Читать книгу "Холодная нефть с горячим запахом крови - Владимир Контровский"

— Взрыв на полигоне в Аламогордо, помнится, — заметил князь, — был серьёзный. Там счёт шёл на большие мегатонны.

— Он был неуправляемым. И "драконья голова" таких размеров — это не оружие: как её доставить к месту назначения? Так что придётся вам обойтись ядерными боеголовками, — Изотов чуть улыбнулся, — они привычнее и надёжнее.

— Обойдёмся, — в тон ему отозвался Пантелеев. — Хотя как-то не очень хочется, чтобы дело дошло до них.

— Кто знает… — медленно проговорил князь со странной интонацией. — Нас проверяли на всхожесть. Четыре надводных корабля класса "фрегат-эсминец" — это мелочь. А вот что будет дальше… Но это уже наши дела военные, а ваше дело, чернокнижники…

— Мы своё дело сделаем, — Изотов посмотрел на князя, — в этом не сомневайтесь. Все мы в одной лодке: и вы, северяне, и мы, питерцы, и все прочие на земле нашей растерзанной. Иначе бы нас здесь и не было.

— Верно, — князь не отвёл глаз под испытующим взглядом учёного. — Передайте князю Владиславу, что я теперь у него в долгу, а долг платежом красен.

"Странно, — подумал Денис, — можно подумать, что у тебя нет с ним прямой связи". Но тут же он понял, что слова Александра несли скрытый смысл: вы вхожи к своему князю — значит, вы тоже элита. Военный вождь Севера признавал за чернокнижниками статусное право, которое очень много значило в неофеодальные времена.

— Передадим, — Изотов вежливо кивнул, — обязательно.

— Ну, — Пантелеев взглянул на князя, словно испрашивая у него разрешения, — на посошок — и проводим наших гостей в дорогу дальнюю к дому родному? Жёны-то их, поди, совсем уже заждались-истосковались.

— Я не против, — весело произнёс Катунин. — Ни насчёт посошка, ни насчёт того, чтоб до жены своей любимой добраться. А ты как, Денис Игоревич?

— Я тоже не против. Война войной, как говорится, а потехе час тоже нужен. Да, а что с названием вашего трофея? — Изотов посмотрел на обоих северян. — Вы уже решили, как будет называться ваш новый корабль?

— Нет ещё, — князь прищурился. — А у вас что, есть какие-то предложения?

— Есть, — учёные быстро обменялись взглядами. — Был такой Александр Свиридов — вам знакомо это имя? Нам бы хотелось, чтобы корабль был назван в его честь — этот человек достоин такой памяти. И если бы не его открытие, не было бы и захвата этого корабля.

— Мы знаем, кто такой был Александр Николаевич Свиридов, — ответил адмирал. — Да, он достоин того, чтобы его имя было нанесено на корабельный борт. Но этот корабль, — воевода бросил взгляд в окно, — взяли мои моряки. С боем и с кровью. И поэтому мы назовём его "Лейтенант Ильин". Дмитрий Ильин — вам знакомо это имя?

— Знакомо, — уверенно ответил Катунин, опередив Изотова. — Лейтенант Ильин — это герой Чесменского сражения. Практически он один сжёг весь турецкий флот.

— Знаете историю, похвально. Да, был такой офицер флота российского, и впечатано имя его в скрижали. Однако был ещё один русский лейтенант, и тоже Дмитрий Ильин. И он тоже кое-что сжёг, и тоже один. Только это уже совсем другая история, хотя тоже история России…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. КОПЬЯ ЗАПАДА

203… год

Лиловая туча, беременная грозой, погромыхивая, уползала, оставляя за собой унылое серое небо, сочившееся мелкой моросью. Земля впитывала влагу, упавшую с неба, и только мрачный средневековый замок, напоминавший ворона, вымокшего под дождём, брезгливо стряхивал капли со своих зубчатых башен — они скатывались по камню стен и падали в ров. Замок этот, простоявший столетия, долгое время служил всего лишь музейным экспонатом, воплощённой тенью минувшего среди автострад, аккуратных домиков, ухоженных газонов, уютных кафе и опрятных магазинчиков. Он стоял, равнодушно поглядывая на окружавшее его мирное спокойствие узкими щелями бойниц, но времена изменились, и старинный замок проснулся от векового сна, и вспомнил свою изначальную ипостась, заложенную в него от рождения. Грохот боевого железа пробудил кровожадных призраков прошлого…

Багровый свет факелов метался по каменным стенам большого гулкого зала. Пламя факелов было настоящим: хозяин старого замка, новоявленный гроссер курфюрст Генрих фон Шарнхорст, презирал подделки синтетического века и предпочитал подлинники — там, где это было возможно. Пристрастие Генриха к старине не доходило до абсурда — доспехи он носил кевларовые (поговаривали, что курфюрст не расстаётся с ними даже на ложе любви, за что и получил прозвище "Железнобокий"), справедливо полагая, что кольчуга пятнадцатого века вряд ли сможет надёжно защитить от автоматных пуль.

Люди, подобные Генриху-тевтонцу, вышли на авансцену в годы постобвала. Обрушив мировую экономику, Обвал вывернул наизнанку и человеческие души, и немало нашлось среди добропорядочных граждан европейских стран, испытавших некогда кружащий головы дурман имперского величия, тех, кто неосознанно бредил этим величием и мечтал, чтобы оно вернулось. Под тонкой корочкой цивилизационной глазури дремали тёмные инстинкты; воинственные гены будоражили сердца законопослушных бюргеров, и снились им по ночам сухопарые прусские генералы, победившие при Седане[9]; бронированные рыцари Фридриха Барбароссы, черепа римских центурионов на деревьях Тевтобургского леса[10]и свирепые воины-германцы в рогатых шлемах, размоловшие палицами границы одряхлевшего Рима и насиловавшие гордых патрицианок прямо в лужах крови, пролитой варварами на улицах поверженных италийских городов.

После Второй Мировой выросло четыре поколения немцев, и казалось, что всё уже в прошлом — и танковые клинья, и бомбардировщики в ночном небе, и хищные тени субмарин в Северном море. Но стоило рассыпаться упорядоченному, как из-за картонных декораций быта, замкнутого в рамки "работа/деньги — дом/семья — пивной фестиваль — муниципальные выборы", вырвались храпящие кони, несущие всадников, закованных в сталь.

Бывший офицер бундесвера, Генрих быстро сменил фамилию на аристократическую. Поначалу ещё ходили слухи, что к роду фон Шарнхорстов он имеет отношение не большее, чем к императорскому дому Гогенцоллернов, однако вскоре болтуны прикусили языки: если в ответ на сплетни о происхождении своего прозвища Железнобокий только ухмылялся, то правдоискателей, желавших докопаться до корней его генеалогического дерева (и сообщить широкой публике о результатах своих раскопок), он без долгих разговоров четвертовал по всем средневековым правилам и при большом стечении народа. И поэтому безопаснее было считать великого курфюрста прямым потомком прусского военного реформатора, тем более что Генрих неукоснительно претворял в жизнь принципы Герхарда фон Шарнхорста "Армия — это вооружённый народ; её нравственная связь с народом гораздо важнее, чем высокое развитие военного дела: народ-воин имеет большую свободу и развивает уважение к самому себе". "Время торговцев, совершавших сделки за спиной, кончилось, — добавлял Генрих фон Шарнхорст, — пришло время воинов, сходящихся на поле брани лицом к лицу". И бывший офицер-танкист не только говорил — он действовал, рассчитывая на впечатанное в генную память немецкого народа почитание военной касты и привычку к порядку, не вытравленную десятилетиями политкорректности. И не ошибся.