Читать книгу "Агония, или Рассвет России. Как отменить смертный приговор? - Константин Бабкин"

Все это миллион раз говорилось на самых разных клубах и советах промышленников, предпринимателей, отраслевиков. Все это, например, Максим Калашников слышит уже третий десяток лет. Но толку-то с того? Донести все это до власти практически невозможно. Ну, приедет на какой-нибудь конгресс или совет чиновник, пусть даже министерского ранга. Ну, посидит немного для приличия, скажет нечто – и уедет. Ибо все они чем-то дюже заняты. А участники форума снова будут вариться в собственном соку, в тысячный раз рассказывая друг другу о нереализованных возможностях. Государство всего этого просто не слышит. Даже если вам и удастся поговорить с неким Первым Лицом, то это еще ничего не значит.

Почему? Да потому, что госаппарат РФ в основном состоит из безграмотных субъектов с мутной биографией. Ибо люди назначаются на руководящие посты нынче по критериям, недоступным для здравомыслия и рациональной логике.

Особенно явно это проступает в такой высокотехнологичной сфере, как оборонная индустрия. Дадим слово очень умному человеку – Александру Пылаеву (http://www.odnako.org/magazine/material/show_13793/):

«...Руководителями НИИ, КБ и НПО во времена СССР почти всегда становились люди, прошедшие длинную лестницу карьерного роста по специальности. Обычно в этой же организации. Входить в круг проблем своего института им не требовалось, поскольку решением этих проблем они занимались всю сознательную жизнь, постепенно расширяя круг компетенций и поднимая уровень личной ответственности. Увы, теперь эта традиция основательно размыта. Можно привести десятки примеров того, как к руководству серьезнейшими наукоемкими предприятиями приходят мутноватые «менеджеры» без специального образования, зато с весьма специальными связями. Спектр их приоритетов на редкость одинаков: продажа пресловутых «непрофильных активов», предельное сокращение исследовательских подразделений, работающих на перспективу, принятие на работу до дюжины заместителей из своей же «манагерской» среды и, конечно, приобретение модного авто.

Оставшиеся в штате научно-технические экспертные кадры воспринимаются как досадная необходимость соответствовать каким-то научно-производственным критериям или способ придать красоту отчетности при освоении бюджета. Общение таких пролетариев умственного труда со своими гламурными шефами происходит преимущественно через главного бухгалтера, объясняющего, что денег «на науку» нет.

Условно стратегический уровень – это взаимодействие экспертов и директоров предприятий с отраслевым руководством федерального уровня. Широкое экспертное сообщество с властными эшелонами практически никак не связано. А вот руководители из промышленного сектора с чиновниками общаются. Значительную часть таких директоров все еще составляют специалисты старой школы, которые реально, в деталях, представляют, для чего когда-то было создано их учреждение и чем оно занимается или должно заниматься. Самые «неудобные» понимают еще и разницу между тем, что должна делать, и тем, на что реально еще способна их организация с учетом истории болезни государственных интересов за последние двадцать лет. Зато с менеджерами «новой волны» чиновникам работать легко – разговор в терминах «бюджет-откат» отличается редкой предметностью.

...Экспертное сообщество практически лишено информационных инструментов, позволяющих доносить чаяния специалистов до уровня принятия адекватных решений. Сказать, что КПД научных конференций в деле «модернизаций-инноваций» предельно низок, – это ничего не сказать. Да, большинство экспертных форумов издают по итогам пухлые сборники трудов, которые представляют известный интерес для технических разведок зарубежных стран. Но вообразить какого-нибудь начальника департамента, скажем, министерства промышленности и торговли, читающего пухлый том вчерашней конференции инженеров-судостроителей Поволжья?

Есть специализированные научные издания. Они необходимы для подготовки к защите диссертаций и минимального заочного общения наиболее деятельных экспертов. Но в качестве инструмента влияния на выработку управляющих решений такие источники знаний неприменимы, поскольку сложны и непонятны для большинства современных управленцев.

И если раньше специалисты уровня генконструктора имели прямую телефонную связь с отраслевым министром, то сегодня даже самые острые вопросы, требующие быстрого реагирования, легко вязнут в длинной цепочке передаточных звеньев из секретарей и заместителей, которых объединяет одна трудно скрываемая черта – нулевой интерес к делу.

...В октябре 2008-го был учрежден Совет генеральных и главных конструкторов, ведущих ученых и специалистов в области высокотехнологичных секторов экономики. Выступая в феврале 2009-го на его первом заседании, Владимир Путин сказал: «Мне просто очень хотелось, чтобы все вы, люди, которые генерируют основные идеи, люди, которые организуют этот процесс, чувствовали непосредственную связь с руководством страны, потому что этот механизм, на мой взгляд, нужен и важен, и очень бы хотелось, чтобы он был востребован. Совет задумывался как своего рода научно-конструкторский штаб российской промышленности. Он призван стать площадкой для выработки профессиональных рекомендаций по ключевым вопросам структурной, инновационной и научно-технической политики, для проведения глубокого анализа и прогноза тенденций развития высокотехнологичных отраслей, в том числе – на среднесрочную и длительную перспективы».

Тогда некоторые энтузиасты испытывали оживленный оптимизм. Но на практике отличная идея прямого диалога с реальными экспертами психологически оказалась абсолютно не просчитана. Почему?

Во-первых, в состав совета были приглашены просто не те люди – первые лица крупнейших отраслевых и подотраслевых исследовательских центров. По определению, эти фигуры на своих постах занимаются не столько генконструкторской, сколько менеджерской деятельностью. Главное, что они умеют сегодня, – это выживать в уродливых, пронизанных коррупцией условиях российской экономики и бюрократии. Творить, созидать что-то новое – уже хуже. Их творческий взлет обычно приходится на годы позднего СССР, если не раньше, а новые времена не перемололи их в труху только потому, что привили навык цинизма и лояльности отраслевому начальству из соответствующих министерских департаментов. Высшие лица науки имеют уже устоявшееся и лишенное всяких иллюзий мнение о качестве российской власти. И ждать от них новаторского задора и живой дискуссии на острые темы будущего страны, по большому счету, наивно.

Во-вторых, для вызова официальной научно-конструкторской элиты на хотя бы относительную предметную откровенность руководителю правительства нужно как минимум обновить «портретную галерею» вокруг себя. Глядя на г-на Фурсенко – министра по ликвидации творцов и воспитанию потребителей, – ни один генконструктор ничего действительно серьезного и требующего немедленного реагирования говорить и настойчиво рекомендовать не станет.

Нелепо рассуждать о новом качестве наукоемких отраслей, когда ходячая гарантия деградации уютно сидит в министерском кресле.

В-третьих, кто-нибудь считал, в скольких разных отраслевых, региональных, общественных экспертных или координационных советах, комиссиях, комитетах, союзах и ассоциациях участвует и участвовал каждый из первой линейки генконструкторов страны?