Читать книгу "Дневник горничной - Октав Мирбо"

— Золотой человек! Он в огонь и воду пойдет за нас, — говорит она.

И при всей своей скупости она его осыпает мелкими подарками.

Однако я не доверяю этому золотому человеку. Он меня беспокоит и в то же время удивительно интересует. Часто я замечала какое-то страшное выражение в его темных мертвых глазах. С тех пор, как я внимательно рассматриваю его, он не кажется мне таким грубым, глупым и неуклюжим мужиком, каким казался в начале моей службы здесь. Теперь я его нахожу, напротив, тонким и хитрым человеком и даже более… мне это трудно выразить. И, должно быть, в силу привычки, потому что каждый день вижу его, он не кажется мне больше ни противным, ни старым. Привычка смягчает вид, окутывает его какой-то дымкой. Она мало-помалу стирает и затушевывает резкие черты; горбатый при ежедневных встречах по истечении некоторого времени перестает казаться горбатым. Но, кроме того, я в Жозефе открываю много нового… и глубокого, и это меня волнует. Не гармония в чертах лица и не совершенство линий делают мужчину красивым в глазах женщины. Здесь влияет нечто менее ясное, менее определенное… какое-то сродство и, осмелюсь так выразиться, какая-то половая атмосфера, жгучая, страшная или опьяняющая, которая увлекает некоторых женщин помимо их воли. И Жозеф эту атмосферу распространяет вокруг себя. Я однажды залюбовалась, как он поднимал бочку с вином. Он играл ею, как мальчик своим резиновым мячом. Его необыкновенная сила, его ловкость, гибкость, поразительная легкость ног, могучие плечи атлета — все это голову кружит мне. И эта мощная мускулатура и богатырские плечи еще усиливают болезненное любопытство, которое вызвано во мне его загадочной походкой, этими сжатыми губами и выразительным взглядом. Не могу себе объяснить, но я чувствую, что между мною и Жозефом установилось какое-то таинственное общение… какая-то физическая и моральная связь, которая с каждым днем все более крепнет.

Из окна прачечной, где я работаю, я иногда слежу за ним. Он стоит, нагнувшись над работой или на коленях у стены… И вдруг пропал… исчез… Не успеешь повернуть голову, а его и след простыл. Сквозь землю он провалился или сквозь стену прошел? Время от времени случается пойти в сад передать ему поручение от хозяйки. Я его нигде не нахожу и зову:

Жозеф! Жозеф! Где вы!

Никакого ответа. Я снова кричу:

Жозеф! Жозеф! Где вы?

Вдруг Жозеф бесшумно появляется из-за дерева или из-за гряды с овощами. Он появляется предо мной, освещенный лучами солнца, со своим суровым угрюмым лицом, со своими гладко причесанными волосами, расстегнутым воротом рубашки и открытой волосатой грудью… Словно с неба свалился…

— Ах, Жозеф, как вы меня напугали!

И на губах и в глазах его мелькает страшная улыбка, светятся быстрые и короткие блики острой стали. Мне кажется тогда, что передо мной стоит сам дьявол…

Убийство Клары служит постоянно предметом для разговоров и вызывает всеобщее любопытство. Местные и парижские газеты, переполненные описанием этого случая, покупаются нарасхват. «Libre Parole» определенно обвиняет всех евреев и утверждает, что это «ритуальное убийство». Власти побывали на месте преступления, проводили следствие, собирали справки, переспросили много народу. Никто ничего не знает… Циркулировало обвинение Розы, но нигде доверия не встретило, все пожимали только плечами. Вчера жандармы арестовали бедного разносчика, но ему легко удалось доказать, что его не было в этих краях в тот момент, когда преступление было совершено. Оправдан был также и отец, на которого указывала молва. Впрочем, о нем все дали самые лучшие отзывы. Нигде никакого указания, которое могло бы навести суд на следы виновника. Это преступление вызывает удивление у властей. По-видимому, оно было совершено с удивительной ловкостью, без сомнения, профессионалами… из Парижа. Видно, что прокурор ведет дело очень вяло, только для формы. Убита маленькая бедная девочка, нечего особенно стараться… Имеются все основания думать, что ничего никогда не найдут и что дело будет прекращено, как и многие другие, тайна которых осталась нераскрытой.

Я не удивилась бы, если бы барыня заявила, что ее муж виновен в преступлении. Это смешно, но кому же лучше знать, как не ей. После этой новости она какая-то странная стала. Она бросает на барина необыкновенные взгляды. За столом, я заметила, она вздрагивает, когда раздается звонок.

Сегодня после завтрака барин заявил, что хочет уйти. Она его удержала.

— Ладно, можешь дома посидеть. И чего тебе все носиться?

Она даже целый час прогуляла с ним по саду. Понятно, тот ни о чем и не догадывается… Вот простофиля!

Мне захотелось узнать, о чем они говорят, когда бывают одни. Вчера вечером я минут двадцать простояла за дверью, когда они сидели в зале. У барина, я слышала, шуршала газета в руках, барыня за маленьким столиком писала свои счета.

Сколько я тебе дала вчера? — спросила барыня.

Два франка, — ответил барин.

Ты уверен?

Ну да, моя милая.

У меня не хватает тридцати восьми су.

Я не брал.

Нет… это кошка…

Ни о чем больше они не говорили.

Жозеф не любит, чтобы говорили на кухне о маленькой Кларе. Когда мы с Марианной поднимаем этот вопрос, он тотчас меняет разговор или не принимает в нем участия. Ему скучно становится… Я не знаю почему, но меня все более и более преследует мысль, что Жозеф совершил это убийство. У меня нет никаких доказательств, никаких указаний, которые могли бы дать повод к таким подозрениям… никаких указаний, кроме его глаз, никаких других доказательств, кроме того легкого движения, которое он сделал, как будто от неожиданности, когда я, вернувшись от лавочницы, в первый раз внезапно назвала ему имя убитой и изнасилованной маленькой Клары. Однако это подозрение, подсказанное мне исключительно моим чутьем, разрастается и превращается в возможный и затем в действительный факт. Я ошибаюсь, наверное. Я стараюсь убедить себя, что Жозеф «золотой человек». Я повторяю себе, что это плод расстроенного воображения, моей романтической фантазии. Но ничего не помогает. Против моей воли это впечатление остается, не покидает меня ни на одну минуту и преследует, как неотвязная мысль. И у меня является неодолимое желание спросить Жозефа:

— Скажите, Жозеф, это вы изнасиловали маленькую Клару в лесу? Это вы, старая свинья?

Преступление было совершено в субботу… Я вспоминаю, что Жозеф приблизительно в этот день ходил в Районский лес за землей из-под вереска. Его не было целый день. Вернулся он в Приере поздно вечером. В этом я уверена. И — удивительное совпадение — я вспоминаю, что в этот вечер, когда он вернулся, у него были какие-то беспокойные жесты и какие-то тревожные глаза. Тогда я на это не обратила внимания. Сегодня я вспоминаю выражение его лица до мельчайших подробностей… Но в ту ли именно субботу ходил Жозеф в Районский лес? Я никак не могу точно установить день его отсутствия. И затем действительно ли у него были эти беспокойные жесты, эти подозрительные взгляды, которые я ему приписываю и которые его уличают в моих глазах? Не сама ли я стараюсь внушить себе, что у Жозефа были тогда такие странные, непривычные для него жесты и взгляды и что это он — золотой человек — совершил преступление… И мое неумение восстановить эту драму в лесу раздражает меня и еще больше укрепляет в моих подозрениях. Если бы судебное следствие открыло хотя бы свежие следы колес на листьях и на вереске вблизи места преступления… Но нет… следствие ничего подобного не установило, оно устанавливает только факт изнасилования и убийства маленькой девочки, вот и все. И это меня больше всего волнует. В этом ловком убийце, который не оставляет после себя ни малейшего доказательства своего преступления, в этом дьяволе-невидимке я чувствую, я вижу Жозефа… В таком нервном возбуждении я осмеливаюсь после долгого молчания предложить ему вопрос: