Читать книгу "Похитители красоты - Паскаль Брюкнер"

Я стоял перед ним на коленях, и от меня нестерпимо воняло.

— Мне так неудобно… — пробормотал я, кивнув на свои штаны.

Стейнер, стоя на пороге, пошарил лучом фонарика по стенам, затем осветил часы.

— Всякий раз, когда я спускаюсь сюда, у меня такое же чувство, как в детстве, — будто меня хоронят заживо. Я понимаю, как тебе страшно.

От его неожиданного «ты» и сочувственного тона я чуть не прослезился.

— Они перегнули палку, не стоило тебя так сурово наказывать. Но ты уж не обессудь, их тоже можно понять. Франческа и так вся на нервах: ей от твоей Элен крепко досталось, это, скажу я тебе, та еще штучка. Да еще наша старая распря опять на днях всплыла: почему-де в «Сухоцвете» не бывает мальчиков-красавчиков. Франческа злится, говорит, это дискриминация. Но юноши-то посильнее девушек, их и похищать не так легко, и охранять труднее. С этим надо будет что-то делать… Ну, и ты еще вывел ее из себя, надо же — с ног сшиб.

— Я… я не хотел.

— Ладно, замяли. Вот тебе наш план: ты сейчас же уедешь с Раймоном. Будешь делать в точности все, что он скажет. Запомни: привезешь трех девушек — получишь Элен.

— Трех девушек? Да, но… но почему трех?

У него вырвался короткий грудной смешок.

— Потому что твоя Элен стоит трех, и вообще наше решение не обсуждается. Все, пошли.

Обратный путь оказался значительно короче (подозреваю, что Раймон нарочно водил меня кругами по одним и тем же коридорам, чтобы сильнее напугать). Стейнер был настолько деликатен, что даже не упомянул о случившейся со мной неприятности. В туалетной комнате у лестницы я принял душ. Хозяин дал мне чистую одежду, сам принес все из моего чемодана. Он, так сказать, взял меня под крыло. Под горячими струями я успокоился, озноб прошел. Но самое тяжкое испытание было еще впереди: сказать все Элен. Раймон поднялся со мной наверх, повернул ключ в замке, впустил меня и запер за мной дверь. Мне дали десять минут, чтобы попрощаться.

Сердце у меня так и упало, едва я переступил порог. Зрелище было кошмарное: по комнате будто смерч пронесся, простыни и одеяла сброшены с кровати, стол и стулья опрокинуты, отопительная труба помята, все наши туалетные принадлежности раскиданы по полу. Два стекла в окне разбиты, остальные в трещинах. Над всем этим погромом стоял тошнотворно густой запах духов. По ковру блестками были рассыпаны осколки. Элен сидела съежившись в углу и всхлипывала. На подбородке у нее запеклась кровь. Лицо заострилось, побелело и сморщилось, как подсыхающая простыня. Она вскочила и бросилась мне на шею.

— Бенжамен, любимый, бедный мой, они хоть ничего тебе не сделали?

Знакомый мне нервный тик опять подергивал ее лицо, и с него словно осыпалась вечно озадачивавшая меня юность. Губы оттопырились, рот перекосился. Жуткое дело: я уже видел не ее, такую, как есть, а тот портрет, что набросал Стейнер. Вымышленное лицо съело реальное. У всех у нас так: последнее обличье заслоняет все прежние. Я рассказал ей обо всем, что произошло после обеда, и о тайне «Сухоцвета», ничего не скрыл и даже сгустил краски. Она все повторяла: не может быть, это немыслимо. Наконец я дошел до сделки, выложил условия и, набравшись духу, признался, что дал согласие. Она сперва подумала, что я блефовал.

— Ты правильно сделал, милый, хоть время выиграл, нелегко тебе пришлось, бедненький! Но ты ведь останешься со мной, правда?

Вот так вопрос после всех ужасов, которые я ей тут расписывал, — меня это просто доконало. Я покачал головой: выбора нет, если я не подчинюсь, пиши пропало. Стейнер дал мне слово, все будет в порядке. Тут Элен отпрянула от меня, и ее как прорвало:

— Они врут, Бенжамен, врут! А ты знаешь, что им известно о нас все — где я живу, где учусь? Попались мы с тобой, как мухи в паутину, из-за этого снега. Случай преподнес им на блюдечке то, что всегда приходилось искать за сотни километров. Знаешь, что еще когда ты в первый раз постучался в дом и сообщил им номер нашей машины, они сразу же навели о нас справки? Телефонная линия действительно была повреждена, но у них есть мобильник в полном порядке.

Она выкладывала подробности, доказывала, голос ее срывался на визг.

— А ты не хочешь спросить, почему здесь такой разгром и откуда я все это знаю?

Моему эгоизму она всегда дивилась.

— Не успел ты выйти, я только прилегла отдохнуть — вдруг является Франческа. Да с таким видом — ну просто карающий меч. И начинает бесцеремонно меня щупать, будто лошадь на ярмарке, волосы потрогала, даже в рот заглянула. Я ее отпихиваю, а она как пошла меня честить — и шлюхой, и дешевкой, и подстилкой. Мало того, еще и драться вздумала. Злоба у нее сочилась из всех пор. Я отбивалась, кидалась в нее чем ни попадя. Видел у нее фонарь под глазом — это я ей мишленовским путеводителем засветила, я его листала, искала, где бы нам сегодня поужинать. На сантиметр бы выше, и я б ее без глаза оставила. Она вроде отступила и вдруг опять как набросится — и нокаутировала меня. Потом заперла здесь, а перед этим все мне выложила. «Твоя песенка спета, потаскушка смазливая, — сказала, — не видать тебе больше Парижа».

Элен молотила кулачком меня в грудь, подкрепляя свои слова, левая щека ее кривилась, лицо подрагивало от напряжения.

— Подожди, это еще не все. Стейнер, похоже, и вправду хотел, чтобы мы уехали, еще в первый вечер. Он на меня запал. Но карлик не дремал, позвонил хозяйке, та мигом примчалась из Лиона, и они вдвоем заставили старикана нас задержать. Вот почему он был такой злой с утра. А сегодня они все разыграли как по нотам: специально заманили тебя в подвал, чтобы ты оказался виноватым. И уезжать никуда не думали; Раймон высадил Франческу со Стейнером за откосом, и они вернулись в дом через потайную дверь. А он поехал дальше, за нашей машиной в гараж. Стейнер пошел в подвал, ждать тебя, а Франческа — прямо ко мне. Они специально оставили кое-какие мелочи в гостиной, в спальнях, в кухне, как вехи, чтобы ты пришел куда надо. Но если б ты даже остался со мной, они все равно нашли бы к чему придраться.

Итак, мы с Элен знали каждый свою часть правды; то, что она сказала, ошеломило меня.

— Бенжамен, как ты не понимаешь, мы их пленники! Нельзя им доверять.

От упрямства Элен впору было свихнуться. Она стояла передо мной живым укором. Ладно, пусть меня обвели вокруг пальца, заморочили, но что это, по сути, меняло? Наши стражи сильнее, значит, надо покориться. Бороться с ними равносильно самоубийству. Я уже довольно натерпелся в «Сухоцвете», с меня хватит. Как автомат, я твердил Элен, что сделка честная, что я вовсе не бросаю ее. Клялся, что вернусь, как только выполню договор. Обнял было ее, но она меня оттолкнула, назвала олухом, рохлей. Нервы у нее сдали, лицо морщилось, гримасничало, глаза стали сумасшедшие. Она не знала, как меня убедить. Бледная была, как на смертном одре. Разрыдалась, сползла на пол, обхватила мои ноги.

— Не оставляй меня, Бенжамен, умоляю, не уезжай! — всхлипывала она.

Тут вошел Раймон — отведенные нам десять минут истекли — и бесцеремонно растащил нас, отцепив руки Элен от моих ног, как канаты от корабля. Элен засмеялась; ситуация и впрямь была бы комичной, не будь она такой жуткой. Ее отчаяние вдруг выплеснулось в припадке ярости: она набросилась на слугу как фурия, я ее никогда такой не видел. В первый раз он легко оттолкнул ее. Она схватила отломанную ножку стула и ринулась на него снова. Одной рукой он тащил меня к двери, другой отражал ее натиск. Элен осыпала его бранью, кляла последними словами и все пыталась попасть по голове — она была выше его ростом. Молниеносным хуком, держа меня при этом по-прежнему железной хваткой, он отшвырнул ее в дальний угол. Вот какой я видел мою любовницу в последний раз: сломанная кукла на полу с вытаращенными глазами, полными ужаса. Вне себя я лягнул Раймона, заорал: «Элен, я люблю тебя, я вернусь!» Проклятый недомерок выволок меня в коридор, запер дверь на ключ, обернулся ко мне и, заслоняя лицо — я все еще пытался ударить его, — ловко свалил подножкой и профессиональным захватом прижал к полу.