Читать книгу "Все кувырком - Джил Мансел"

– Значит, мы не станем одной семьей? – Элла серьезно смотрела на него.

Он показал на Джоша, сидевшего перед ними на полу.

– Мы втроем и есть одна семья, солнышко. Ты знаешь это.

– Серена просто папина подружка, – пришла очередь Джоша объяснить ситуацию младшей сестре. – Она не часть нашей семьи, потому что она не наша родственница. Она ей станет, только если папа на ней женится, но даже тогда она будет только дальней родственницей. – Взглянув на Гая в ожидании подтверждения, он весело добавил: – Как тот человек, который дал нам деньги на прошлой неделе, наш дедушка. Он тоже дальний родственник. Это значит, что он может покупать тебе подарки, но не может ругать.

Гай, поколебавшись, кивнул. Этот вопрос еще надо выяснить. Он несколько раз звонил отцу, но натыкался на автоответчик.

Элла просияла.

– Он был хороший! Когда мы с ним опять увидимся?

– Я не знаю, рыбка. Посмотрим. Ну, вы рады, что Серена переезжает? Хотите еще о чем-нибудь меня спросить?

Она пожала плечами.

– Я не против. Раз ей нельзя нас ругать.

– Это делает Максин, – нравоучительно сказал Джош. – Это ее работа.

Элла закончила причесывать куклу.

– И еще она учит меня заплетать косички, – гордо сказала она. – Папа, а Серена будет спать с тобой в одной кровати, когда переедет к нам?

Гай снова кивнул. Из соображений безопасности Серена пока занимала комнату для гостей. Но теперь подготовительная работа была проведена.

– Да, солнышко, будет.

– Бедная Серена, – вздохнула Элла. – Наверняка ей не понравится, что ты храпишь.

ГЛАВА 21

Когда знакомишься по переписке, возникает одна проблема, поняла Дженни. Люди не пишут о себе все. Некоторые жизненно важные детали обнаруживаются потом, когда уже слишком поздно сказать, что вы передумали и, несмотря на краткое знакомство, поняли, что у него нет будущего.

Например, если бы Джеймс Блейр хотя бы вскользь упомянул, что у него смех, как у осла, надышавшегося гелием, она в два счета вычеркнула бы его из своего списка. А так действительность обрушилась на нее неожиданно, как только он подошел к ней в фойе театра. (Он предложил ей пойти на спектакль с его старшей сестрой в главной роли.)

И надо сказать, он вовсе не стеснялся своего смеха. К своему ужасу, Дженни обнаружила, что они пришли на комедию. Занавес еще не поднялся, а Джеймс уже успел купить ей джин с тоником и пять раз рассмеяться. Все повернулись и посмотрели на них. Одна бедная женщина, ничего не подозревая, стояла к ним спиной и, услышав этот неподражаемый звук, от неожиданности облилась шампанским. Это был громкий гогот, зарождавшийся неожиданно, достигавший апогея, выходивший из-под контроля и продолжавшийся до бесконечности. Если бы Джеймс Блейр захотел бы передать его в письме, это выглядело бы примерно так: «Блеее-уууу. иик…блееееуууу. иик…иик…иик… блааааууууууу… иик!» И на протяжении всех девяноста минут этот звук стал ее проклятием. Она не знала, что хуже – сам смех или нездоровое любопытство остальных зрителей, сидевших в пределах слышимости.

Я жалкая, бесхребетная личность, напомнила себе Дженни, а Джеймс, вероятно, очень добрый человек. И нет никаких причин желать оказаться в любом другом месте на земле только из-за того, что он смеется не так, как все остальные человеческие существа.

Но все это было ужасно. Джеймс смеялся, люди таращились, а пьеса вполне соответствовала описанию в программке: «Смешно до колик, смех до упаду, сплошное веселье!»

– Сногсшибательная постановка! – высказался Джеймс, когда все было кончено и он опять увлек ее к бару. – Не могу вспомнить, когда я в последний раз так веселился. Ты согласна, Дженни?

– Уже очень поздно. – Взглянув на часы, Дженни почувствовала, как у нее под мышками дезодорант превращается во влажные катышки. – Мне действительно пора домой.

– Но я сказал сестре, что мы встретимся с ней после спектакля и выпьем вместе. Ты ведь можешь задержаться еще на десять минут?

У него был такой умоляющий вид, что она не смогла отказать. Он был не в ее вкусе, но определенно неплохой парень.

– Хорошо, но только на один бокал. Потом мне действительно придется уйти.

– Отлично! – Его мальчишеское лицо озарилось такой радостью, что Дженни опять стало стыдно. Если бы не это, она никогда не позволила бы ему обнять себя за талию. – Что пожелаешь? Джин? Джинн исполнит твое желание… Поняла? Блеее-уууу… иик… блееееуууу… иик… иик!..

Дженни была готова провалиться сквозь землю, увидев Гая Кэссиди у бара. Весь вечер она успокаивала себя тем, что, по крайней мере, не встретила никого из знакомых. Слабое, но утешение. Точнее, было таковым.

– Привет, Дженни. – Он повернулся и улыбнулся ей, прервав разговор с лысеющим мужчиной средних лет. Ее бросило в жар, когда его взгляд остановился на Джеймсе, который все еще смеялся над своей несмешной шуткой.

Представив, что он все в деталях поведает Максин, она едва не лишилась чувств, но все-таки умудрилась изобразить подобие улыбки.

– Гай, вот не ожидала!

– Я знаю, – с деланным раскаянием ответил он. – Я не часто бываю в театре, но об этой постановке слышал столько лестного…

– Он хочет сказать, – объяснил его лысый приятель, – что его против воли затащили сюда, потому что мы старые друзья, а я, по несчастному стечению обстоятельств, режиссер этой пьесы. Я сказал, что ему придется сначала пострадать, если он рассчитывает на ужин.

Гай ухмыльнулся.

– Я чувствовал себя как девчонка на свидании вслепую.

Дженни залилась краской. Джеймс, с интересом прислушивавшийся к разговору, загоготал:

– Как девчонка на свидании вслепую? Вот умора!.. Блеее-уууу… иик… иик… иик!..

– Почему ты меня не любишь? – неожиданно спросила Серена.

Гай наверху укладывал детей спать. Максин, загружавшая белье в стиральную машину, даже не подозревала, что на кухне кто-то появился. Она удивленно подняла глаза.

– Кто сказал, что я вас не люблю?

– Я не дура, – обвиняющим тоном заявила Серена.

Она взяла стул, уселась и принялась рассматривать свои идеальные ногти. Максин, считавшая, что только дура способна тратить по полтора часа на маникюр, не ответила.

– Ты завидуешь?

– Вы мне вовсе не не нравитесь, – возразила Максин, потому что ситуация становилась неудобной. Она улыбнулась. – И нет, я не завидую. Мне всегда нравилось быть блондинкой пяти футов шести дюймов ростом.

– Моей внешности часто завидуют, – словно в доказательство своих слов Серена провела рукой по своим черным волосам, а потом опять вперила взгляд в Максин, которая все еще стояла на коленях с коробкой «Персила» в одной руке и кипой Эллиных носков в другой. – Но я говорила не об этом, – медленно добавила она, – а о Гае.