Читать книгу "Таких не убивают - Кир Булычев"

— Так, — Шустов уже все понял, а когда он все понимал, то он тоже мог постоять за справедливость. — Простите, гражданка Флотская, но вы упомянули сейчас ценные вещи, которые, по вашему мнению, гражданка Пищик вынесла из квартиры вашей дочери. Вы не могли бы перечислить вещи, имеющие наибольшую ценность?

— То есть как? — Татьяна к такому вопросу не была готова. — Какие ценности?

Лейтенант был на коне. Он взял отлично заточенный карандаш, элегантным движением достал из стола лист бумаги. И по тому, что он решил воспользоваться именно карандашом, который не употребляет в официальной обстановке, Лидочка поняла, что он преподает Татьяне урок поведения, о чем она не должна догадаться. А так как Татьяна была Лидочке несимпатична, она не собиралась мешать лейтенанту проводить урок вежливости.

— В квартире, где прописана ваша дочь Елена, находятся некие ваши ценности. Попрошу их перечислить.

Татьяна растерянно обернулась к Лидочке.

— О чем он говорит? — спросила она так, словно услышала от лейтенанта гнусное предложение.

— Я думаю, — ответила Лидочка, — что Андрей Львович хочет помочь вам выяснить, не пропало ли что-нибудь из дома.

— Какие могут быть ценности у Алены? — строго спросила Татьяна Иосифовна, будто слова о ценностях исходили не от нее, а от лейтенанта.

— Вот именно, — согласился лейтенант.

— Я не была в этой квартире больше года! — воскликнула Татьяна. — Больше года! А вы стараетесь навязать мне чуждое мнение.

— Кого вы подозреваете? — спросил лейтенант, который умудрился пропустить мимо ушей ее слова.

— Именно ее, Софью Пищик, — ответила Татьяна.

— Вы полагаете, что гражданка Пищик взяла в квартире какие-то ценности, наименования которых вы уточнить не можете ввиду того, что давно не были на данной жилплощади. Но назовите хоть один предмет!

— Один?

— Один.

— Магнитофон, — сказала Татьяна. — Магнитофон «Панасоник», который был подарен лично мною Аленке к окончанию института.

— Большой?

— Очень большой.

— Проверим, — сказал лейтенант.

— Проверьте, — повторила за ним Татьяна. Она потеряла свою агрессивность.

— Скажите, пожалуйста, — произнес лейтенант заинтересованно, — а каким поездом уехала от вас гражданка Пищик вчера утром?

— Я не знаю, каким поездом, — ответила Татьяна.

— Приблизительно.

— Это допрос?

— Да никакой это не допрос! Я хочу развеять недоразумения, — сказал лейтенант. — Чтобы вы не беспокоились понапрасну.

— Она уехала… она ушла в восемь часов. Около восьми.

— Допустим, в восемь, — согласился лейтенант. — Электрички у вас в это время часто ходят?

— Откуда мне знать. Неужели вы думаете, что я в восемь утра способна уехать на электричке?

— Я полагаю, что вы способны, — откликнулся Шустов. — Значит, в восемь. Даже если она добежала до станции и сразу села в поезд, то в Москве она была без четверти девять и сколько-то времени потратила, стараясь дозвониться до Алены.

— Никуда она не звонила! — заявила Татьяна, полагавшая, что лейтенант покрывает Соню из каких-то эгоистических соображений.

— Значит, не звонила, — согласился лейтенант, — а прямиком поехала на Васильевскую. И была там, скажем, в половине десятого. А без четверти десять мы расстались с гражданкой Берестовой.

— Расстались с Берестовой? — Татьяна была поражена и охвачена новыми подозрениями. — С Лидой?

— По другому делу, — пояснила Лидочка.

— Как раз без четверти десять меня вызвали в дом к вашей дочери. А звонок в «Скорую» — я проверил — ушел в девять сорок. Через семь минут я был в вашей квартире, там я застал гражданку Пищик в истерическом состоянии. Я даю голову на отсечение, что у нее не было ни возможности, ни сил, ни настроения выносить магнитофон «Панасоник».

— Все может быть, — ответила Татьяна, показывая тоном, что окружена врагами и никому не верит.

— Ну хорошо, допустим, что у нее был сообщник, которому она передала ценные вещи. Но тогда она должна была заранее знать, что Алена умерла. Иначе даже у сообщника, который живет на соседней улице, не было бы времени, чтобы прийти ей на помощь и ограбить вашу квартиру.

— Но она могла вызвать его с дороги.

— Значит, она знала, что Алена погибла?

— Да! Она же мне вчера говорила, что Алена собирается покончить с собой.

— Очень интересно, — лейтенант буквально обволакивал старуху взглядом своих маслин. — Выходит так: к вам приехала гражданка Пищик и сообщила, что этой ночью ваша дочь покончит с собой. И что же вы сделали?

— Не пытайтесь шутить, — грозно предупредила лейтенанта Татьяна. — Это не предмет для шуток. Да, все так, как вы говорите, гражданка Пищик сообщила мне в очередной раз, что моя дочь намеревается покончить с собой. Это уже бывало раньше, и потому я не обратила на это внимания. Потому что это обыкновенная чепуха.

— Значит, гражданка Пищик бросает все дела, едет к вам за город, чтобы предупредить вас о совершенной чепухе.

— Значит, так!

— И вас это не удивляет?

— Удивляет, но не настолько, чтобы выгнать ее за порог. Тем более что она была в обществе вот этой дамы!

Татьяна показала на Лидочку, и этим жестом было ясно сказано, насколько упала Лидочка в глазах Татьяны Иосифовны.

— Затем эта самая гражданка Пищик, которая приехала к вам с чепухой, остается у вас ночевать? Так?

— А куда ей было ехать? Пока мы кончили разговаривать и смотреть телевизор, уходить было поздно. Вашей милостью женщине нельзя появиться на улице после семи вечера.

— Моей милостью? — не понял милиционер.

— Вы умеете воевать лишь с беспомощными женщинами, нищими и лотошниками. Перед мелкими преступниками вы бессильны, а к мафии бежите на поклон.

Лейтенант, вежливо выслушав филиппику Татьяны, возразил:

— Я с вами не совсем согласен. Разумеется, у нас еще много недостатков. И со временем…

— Со временем их станет еще больше, — вставила Татьяна.

Ей стало жарко в шубе, дорогой, но не новой. Лидочка вдруг решила, что шуба подарена какой-нибудь благотворительной организацией — не было у Татьяны денег, чтобы купить такую дорогую, даже не новую шубу. Всю жизнь она просуществовала на грани бедности, и сегодняшняя ее бедность — это богатство по сравнению с тем, что было раньше.

— Даже с нашими ограниченными возможностями мы стараемся защитить жизнь и имущество граждан, — наставительно бубнил молодой лейтенант, а старуха Флотская негромко огрызалась, врезаясь, как топор, в его монолог.