Читать книгу "Прощай, Гари Купер! - Ромен Гари"

— Как это, интересно, можно сделаться совершенно законченным негодяем?

— Нужно, чтобы была благоприятная среда, — сказал близнец Дженнаро. — Счастливый семейный очаг, обожание родственников, родители, которые не разводятся, психологическая, эмоциональная уравновешенность, материальная стабильность. В этом случае у вас — все шансы. К несчастью, с распадом семьи подросткам трудно стать толстокожими пофигистами.

— Только не надо нас морочить своими глистами, Джесс, — сказал Чак. — Или ты думаешь, ты одна такая, хочешь спасти этот мир, чтобы скорее послать его подальше? Она сделала круг по пристани, но не осмелилась остановить свой «триумф», чтобы пойти к нему, нужно было действовать осторожно, понемногу, чтобы не спугнуть. Когда она вернулась домой, отец стоял у раскрытого окна, при лунном свете, в наброшенном на плечи пальто, и слушал, как поют соловьи. Соловьи еще могли пройти, хотя они уже давно устарели, но ее отец принадлежал к тому поколению, той эпохе, когда идеализм и гуманизм еще не рассматривались как профессиональное заболевание буржуазных интеллектуалов. Когда ты перестанешь судить своего отца, негодяйка? У тебя такая манера любить, которая ведет прямо к матриархату. Избавляйся скорее от этой удавки нежной женственности у тебя внутри, твердой как сталь, иначе ты останешься со скоропостижно скончавшимся мужем и главным пакетом акций «Ай БиЭм».

— Привет. О чем мечтают молодые отцы?

— Я размышляю.

— Что-то конкретное, или это чисто экзистенциальное?

— Я размышляю о точной природе реальности. Я только что получил письмо от твоей мамы. Она хочет взять нас обратно. Или чтобы мы ее взяли обратно. Трудно сказать… Сильная женщина.

У нее перехватило дыхание.

— Это невозможно, — сказала она наконец. — Наверное, рынок «кадиллаков» обвалился. Ты справлялся на бирже?

— Джесс, тебе не кажется, что ты с ней несколько жестока?

— Она с нами тоже была несколько жестока. Он рассмеялся. Впервые она услышала, как он беззаботно смеется, и не потому что у него всегда были какие-то заботы. Она постоянно забывала, до чего он был еще молод и красив, с едва заметным инеем седины, который только подчеркивал глубину его темных глаз. Темное пальто, небрежно наброшенное на плечи, соловей и лунный свет казались немного надуманными, но сейчас у него появился конкурент, и он не упускал ни одной мелочи. Прирожденный сердцеед, он мог бы стать замечательным дипломатом, если бы в нем было только это очарование, и ничего больше. У него такой же нос и подбородок, как у меня, но глаза — темнее. Как можно любить двух мужчин сразу? Выходит, можно. Если бы допускался инцест, это избавило бы нас от многих проблем. Мы были бы красивой парой. Два ужасных космополита, вот что американцы и коммунисты ненавидят больше всего на свете. Мы совершенно лишены какого бы то ни было «своего дома». Добрая толика ирландской крови, как у всех соловьев. Потрясающий внутренний шик. А в остальном — отточенное мастерство балансировать на краю пропасти, это единственное, что у нас осталось общего с внешней политикой Госдепартамента.

— Ну, и какое решение мы приняли, глядя на эти цветущие яблони?

— Унизительное, Джесс. Я решил сделаться богатым до безобразия. Да, унизительно. Кто я такой, чтобы отказываться замараться? Пора и нам приспосабливаться, Джесс.

— Это правда что-то серьезное, эта работа?

— Это не работа, Джесс. Это — дела. Деньги, Джесс. Мы никогда еще с этим не сталкивались. Это такая штука, в которой должно быть что-то, какое-то скрытое очарование, внутренняя красота, ну, не знаю, я решил взглянуть на все это поближе. Она села и закурила сигарету. Только этого не хватало. Аллан Донахью в высших финансовых сферах, должно быть — доллар точно накрылся.

— Позволь, я все улажу, папуля. Я тоже кое-что нашла. Я моложе, мне легче адаптироваться. Он даже не слушал. Радовался, как ребенок, который собирается устроить веселый розыгрыш.

— Нужно уметь проигрывать. Я становлюсь миллионером. И точка. Вилла на Ривьере, Пикассо на стенах. Я оставляю этот мир.

— И кто работодатель, конкретно?

— Швейцарские банки. Им нужен был кто-то, кто мог бы колесить по свету, пересылая им отчеты о политической обстановке в каждой стране. Надежность инвестиций. Сейчас все наши генеральные консулы — моего поколения. Друзья. Буду кем-то вроде связного. Завалим землю замороженными овощами. Отличные заводы… Казалось, ему немного неловко. Она вдруг подумала, сколько нужно было закладывать за воротник при такой работе. Дружеская беседа с послом, для начала — это два мартини… Она молчала.

— Да, знаю, — сказал он. — Но доверься мне, Джесс.

— У меня тоже есть кое-что. Десять заездов с табличкой «КК» — это будет шестьдесят тысяч долларов. Потом, вероятно, придется бежать куда-нибудь в Тегеран, проведать, как он там, в очередной клинике. Соловей надрывался в лунном свете. Последний посланник, который еще держался. Остальные уже превратились в получателей.

— Кстати, мы — кто вообще? Католики?

— Естественно. От крепкой ирландской ветви.

— Хоть какая-то уверенность. Если все остальное пойдет прахом, можно будет за это зацепиться.

— Что-то не слишком гладко, с этим парнем…

— Что особенно прискорбно, так это когда пролетаешь в первый раз, потом уже знаешь, что есть и другие мужчины, и от этого так грустно, хоть плачь.

— Опыт.

— Да. Я еще не совсем готова к этому.

— Извини, если я начну говорить как отец, но…

— Замолчи. Не превращайся просто в отца. К этому я тоже не готова. Ты говоришь себе: «Я его люблю», а потом замечаешь, что получила всего-навсего любовника… Аллан, не остается ли в конце концов один мир с его настоящими проблемами? И к этому я тоже не готова, я хочу жить. А между тем все остальное слишком уж походит на «Самсона Далилу с его кошечками». Так что… Спокойной ночи.

— Именно. Спокойной ночи. Да, вот еще что… — Он взял ее за руку и засмеялся. — Согласен, упадничество. Однако можно быть декадентом, не становясь при этом заурядным. У меня такое впечатление, что Америке нечего меня бояться. Я ничего не значу. Совершенно безопасно. Высший класс: быть декадентом, ничего не компрометируя, ни о чем не заявляя. Когда тебе ничего не надо говорить, ты можешь позволить себе все что угодно. Безвредно. Настоящее бесклассовое общество — это ты и я. Она убрала свою руку.

— Спокойной ночи. Хватит с меня соловьев и лунного света. Черт с ним, с полуночным состоянием души. Я хочу жить.

Она поднялась к себе в комнату, разделась и нырнула под одеяло, свернулась клубочком. «Нужно будет вернуться на работу в ОЗЖ, по крайней мере мне будет казаться, что я наконец занимаюсь собой. Я и правда начинаю думать, что мне нужен вовсе не структурализм и не Ларошфуко, а просто-напросто ветеринар». Глупая принцесса, запертая в толстых стенах своего маленького королевства «Я», которая уже и не знает, что ей запрещено: запираться там или оттуда выходить. Сегодня все Иерихонские трубы — это только джаз, Фрейд и Маркс под саксофон, с их кошечками соответственно. Нужно же когда-нибудь подумать и о себе, о своем месте во вселенной. И провались все пропадом, хватит уже быть потерянной собакой со всеми этими ошейниками, которые ей навешивают, не претендуя даже на место Эйнштейна, ко всему прочему.