Читать книгу "Алгебраист - Иэн Бэнкс"

Фассин заметил, что эти слова вызвали некоторое движение в аудиториуме. «Неужели это тоже имеет отношение ко мне, к тому, что я, возможно, обнаружил? — подумал он. — Чем больше я слушаю, тем сильнее мне хочется надеяться, что это не так».

— Есть одно обстоятельство, один сопутствующий фактор, — сказал образ с широкой невеселой улыбкой и неким подобием удовольствия, — который, как мы почти уверены, стоит за всеми этими событиями. — Проекция повернулась и посмотрела прямо на иерхонта Ормиллу. — Я вынужден настаивать на том, чтобы те, кто не получил специального допуска на это заседание, покинули зал. Я полагаю, исключение может быть сделано для военных, при условии выключения их ушных микрофонов, но я нарушу приказ, если буду продолжать в присутствии тех, кто не был приглашен.

— Адмирал Квайл, — взревел иерхонт, налегая на слово «адмирал», — я лично ручаюсь за всех тех из присутствующих, кто по чистой оплошности не был включен в список, на который вы ссылаетесь. Можете продолжать.

— Если бы это зависело от меня, я имел бы теперь более чем основательные причины продолжать без оговорок или опасений, — сказала проекция адмирала. — Однако как я ни огорчен перспективой пусть даже в малейшей степени нанести оскорбление вашей достопочтенной свите, мне строжайшим образом запрещено продолжать в таких обстоятельствах, и я не могу игнорировать приказание Совета комплекторов.

«Ух ты», — подумал Фассин. Он испытывал к иерхонту чуть ли не сочувствие. Тому не только указали на его место, но еще и унизили. Саркомаг был старше иерхонта и подчинялся в свою очередь одному из комплекторов, который, хотя и обладал огромными полномочиями в осуществлении и распределении власти внутри цивилизованной галактики, должен был по меньшей мере считаться с волей Совета комплекторов. Несказанно всемогущие члены Совета комплекторов не были ограничены ничем, кроме законов природы, и считалось, что они тратят значительные усилия с целью обойти и это единственное ограничение.

Иерхонт Ормилла выдержал удар не без изящества, и через несколько минут аудиториум вполовину опустел. Ступенчатые ряды подиумов перед внушительным э-костюмом иерхонта теперь оголились. Все чиновники двора и придворные удалились, недовольно бормоча, и разными способами демонстрировали свое оскорбленное достоинство с таким негодованием, какого Фассин еще не видел. Военные шишки остались, но даже их ряды на подиумах поредели, когда полковник Сомджомион из Окулы и владетельный администратор Цессории Вориель сошли на уровень пола, чтобы иметь возможность манипулировать двумя самыми важными приборами, контролирующими «кастрюлю» ИР. Солдаты в блестящих, как зеркало, доспехах, с оружием, встали по стойке «вольно», образовав широкий полукруг сзади; теперь, с отключенными наушниками, они оглохли.

Пока все это происходило, Фассин был предоставлен сам себе — сидел, не зная, что ему и подумать. Он знал, что ему следовало думать; ему следовало думать: «Что же это за херовину мне повезло найти, чтобы тут сверху донизу всех поразила такая паранойя секретности?» Но на самом деле знать, что тут нужно думать, было трудновато. Он также знал, что ему следует чувствовать: страх. И тут все было в порядке. Чего-чего, а душевного трепета перед высокопоставленными военными у него хватало.

— Спасибо, — сказал образ адмирала. — Итак, — он оглядел оставшихся, — у меня для вас есть вопрос. Что вам известно о такой вещи, как насельнический список? — Он поднял руку. — Вопрос риторический. Можете не отвечать. При желании можете справиться у своих экранов или их эквивалентов. Не торопитесь.

Послышался шорох — присутствующие делали запросы. «Насельнический список? — подумал Фассин. — Вот черт! Только бы не эта лабуда!» Голограмма улыбнулась.

— Позвольте мне в свое время сказать вам, что мы на нашем конце — в момент создания и записи этого сигнала и проекции — считаем важным касательно данного предмета.

Фассин, конечно же, слышал о насельническом списке. Все наблюдатели знали о нем. К несчастью, слухи об этом списке просочились в широкую публику, породив таким образом еще один из набивших оскомину больных вопросов (бородатых клише типа: «А что, насельники и вправду охотятся на собственных детей?» или «Они что, и в самом деле такие старые, как говорят?»), обычно задаваемых наблюдателям на вечеринках.

Насельнический список представлял собой перечень координат. Он обнаружился, судя по всему, к концу Войны взрывов — четыреста миллионов лет назад — и уже тогда, видимо, устарел. В списке якобы перечислялись тайные порталы артерий, созданные самими насельниками. Ходили слухи, что сеть насельнических порталов развивалась со времен Долгого коллапса, когда насельники решили, что другим видам (или группам видов), с которыми они вынуждены делить галактику, не стоит доверять, если они хотят сохранить в своем владении, единоличном или совместном, сеть ходов. А потому насельникам лучше соорудить собственную сеть артерий и самим контролировать ее (лучше всего, чтобы никто об этом не узнал), если они хотят путешествовать с одного газового гиганта на другой надежно и без суеты.

Все это, конечно же, не учитывало отношения насельников ко времени, пространству, масштабу и, в той или иной мере, — ко всему остальному. Насельникам вовсе не нужна была сеть ходов и, как следствие, почти мгновенное перемещение из системы в систему. Продолжительность жизни насельника составляла миллиарды лет, он мог замедлять свой обмен веществ и мысли до такой степени, что путешествие в тысячу, десять тысяч или сто тысяч лет могло превратиться в ночь сна или занять время, необходимое для прочтения книги или для партии в какую-нибудь сложную игру. Кроме того, насельники и так уже были повсюду; они заявляли, что расселились по всей галактике в ходе Первой эпохи диаспоры, закончившейся, когда Вселенной было лишь два с половиной миллиарда лет. Даже если они и привирали (насельники были склонны к преувеличениям), оставалось неоспоримым фактом, что с незапамятных времен насельники в немалом числе присутствовали на более (намного более) чем девяноста девяти процентах всех газовых гигантов галактики. (Хотя их, как выяснилось, не было на Юпитере; этот газовый гигант на задворках владений человечества отличался от других тем, что был сравнительно беден водой. Насельники считали его планетой-пустыней и посещали редко.)

Проведя несколько веков реального и десятилетия мнимого времени с насельниками, Фассин был вполне убежден, что они презирают быстрых (виды вроде людей и других жителей Меркатории, которые испытывают потребность в червоточинах) и одновременно сочувствуют им.

С точки зрения насельников, быть быстрым означало жить скоротечной жизнью и обречь себя на ранний конец. Жизнь имела неизбежную траекторию, естественную кривую. Эволюция, развитие, прогресс — все это двигало наделенные разумом виды в определенном направлении, вы могли лишь сделать выбор: бежать вам по этой дороге или тащиться по ее обочине. Медленные не спешили, приспосабливались к данному масштабу галактики, к ее естественным границам, к существующей вселенной в целом.

Быстрые же были убеждены, что дорогу нужно срезать, и, казалось, были исполнены решимости изогнуть саму ткань пространства, подчинив ее своей безумной, нетерпеливой воле. Когда они проявляли изобретательность, им удавалось претворить в жизнь свои желания, но тем самым они приближали свой конец. Они жили скоро и скоро умирали, оставляя на небосклоне неожиданный, величественный, но быстро исчезающий след. Насельники, как и другие медленные, хотели жить подольше, а потому были готовы подождать.