Читать книгу "Командир - Владимир Поселягин"

Показав жестами, что ее надо толкать, посадил за руль Осокина. Ничего, и с одной рукой можно баранку крутить. Сняв машину с ручника и поставив на нейтралку, удалось с трудом сдвинуть ее с места. Тихо шелестя покрышками, машина под управлением Осокина въехала в узкий проулок. Дотолкав ее, сколько хватало сил, мы остановились в тени большой яблони, склонившей свои ветви над проулком. Приказав Сурикову осмотреть машину, можно ли ее использовать или нет, велел остальным отдыхать. Осокина поставил следить за обстановкой как самого неуставшего.

— Товарищ капитан, не заводится, придется напрямую соединять.

Голос старшины вывел меня из раздумий; кивнув ему, велел:

— Работай, только быстро. Молчунов, помоги ему.

— Есть, товарищ капитан.

Во блин, даже в плену не забывали о субординации. Рассвело, но старшина с радистом продолжали возиться под капотом машины. Поселение потихоньку просыпалось: невдалеке мычали коровы, были слышны щелчки кнутов.

Вдруг раздался звук запускаемого стартера. Захлопнув капот с закрепленной на нем запаской, старшина прыгнул за руль машины. Радист с Осокиным сели на заднее сиденье, я же расселся на переднем, поставив карабин прикладом на пол.

— Давай неторопливо езжай. Как будто мы свои, а вот если начнут стрелять, то дави педаль газа до предела. Понял?

— Да, товарищ капитан. Понял.

— Ну тогда трогай!

Тихо работающий на малых оборотах двигатель негромко взвыл, когда старшина дал газу. Проехав проулок до конца, мы выехали на луг с пасущимися на нем коровами. Из села крестьяне все вели и вели новых коров. Наблюдая эту картину, я удивлялся все больше и больше. Какого хрена немцы их не отобрали, не реквизировали. Вдруг сзади взлетели две ракеты; определив по месту взлета то, где находился наш тюремный сарай, понял — побег обнаружили. Приказав старшине прибавить немного газу, попросил Осокина, стонавшего от болей в руке при каждом подпрыгивании машины, потерпеть.

Подпрыгивающая на кочках машина выскочила на дорогу, и, довернув, старшина попылил по ней, что заставило меня заорать:

— Куда! Там посты, давай напрямик, по полю!

Сползя юзом в неглубокий кювет, машина, громко ревя на больших оборотах, рванула дальше по полю со сгоревшим урожаем. Мы держали путь на далекий лес, видневшийся километрах в пяти от нас. Воспользовавшись тем, что уже рассвело, я стал нормально застегивать немецкую разгрузку. Как только закончил, мне в лицо вдруг попала пригоршня земли. Старшина с матом стал крутить баранку, заставляя машину делать зигзаги. Пристав, я закрутил головой и заметил на горизонте башню танка. Судя по покачиванию, он двигался на нас, стреляя на ходу. Присмотревшись, узнал T-II, ну-ну, попробуй на ходу попасть в движущуюся машину. Видимо, немецкий командир-танкист это понял, потому что я увидел, как башня танка замерла и на конце тоненького ствола появились огоньки.

— Стой! — заорал я старшине.

Наводчик наверняка целился по ходу движения машины, но разрывы снарядов произошли метрах в семидесяти от нас. Видимо, искривление поля в этом месте, не позволявшее полностью видеть нас, спасло и на этот раз. Из-за этого искривления мы ехали как бы в низине, и немецкие танкисты видели только наши головы, как и мы только башню их танка, выделявшуюся на фоне сгоревшего поля. Но было понятно, что как только они поднимутся повыше на этот мелкий холм, то ехать нам недолго. Пригнувшись под пролетевшей над головой пулеметной очередью, я сказал старшине, который уже набрал приличную скорость:

— Федя, до леса надо доехать на максимальной скорости. Через минуту мы будем на его прицеле. Так что гони. Гони! — И повернувшись к сидящим сзади, велел Осокину, уже закатывающему глаза на бледном лице: — Терпи, Осокин. Терпи! Будем гнать на полную.

Уловив слабый кивок, посмотрел на шлейф пыли и пепла, тянувшийся за нами. Теперь понятно, как немцы засекли нас. Я повернулся к старшине, который, по-моему, уже выжал из машины все, что смог. Еще минуты три, и мы уйдем из зоны прямого выстрела.

Обернувшись к преследующему нас танку, стал всматриваться в заметно отставшего немца. Его уже было видно полностью. И только сейчас я заметил десант, сидящий на его броне и как раз спрыгивающий с остановившегося танка.

— Уходи в сторону! — тут же заорал я.

От стрелявшего танка до нас было уже километра два, что затрудняло стрельбу, но врезающиеся в землю снаряды заметно нервировали нас. Машина вырывалась из сплошных разрывов и скрылась от внимания немецких танкистов за деревьями леса.

Приказав старшине сбросить скорость и внимательно смотреть за дорогой, прокладываемой по опушке леса, я стал вспоминать стрельбу немцев. Странно, такое впечатление, что по нам стрелял не танк, а мелкокалиберная зенитная пушка. Вроде тех, что мы расстреляли на въезде в село. В то, что немецкие танкисты из пушки T-II смогут стрелять таким темпом, я не верил. У T-II в обойме только по десять снарядов, а по нам прошлись очередью не меньше тридцати. Видно, были еще подобные танки, которых я не заметил.

С хрустом продираясь через заросли мелкого кустарника, машина, ревя двигателем, выехала на небольшую поляну. Велев старшине остановиться, я приказал:

— Пятиминутный передых. Федя, насколько мы удалились от села?

— Километров двадцать будет, товарищ капитан!

Да, если считать, что тот лесок мы проскочили насквозь за пять минут и по новому полю минут через двадцать въехали уже в настоящий лес, то где-то так и выходило.

— Осмотри машину на наличие повреждений. После того ада, из которого мы вырвались, наверняка появились пробоины. — Повернувшись к пассажирам сзади, спросил: — Как вы?

— Осокин сознание потерял минут десять назад, товарищ капитан. Почти сразу, как въехали в лес.

— Ясно, осмотри его. А я вокруг пробегусь.

Сделав круг по лесу и обнаружив заросшую лесную дорогу, которой давно никто не пользовался, я вернулся к машине. Старшина с радистом возились с Осокиным. Оказывается, езда под огнем не прошла даром, довольно крупный осколок впился рядовому в бок, и сейчас мои бойцы пытались помочь раненому. Старшина как раз разрывал белую ткань, обнаруженную в багажнике отделения, и стал обматывать Осокина этим импровизированным бинтом.

Держа карабин наготове, я отслеживал обстановку вокруг, слушая бормотание старшины, обследовавшего ранение Осокина. Не знаю, как он смог с такой раной доехать с нами сюда, но мы помочь ничем не могли, кроме как наложить повязку. Слишком много крови потерял Осокин. Через несколько минут, так и не приходя в сознание, он умер. Закрыв Осокину глаза, услышал всхлипывающие звуки сбоку. Повернувшись к радисту, закрывшему лицо ладонями, мягко сказал, положив руку на сотрясавшееся в рыданиях плечо:

— Он умер, Саша. Его уже не вернешь. Но мы отомстим за него немцам. Ты слышишь, Саш? Отомстим! — Мой голос по мере разговора все повышался и повышался. — Немцы запомнят этот день на всю жизнь! — И обратился к стоящему рядом старшине: — Пора ехать. Погоня может быть близко. Парня похороним позже. Кстати, как машина?