Читать книгу "Не искушай меня - Лоретта Чейз"

– Прочь отсюда! – огрызнулась Августа. – Прочь!

– Безусловно, нет, – ответил Марчмонт, – я отвечаю за появление Зои в свете, и она не сможет выглядеть достойно, если не будет подобающе сидеть на коне. Нельзя допустить, чтобы она каталась в Гайд-парке, как чудачка, на позаимствованной лошади в чужом седле, надев чужую амазонку.

В этот момент в наряде с чужого плеча, она выглядела как угодно, но только не респектабельно. Он впервые увидел Зою не в дневном платье, с прикрытой грудью. В настоящее время, её грудь находилась на полном обозрении. На очень полном обозрении. Во имя приличий к лифу было пришито немного кружева, но его, очевидно, не хватало, и от кружева требовалось больше, чем позволяли законы физики.

Зоя засмеялась.

– О, это игра слов. Оседлать означает две вещи. Очень смешно, Марчмонт. Я буду счастлива, если ты меня оседлаешь.

Две младшие сестры прикрыли рты руками.

Августа и Гертруда сердито переглянулись.

– Прошу прощения за то, что прерываю ваши уроки представления ко двору, – сказал герцог. – Но дело не терпит отлагательства. Мы должны быть в Таттерсоле через час.

– Что такое Таттерсол? – спросила Зоя.

– Это огромная ярмарка лошадей, – пояснила Присцилла. – Довольно близко к Гайд-парк Корнер. Там достаточно места для более чем сотни лошадей, так же как карет, упряжи и гончих.

– Аукционы проходят по понедельникам, – сказала Августа. – В Таттерсол допускаются только мужчины.

– Женщинам вход воспрещён, – сказала Гертруда. – В отличие от клубов для джентльменов, туда впускают особ высокого и низкого происхождения, включая некоторых отталкивающих личностей.

– Для леди немыслимо там оказаться, – добавила Августа.

– Истинная правда, – проговорил Марчмонт, – но на меня правила не распространяются. Я подумал, что было бы неразумным и опасным выбирать лошадь для Зои без её участия. Я договорился. Что хорошего в герцоге-который-за-всё-отвечает, если он не пользуется своим… э-э-э… герцогством?

– Бакшиш, – догадалась Зоя. – Он способен сотворить чудо, я знаю.

Герцог знал, что такое бакшиш. Он узнал об этом, когда она рассказывала свою историю Бирдсли. Лондон не так уж и отличался от Каира в этом отношении. Взятки творят чудеса.

– И это тоже, – сказал он. Люсьен не знал и не беспокоился о том, сколько стоила специальная договорённость. Он оставлял финансовые прения на Осгуда. – Но у нас мало времени. Ты сможешь быстро выбраться из этого хитроумного сооружения?

– О, да, – девушка задрала платье, запустила руки в юбки и начала изгибаться в поисках завязок.

– Зоя! – закричала Гертруда.

– Кто-нибудь, помогите мне из него выпутаться, – сказала Зоя.

– Не здесь, – взвизгнула Августа.

Зоя остановилась, впереди платье было приподнято, оставляя на виду колени и выше. Отчётливо виднелись её подвязки. Красного цвета.

Кажется, на ней нет панталон.

Она отпустила платье, подхватила шлейф и выбежала из комнаты.

– Джарвис? – звала она. – Где Джарвис?

Марчмонт пробормотал что-то вроде того, что ему необходимо удостовериться, что она не свалится с лестницы, и последовал за ней. Ничтожнейшее оправдание. Правда заключалась в том, что он не мог отвести от неё глаз. Это было не только явление гладкой плоти, хотя и это тоже. Дело в том, как Зоя двигалась в кринолине, как он подчёркивал покачивание её бёдер, как пенились вокруг неё юбки. Она, словно корабль на всех парусах, скользила по коридору, как по воде.

Марчмонт смутно сознавал, что её сёстры что-то говорили. Он закрыл за собой дверь, чтобы отгородиться от них.

Зоя перекинула шлейф через руку так, что сбоку задралась юбка. Он вспомнил то, что видел, и что теперь знал: под этим ворохом юбок не было ничего, кроме воздуха и кожи. У него пересохло во рту.

Она завернула за угол. Люсьен должен был – обязан был – остановиться, пока ещё мог, но он не остановился.

Искушение скользило впереди него, и он не мог его избежать.

Хотя коридор был устелен ковром, Зоя, видимо, услышала его, потому что она повернула голову, глянув на него через плечо. Она издала смешок и кинулась бежать.

Люсьен осознал, что впереди виднеется лестница и кресло у противоположной стены, и перед ним стол, с большим фарфоровым драконом, стоящим на нём – и десятки других препятствий повсюду. Если она споткнётся и упадёт на стол, дракон свалится ей на голову.

– Зоя, подожди, – позвал он.

Девушка резко остановилась, роняя шлейф. Она начала поворачиваться, потеряла равновесие и пошатнулась в сторону лестницы.

Марчмонт ринулся к ней, поставил прямо и оттащил её от ступенек.

Он прижал её к стене, твёрдой и надёжной, и попытался успокоиться.

Невозможно. Его сердце неслось вскачь, бурля от паники и гнева, и вечно мешающего желания.

Красные подвязки, и ноги в чулках, и воспоминание о её руках на его теле, и вкусе её губ, и аромате кожи. Люсьен мысленно видел её такой, какой она была когда-то давно, скачущей прочь, чтобы никогда не вернуться. Он видел её такой, как вчера, в его объятиях, податливой, жаждущей, гибкой и мягкой, она превратила весенний прохладный день в лето.

– Не смей… Не… – заговорил герцог. Он сам не знал, что говорил. Всё утратило смысл. Но Зоя была здесь, он чувствовал её дыхание на своём лице. Он мог слышать каждый её выдох и вдох, быстрый и неглубокий, такой же, как у него. Он слышал, как шелестит шёлк, и платье обволакивает его шелковистым женственным облаком.

– Проклятый кринолин, – проговорил Люсьен. Затем их губы слились, и Зоя немедленно приняла его, её губы раскрылись, а руки забрались в его волосы. Удерживая его.

Как будто существовала опасность того, что он убежит.

Он никогда не убегал. Это всегда была она.

Но сейчас Зоя была с ним, и с первым же прикосновением возродилось всё сдерживаемое вожделение вчерашнего дня. Их поцелуй был глубоким и необузданным, в нём не было ничего цивилизованного, в этот момент он находился за сотни миров от цивилизации.

Люсьен оторвался от губ девушки, чтобы прижаться лицом к её шее, и упивался её запахом, пока руки, скользили под шёлком и кружевами, облегавшими ее. Он возбуждённо осознавал, что её руки двигались по нему. Зоя не боялась прикасаться. Она не боялась исследовать его тело. Совсем наоборот. Её руки проникли под его сюртук и жилет, вытаскивая рубашку. Затем эти неугомонные ручки переместились назад и ниже, чтобы сжать его ягодицы и сильнее прижать его к себе. Она потёрлась об него.

Марчмонт провёл рукой по шёлку и оборкам, и остальным мешающим слоям между ними. Он жаждал её кожи, но его завораживало платье. Шёлк, ниспадавший с обручей, был самой чувственной и соблазнительной из ловушек, они поддавались давлению его ладоней и пружинили, снова распрямляясь, когда он их выпускал.