Читать книгу "Псы, стерегущие мир - Алексей Игнатушин"

Буслай вяло пережевывал куски мяса, ногтем ковырял в зубах, громко цыкал. Лют с аппетитом уплетал пироги, дивясь откуда-то взявшемуся здоровью.

За окном изредка ухало, стенало, леденя кровь, кони ржали испуганно. Но в доме Яги было уютно и спокойно. Разомлевшим от еды путникам хозяйка уже не казалась страшной: нормальная бабулька, заботливая. Даже огромный рост и вонь от шкур не отталкивали.

Буслай потер глаза, поглядел по углам в поисках лежанок, но взгляд уткнулся в голые стены. Ладно, можно и на полу поспать.

Сверху зашумело, на лоб гридня упали стебельки сухих трав, из потолочной темноты строго глянули зеленые глаза. Кот прошелся по балке – воинственно приподнятый хвост толщиной с бревно задевал вязанки трав, труха засыпала стол.

– Ишь, что делает, паразит! – всплеснула бабка руками. – Не мешай гостям!

На балке сердито зашипело, кот встопорщил усы веером, задние лапы подобрались, прыжком исчез в темноте.

– А зачем по свету шатаетесь? – обратилась Яга к воеводе.

Стрый развел руками, в глазах мелькнула настороженность.

– Исполняем волю княжью найти то, незнамо что.

Яга лукаво прищурилась:

– И искать где не знаете?

– Говорят, что в Железных горах стоит попытаться, – ответил воевода уклончиво.

И без того морщинистый лоб бабки сложился гармошкой.

– Каких таких горах?

Стрый промедлил с ответом, с деланным интересом поглядел на закрытые лари в дальнем углу.

– В Железных, матушка. Это на полночь, близко от булгар.

Яга раздраженно проворчала:

– Что за булгары? Новый народ? Когда успеваете плодиться? Вчера людев была горсточка, а сегодня мир заполонили, копошатся, как муравьи у дохлой гусеницы. И названия одно другого чуднее.

Старуха нахмурилась, клык едва не заполз в ноздрю. Пальцы, украшенные желтыми пластинками ногтей, щелкнули, часть горшков исчезла со стола, на скатерть лег разрисованный кусок телячьей кожи. По крайней мере, хотелось верить, что телячьей.

Ноготь ткнул в карту с жутковатым стуком:

– Здесь?

Стрый кивнул:

– Примерно.

Губы бабки разъехались, светец в виде черепа бросил на частокол зубов багряные блики. Снулость Буслая как ветром сдуло, показалось, клыки бабки обагрены свежей кровью. Гридень переглянулся с Лютом, тот приложил палец к губам – пусть старшие разговаривают.

– Давненько там не бывала, – вздохнула Яга сокрушенно. – Горы успели на месте моря появиться, – снова вздохнула. Взгляд затуманился, стал мечтательным. – Эх, молодость.

Стрый покивал, гридни уставились на Ягу с ожиданием.

– Значит, горы там, – спохватилась бабка. – Ну, помочь ничем не могу, не знаю, что там за вороги. Разве что в помощь дам пару вещей.

Стрый кивнул, витязи незаметно выпустили из груди воздух, переглянулись с разочарованием.

– И на том спасибо, матушка.

Глаз Яги сверкнул ехидно.

– Не серчайте! Вот если в Пекло надо будет, провожу.

Буслай растер ладонями похолодевшее лицо.

– Премного благодарен!

Стрый шумно втянул воздух, волоски в ноздрях затрепетали, бочкообразная грудь раздалась в стороны, кольчуга едва не расползлась. Воевода почти заполнил избу. Яга отступила на шаг, уважительно покачала головой.

– Что ж, матушка, пора почивать, – сказал Стрый. – Завтра путь неблизкий.

Яга захлопотала. Задремавшие отроки и бедовик проснулись от тормошения, спросонья ойкнули от страха, руки потянулись к оружию. Старуха лучезарно улыбнулась, в руки остолбеневших юношей опустились одеяла.

– Вот здесь прилягте, – сказал Яга ласково. – А вы, касатики, у той стены примоститесь, сейчас шкур принесу.

Буслай недовольно проворчал, что у стены должны ночевать отроки. Лют ткнул ворчуна в бок и принялся расстилать шкуры. Буслай подозрительно принюхался: от шкур пахло дымом и, чуть слышно, тошнотворно-сладким ароматом. Пригляделся, брови взмыли.

– Это что за звери?!

Яга пожала плечами.

– Давно живу, – ответила она неопределенно.

Буслай кивнул, будто ответ его устроил. Лют обессиленно распластался на мягкой подстилке, веки, как железные ставни, опустились на глаза. Воевода встал с лавки, в руках позвякивала кольчуга. Буслай удивленно уставился на могучана, склонившегося над спящим.

– Лют, разлепи очи, – сказал воевода с грубоватой нежностью.

Витязь испуганно вскинулся и широко распахнул глаза, воеводу огрел ошалелый взгляд. Стрый молча протянул кольчугу.

– Зачем?

Воевода глянул в глаза, прислушался к суете Яги за спиной, произнес едва слышно:

– Все идет не так, как надо.

Буслай поперхнулся изумленным криком. Яга резко повернулась в сторону гридня, ожгла взглядом глаза, в котором рдели опасные огоньки.

– На кой железную рубашечку парню даешь? Спать неудобно.

Стрый отмахнулся нарочито небрежно:

– Ничего, матушка, он любит спать в кольчуге. Просто от усталости запамятовал.

Лют замедленно кивнул, разлепил губы:

– Да, запамятовал. День тяжелый. Спасибо, воевода.

Яга подозрительно посмотрела, как Буслай помог витязю облачиться в ворох железных колец. Стрый отошел от гридней, на лица спящих отроков и бедовика пала тень от громадного тела. Воевода пошептал, поводил руками и с довольным кряком отошел.

Яга наградила его злобным взглядом:

– Оскорбляешь, родич.

Стрый выдержал взгляд, ответил спокойно:

– Так лучше.

Буслай дернулся от скрипа зубов, в груди мелко задрожала жилка. Обернулся к Люту, но усталый витязь мерно посапывал. Гридень бросил взгляд на дальнюю стену: свет черепа выхватил толстую рукоять, увенчанную наковальней. Буслай представил, что можно натворить таким молотом, и невольно потянулся к отложенному оружию. На оголовье молота виднелась засохшая кровь, темные сгустки, черная чешуя – с кем это бабка сошлась на двобой? Или оружие принадлежало кому-то из сынов?

Думы вытеснил другой вопрос: почему Стрый шепнул, что все не так? Буслай было расслабился: бабка оказалась на диво доброй, даже простила гридню выходку с избой. Почему Стрый так осторожен?

В створ двери ворвался заполошный крик ночной птицы, утробное рычание, треск разрываемой плоти. Буслай с трудом сглотнул ком, ворох шкур укутал гридня с головы до пят. Надо будет дверь на место поставить, мелькнула мысль, нехорошо получилось.

Огонь в печи угас, бабка загасила светец, усталые глаза Буслая пригладила тьма. Гридень погрузился в дрему, чутко вздрагивая на каждый писк и шорох. Сердце иногда останавливалось от жутких звуков, кольчуга намяла бока, гридень изошел потом. Лишь под утро, когда край неба, видимый в бездверный створ, посветлел до пасмурной хмари, Буслай скользнул в мягкий мрак.