Читать книгу "Биохакер - Юлия Зонис"

На самом деле он слышал музыку. Он научился уже вычленять отдельные звучания, отделять работу крупных органов от внутриклеточных процессов. И, что самое ужасное, понял, что может в любой момент заставить их замолчать. Одним словом. Одной мыслью. Только мыслить внятно никак не удавалось, потому что музыка грохотала в ушах, не давала думать, навязчивая, как гудение миллионного роя мух.

Он царапал лицо, затыкал уши, орал и катался по полу до тех пор, пока его не прикрутили ремнями к койке. Он страстно хотел заглушить эту музыку, заставить ее замолчать, но тем краем сознания, который еще оставался ясным, понимал: так он убьет их. Убьет все те тысячи человек, которым ввели сыворотку, убьет ворон, круживших над городом и промышлявших падалью, убьет кошек и собак, обгладывавших плоть своих мертвых хозяев, убьет все живое, заразившееся «генботом», потому что оно ЗВУЧАЛО. Летаров за стеклом страдальчески морщился и драл заметно поредевшую шевелюру. Летарову очень нужно было понять, что это за странный побочный эффект сыворотки, потому что «генбот» ввели всем заболевшим под его ответственность.

Быть может, будь Дмитрий знаком с маленьким мальчиком, живущим в канадском лесу, с сыном андроида и человеческой женщины, – быть может, только с ним он смог бы поделиться своей бедой, и мальчик бы его понял. Мальчик сказал бы, что это Маниту говорит в его голове, и научил бы справляться с голосами: ведь, в отличие от Дмитрия, он родился с этим даром и управлял им задолго до того, как произнес первое слово. Беда в том, что этот мальчик появился на свет только два года спустя, зимой 2038-го, в поселке андроидов неподалеку от Барри.

Ракетные движки взревели, и Тезей почувствовал, как его тело вздернулось в воздух, а желудок, напротив, ухнул куда-то вниз. По лицу ударил ветер. Под ногами, в сотне метров внизу, закачался серо-зеленый медленный поток. Отсюда, с высоты, было ясно видно, что русло реки изменилось. Раньше она широкой лентой катилась мимо города с запада на восток. Теперь та часть речного ложа, что выше и ниже Пущино, заросла лесом, затянулась камышом и малахитовой гладью болот – а маслянистое кольцо омний загибалось, образуя вокруг города вытянутый овал. Кольцо охватывало поля и пригородные фермы и смыкалось где-то вдалеке, на юге, в висящей над землей сероватой дымке. Сам город с высоты казался нетронутым. Ясно виднелся прямоугольник общаги, красная черепичная крыша церквушки и улицы с трех-четырехэтажными домами, построенными в середине прошлого века. Они вели к институтской аллее, где все заросло высокими кленами и тополями. Корпуса институтов скрывались в серебристо-зеленой листве.

Биолог обернулся к Хантеру, чтобы задать вопрос, – но охотник рубанул воздух ребром ладони, указывая вперед и вниз, и Тезей снова задохнулся от хлестнувшего по лицу ветра и грохота двигателей.

Глава 4

Метаморфозы

Леночка – Летарова Елена Витальевна – шла в детсад за дочкой. Она опять засиделась дома, наверное, в пятисотый раз за сегодняшний день пытаясь наладить сетку. Интернет немилосердно глючило, комм не работал – а ей как раз срочно надо было сдавать заказ по графическому дизайну, плюс сегодня был финал фотоконкурса… сегодня. Леночка на секунду задумалась, замедлив шаги. Какое сегодня было число? Точно ли финал? Финал, кажется, двадцатого января… Леночка растерянно оглянулась – стояло жаркое, душное лето.

Вечерело, асфальт и стены домов так и дышали зноем. Почему же январь? Взгляд женщины растерянно заметался, но тут она вспомнила, что дочка ждет. А вот воспитательница, Марья Владимировна, точно ждать не будет. Это был обычный детсадик – Андрюша настоял на том, чтобы не записывать ребенка в виртуальную группу, и автоматический помощник в качестве няни его не устраивал. Леночка протерла вспотевший от бега лоб, но ладонь отчего-то осталась сухой.

Свернув за угол, она простучала каблучками мимо заколоченного киоска, где должны были продавать мороженое. По стене киоска расползлось черное горелое пятно, несколько досок было сорвано. Опять хулиганят мальчишки? Ах, неважно, быстрей-быстрей, застучали каблучки, Машка точно закатит истерику, если мама опоздает, она так не любит этот детсадик, а свою воспитательницу просто ненавидит.

Тополиный пух, сбиваясь в комки, катился по мостовой, а кое-где покрывал землю драным ватным одеялом и немного походил на снег. Снег… Снег и красные пятна на снегу, красные пятна и черная гарь, следы ужасных зверей… Леночка опять потерла лоб, отгоняя беспокойную мысль, пробежала мимо ряда кустов персидской сирени с бурыми засохшими кисточками и распахнула противно скрипнувшую калитку.

Конечно, всех остальных детей уже разобрали по домам. Только Машка, трогательная, в желтом, как одуванчик, платье и желтом платочке, копалась в песочнице под грибком-мухомором. Марья Владимировна стояла рядом, сердито притопывая ногой. Ее крашеные рыжие волосы, собранные в узел, сбились на сторону, а на светлой кофточке виднелось большое серо-зеленое пятно.

– Извините, – привычно забормотала Леночка. – Извините, бога ради, мне срочно надо было сдавать заказ, а дома проблемы с сеткой.

Марья Владимировна фыркнула и, так и не сказав ни слова, развернулась и деревянной походкой пошагала к длинному двухэтажному зданию детсада.

– А у вас пятно… – тихо договорила Леночка, но женщина не услышала или не обратила внимания.

Машка подняла голову. За лето она ничуть не загорела, и Леночка снова подумала, что надо растормошить Андрюшу, вывезти ребенка на море, а то вон какая бледненькая… Она протянула руку и сказала:

– Муренок, пойдем домой.

– Сейчас.

Машка снова сосредоточенно зарылась в песок, ковыряя его маленькой красной лопаткой.

– Что ты там ищешь?

– Папу, – тихо ответила дочка.

Леночка всплеснула руками:

– Папу, горе мое луковое. Папа у нас на работе пропадает. Вот придет, я ему скажу, что родная дочь его уже в песочнице ищет.

Машка упрямо покачала головой:

– Папа там. Днем ему плохо. Ночью он может говорить со мной. Мама, пожалуйста, можно я тут на ночь останусь.

Леночка без слов схватила дочку за руку, вырвала у нее лопатку, отряхнула желтое платьице от песка и потащила Машку к калитке. Та шла покорно, без истерики, только волочила ноги и постоянно оглядывалась на вырытую в песке ямку, как будто и вправду верила, что там ее папа.

– Уберите винтовку, – попросил Тезей. – Здесь нам ничто не угрожает.

Хантер хмыкнул, но послушно закинул на плечо крупнокалиберную винтовку «Вепрь» – и вытащил метательный нож.

С земли город выглядел не так невинно, как с высоты. Многие здания были разрушены, по уцелевшим прошелся огонь, и виднелись щербины от выстрелов. Тротуар взломан, словно сквозь него пробивались корни неведомых растений, и разбит танковыми гусеницами. В красном свете заката горели редкие уцелевшие стекла. Ни зверей, ни людей на улицах не было видно, лишь черным крестом завис в небе ворон Хантера, перешедший в автоматический режим. Слабо пахло гарью и тлением и сильнее – мерзким дрожжевым духом реки.