гвидо подошел к нам как ни в чем не бывало.

— Подумать только! — сказал он. — Мы могли бы заполучить этот ящик за тысячу марок. От третьего претендента мы бы легко отделались.

— Привет, миленький! — раздался за ним скрипучий голос.

Это был попугай в позолоченной клетке, — настала его очередь.

— Сопляк, — добавил я. Пожав плечами, Гвидо исчез.

Я подошел к бывшему владельцу машины. Теперь рядом с ним стояла бледная женщина.

— Вот… — сказал я.

— Понимаю… — ответил он.

— Нам бы лучше не вмешиваться, но тогда вы получили бы меньше, — сказал я.

Он кивнул, нервно теребя руки.

— Машина хороша, — начал он внезапно скороговоркой, — машина хороша, она стоит этих денег… наверняка… вы не переплатили… И вообще дело не в машине, совсем нет… а всё потому… потому что…

— Знаю, знаю, — сказал я

— Этих денег мы и не увидим, — сказала женщина. — Всё тут же уйдет на долги.

— Ничего, мать, всё опять будет хорошо, — сказал мужчина. — Всё будет хорошо! Женщина ничего не ответила.

— При переключении на вторую скорость повизгивают шестеренки, — сказал мужчина, — но это не дефект, так было всегда, даже когда она была новой. — Он словно говорил о ребенке. — Она у нас уже три года, и ни одной поломки. Дело в том, что… сначала я болел, а потом мне подложили свинью… Друг…

— Подлец, — жестко сказала женщина.

— Ладно, мать, — сказал мужчина и посмотрел на нее, — я еще встану на ноги. Верно, мать?

Женщина не отвечала. Лицо мужчины покрылось капельками пота.

— Дайте мне ваш адрес, — сказал Кестер, — иной раз нам может понадобиться шофёр. Тяжелой, честной рукой человек старательно вывел адрес. Я посмотрел на Кестера; мы оба знали, что беднягу может спасти только чудо. Но время чудес прошло, а если они и случались, то разве что в худшую сторону.

Человек говорил без умолку, как в бреду. Аукцион кончился. Мы стояли во дворе одни. Он объяснял нам, как пользоваться зимой стартером. Снова и снова он трогал машину, потом приутих.

— А теперь пойдем, Альберт, — сказала жена. Мы пожали ему руку. Они пошли. Только когда они скрылись из виду, мы запустили мотор.

Выезжая со двора, мы увидели маленькую старушку. Она несла клетку с попугаем и отбивалась от обступивших ее ребятишек. Кестер остановился.

— Вам куда надо? — спросил он ее.

— Что ты, милый! Откуда у меня деньги, чтобы разъезжать на такси? — ответила она.

— Не надо денег, — сказал Отто. — Сегодня день моего рождения, я вожу бесплатно.

Она недоверчиво посмотрела на нас и крепче прижала клетку:

— А потом скажете, что всё-таки надо платить.

Мы успокоили ее, и она села в машину.

— Зачем вы купили себе попугая, мамаша? — спросил я, когда мы привезли ее.

— Для вечеров, — ответила она. — А как вы думаете, корм дорогой?

— Нет, — сказал я, — но почему для вечеров?

— Ведь он умеет разговаривать, — ответила она и посмотрела на меня светлыми старческими глазами. — Вот и у меня будет кто-то… будет разговаривать…

— Ах, вот как… — сказал я.

* * *

После обеда пришел булочник, чтобы забрать свой форд. У него был унылый, грустный вид. Я стоял один во дворе.

— Нравится вам цвет? — спросил я.

— Да, пожалуй, — сказал он, нерешительно оглядывая машину.

— Верх получился очень красивым.

— Разумеется…

Он топтался на месте, словно не решаясь уходить, Я ждал, что он попытается выторговать еще что-нибудь, например домкрат или пепельницу.

Но произошло другое. Он посопел с минутку, потом посмотрел на меня выцветшими глазами в красных прожилках и сказал:

— Подумать только: еще несколько недель назад она сидела в этой машине, здоровая и бодрая!..

Я слегка удивился, увидев его вдруг таким размякшим, и предположил, что шустрая чернявая бабенка, которая приходила с ним в последний раз, уже начала действовать ему на нервы. Ведь люди становятся сентиментальными скорее от огорчения, нежели от любви.

— Хорошая она была женщина, — продолжал он, — душевная женщина. Никогда ничего не требовала. Десять лет проносила одно и то же пальто. Блузки и всё такое шила себе сама. И хозяйство вела одна, без прислуги…

"Ага, — подумал я, — его новая мадам, видимо, не делает всего этого".

Булочнику хотелось излить душу. Он рассказал мне о бережливости своей жены, и было странно видеть, как воспоминания о сэкономленных деньгах растравляли этого заядлого любителя пива и игры в кегли. Даже сфотографироваться по-настоящему и то не хотела, говорила, что слишком дорого. Поэтому у него осталась только одна свадебная фотография и несколько маленьких моментальных снимков.

Мне пришла в голову идея.

— Вам следовало бы заказать красивый портрет вашей жены, — сказал я. — Будет память навсегда. Фотографии выцветают со временем. Есть тут один художник, который делает такие вещи.

Я рассказал ему о деятельности Фердинанда Грау. Он сразу же насторожился и заметил, что это, вероятно, очень дорого. Я успокоил его, — если я пойду с ним, то с него возьмут дешевле. Он попробовал уклониться от моего предложения, но я не отставал и заявил, что память о жене дороже всего. Наконец он был готов. Я позвонил Фердинанду и предупредил его. Потом я поехал с булочником за фотографиями.

Шустрая брюнетка выскочила нам навстречу из булочной. Она забегала вокруг форда:

— Красный цвет был бы лучше, пупсик! Но ты, конечно, всегда должен поставить на своем! — Да отстань ты! — раздраженно бросил пупсик. Мы поднялись в гостиную. Дамочка последовала за нами. Ее быстрые глазки видели всё. Булочник начал нервничать. Он не хотел искать фотографии при ней.

— Оставь-ка нас одних, — сказал он, наконец, грубо. Вызывающе выставив полную грудь, туго обтянутую джемпером, она повернулась и вышла. Булочник достал из зеленого плюшевого альбома несколько фотографий и показал мне. Вот его жена, тогда еще невеста, а рядом он с лихо закрученными усами; тогда она еще смеялась. С другой фотографии смотрела худая, изнуренная женщина с боязливым взглядом. Она сидела на краю стула. Только две небольшие фотографии, но в них отразилась целая жизнь.