Читать книгу "Мусульманская Русь - Марик Лернер"

Только я еще раз говорю: плевать. У каждого своя жизнь, и он решает за себя, где ему жить и сколько терпеть, но вот закрывать глаза на реваншистские лозунги и милитаризацию, на второе Объединение нельзя. Венгрия и так у них в кармане. Сначала они грохнут соседей вроде Румынии с Сербским королевством — и займутся Францией. Италия вообще не соперник. И не дай нам Аллах, если потом, в союзе с Англией, посмотрят на нас. Вот сейчас проблем со снарядами на той стороне не будет — гарантирую. Я достаточно хорошо знаком с химической промышленностью Германии — она уже давно обогнала и Австрию, и нас по многим показателям. Если их промышленный потенциал сложить, большой пипец нам настанет. В одиночку не потянем. Любыми средствами мешать, пока не поздно.

— Заговор, — грустно сказал я. — Без сомнения, заговор. Плутократы и капиталисты лезут в политику и подстрекают эту самую четвертую власть поддержать их. Лучше бы они задумались о бдительном оке Управления Политической Безопасности. Не мешает вам Диктатор строить заводы и получать разумную прибыль — радуйтесь и пойте хвалу. Профсоюзы он уже поставил под контроль. Доиграетесь до создания Комитета по экономике.

— Я сказал — ты услышал. А дальше сам смотри. На то и акула пера, чтобы прислушивались. Став один раз героем, — он подмигнул, — уже теряешь интерес жить простой жизнью. Или опустишься и сопьешься, или надо брать еще один, более высокий барьер.

А то я сам не понимаю. Потому меня и потянуло на писательство. Хочется выскочить из рамок. Второго такого удачного случая прославиться не будет.

— Хорошая для тебя тема, — нажал Арам, — и будет возможность посмотреть на все это сумасшествие реально. Натурально люди сдвигаются на простейших лозунгах. «Удар в спину», «Засилье инородцев», «Несправедливые условия Парижского договора», «Унижение национального достоинства». Несколько лет назад вполне нормально общался, а теперь как будто штампами разговаривают и не воспринимают никаких доводов. Все кругом виноваты, а они единственные хорошие. Мы себя зря утешаем, что отношения прекрасные. Подавай им назад исконные земли, и достаточно открыто уже и про Восточную Пруссию говорят. Мы там уже скоро двести лет сидим, но все равно оккупанты и подозрительны до безобразия. Уж на арийцев никак не тянем. А, — он махнул обреченно рукой, — заканчиваем. Лучше выпьем за Русь!

— Поддерживаю!

— Слушай, — сказал Арам смущенно, поставив пустой стакан на столик, — давно спросить хотел: а правда, у всех гвардейцев татуировка звезды? И как тогда с иноверцами?

— Не у всех, — расстегивая рубашку, обрадовал я его, — только у самых глупых. Молод был и не задумывался «на кой мне это, когда война кончится». Да кто тогда думал о будущем? День прошел — и прекрасно. Это ж для того, чтобы опознали. — Я ткнул пальцем в надпись ниже звезды. Там были хорошо различимые имя и звание. Еще младший лейтенант. Как присвоили, так и расстарался. Лепить дополнительно, как другие, после каждого повышения или награждения, я потом уже не стал. У некоторых вся грудь была разноцветная, куда там китайцам или японцам. Я годы спустя специально ходил смотреть, как накалывают рисунки в Маньчжурии и Шанхае. У них всякие животные, а у нас очень функционально. Лучше любого личного дела. Первоначально эта мода еще с солдатских корпусов пошла, — объяснил я, — чтобы знали, по какому обряду хоронить. В гвардию брали все больше саклавитов, иноверцев было совсем мало, но они тоже старались. У кого крест татуирован, у кого звезда шестиконечная. Один, помню, вообще себе наколол колесо. Он из буддистов был — калмык или бурят. — Я подумал. — Не помню. Азиат, короче, типичный. Кадровых еще в первый год выбили, а мы уже свои традиции создавали. Когда бои — не до ерунды, а вот пока сидишь в окопе и более-менее тихо, чего только в голову не приходит. Это ж не обязательно и вовсе не закон. Так, местный обряд вхождения в ряды равным. Даже градация была, кому можно, а кому нет. Новобранцам нельзя — сначала положено из мяса в ветерана превратиться. Наш имам очень с этим боролся, но не помогало. А у вас что, местных заскоков не было? Только не надо, ради Аллаха, про вшей и борьбу с ними или бега! Ненавижу эти разговоры. Каждый раз автоматически начинаешь потом чесаться и проверять, не подцепил ли опять. Ужас. Что-нибудь веселое расскажи…

1628 г.

Ульрих опять заорал привычное:

— Дафай! — и самолично начал помогать разворачивать пушку.

Сейчас было не до субординации. Не успеют приготовиться, всем будет полный капут. Ворота в Кремль закрывать поздно, да и возможности такой не было. Стрельцы разбежались, не желая связываться с возбужденной толпой, а вооруженные чем попало люди, среди которых мелькали и хорошо одетые, заполнили всю площадь и нескончаемым потоком, толкая друг друга, начали вливаться внутрь крепости.

С топотом пробежала и встала позади его людей единственная рота мушкетеров, под командованием совсем молоденького парня. Куликов Олехно был единственный его хороший знакомый из местных, свободно объясняющийся по-немецки. Оно и неудивительно, если знать, что его родители происходили из Ливонии и стали мусульманами уже после рождения сына.

Жизнь на Руси была достаточно приятна и даже неплоха, если бы не эти сложности. Немногочисленная голландская и немецкая общины занимались все больше торговлей, и, хотя хорошо его принимали, все-таки он был чужак, над которым втихомолку смеялись за излишнее старание на службе. Были и другие офицеры, нанятые Каганом, но они не слишком старались выполнять свои обязанности. После того как первый полк, созданный по европейскому образцу, специально угробили замечательные русские полководцы, очень опасающиеся, что их отодвинут от власти, бросив его против польской армии в одиночку и отведя поместную конницу, иностранцы прекрасно поняли намек и не слишком старались. Платят жалованье исправно — и то хорошо. А проблемы русских пусть они решают сами.

Ульрих так не мог. Не потому что сильно добросовестен, а просто из самосохранения. Его солдаты должны уметь стрелять и драться, а иначе при первом же столкновении с противником лично ему гарантирована гибель. Если не порубят поляки, так потом Каган повесит. У него это было запросто. После войны многих укоротили на голову, и не всегда за вину. Бывало, и по кляузе. Вот и старался — не столько для окружающих, сколько для себя. Заставлял бесконечно тренироваться, пока его парни не начали выполнять любую команду не хуже шведских или французских ветеранов. Даже награждал из собственных невеликих средств особо отличившихся.

Солдат должен знать, как обращаться с оружием, и не бояться противника. Вернее, единственный, кого он просто обязан бояться, но и уважать, — это его прямой начальник. Эту истину Ульрих усвоил очень хорошо, с пятнадцати лет воюя в самых разных армиях и постигая воинскую мудрость на практике. В свободное время солдат имеет право пить и гулять, но только после разрешения. А уж струсивших стрельцов Ульрих обязательно бы расстрелял. Поступая на службу, ты знаешь, на что идешь, и никто не обещает тебя кормить медовыми пряниками. Твое дело — идти куда прикажут и делать что сказано, а не задумываться о высоких материях и возможности получить ранение. Вот когда кончится срок контракта или не заплатят оговоренное и в срок, тогда можно с чистой совестью уйти или наплевать на не выполняющего свои обязательства хозяина. А Аллаху подчиненный молится или Христу, да еще на каком языке, совершенно без разницы. Есть два варианта — правильное поведение и неподчинение. Второй вариант уничтожается на корню.