Читать книгу "Зеленый король - Поль-Лу Сулицер"

В апреле 1948 года до них добрался Король, проделав в полном одиночестве свою одиссею протяженностью две с половиной тысячи километров.

До этого ему часто приходилось сталкиваться с индейцами. Еще не достигнув берегов Ориноко, и в Сан-Фер-нандо-де-Атабопо и далее, когда он продолжал идти вверх по течению необъятной реки. Несколько раз ему удавалось сесть к ним на пирогу, иногда плыть с ними по нескольку дней. Эти индейцы с горем пополам иногда говорили по-испански, и, судя по всему, появление белого человека нисколько их не удивляло…

А потом ему пришлось столкнуться с оголодавшими серингерос, когда в течение целой недели он делил с ними тяготы своего путешествия. Они предупредили его: макиритарос в основном миролюбивые люди, может быть, слегка вороватые, не больше. Но вот гуаарибос… «Они убьют тебя, парень, и ты даже не заметишь, откуда к тебе придет смерть». И они принимались рассказывать ему жуткие истории о свирепости «людей-обезьян», которые жили где-то между Венесуэлой и Бразилией, между верховьями Ориноко и развилкой рек Бранку и Негру, сливающихся на бразильской территории.

Не имея никаких бумаг и паспорта, Реб Климрод пересек вплавь и на плоту колумбийско-венесуэльскую границу, а значит, Ориноко в районе Сан-Фернандо. Он не заглянул в эту деревеньку и не посетил те ранчо, что попадались ему на пути. Завидев миссию Ла-Эсмеральда, он не зашел и в нее, ожидая наступления ночи, чтобы обойти тогдашние ее строения. До поселения гуаарибос он, наверное, добрался к концу марта. Их встреча произошла дней через двадцать.

Еще не настал день, свет был каким-то сумеречным — ни один луч солнца никак не мог пробиться сквозь густую листву деревьев и лиан, что высились над землей в несколько десятков метров. Отдельные лианы были метр в диаметре, и в этих зеленоватых, как в подводном царстве, сумерках они напоминали чудовищных змей. Иногда это действительно были змеи. Под ногами расстилался зловонный и прелый слой гниющей листвы, в котором кишела своя жизнь. Создавалось впечатление, будто двигаешься в темно-зеленом, трепещущем чреве какого-то сказочного животного.

Он остановился, но не из страха, а просто, чтобы перевести дух. В правой руке он держал мачете, которое выменял у кого-то на часы. Вряд ли его сейчас узнал бы Диего Хаас: Реб сильно похудел, и тело его преобразилось — юношеская угловатость исчезла навсегда. Он перестал расти — в нем теперь было метр восемьдесят семь сантиметров, — став тем Ребом, которого всегда знал Дэвид Сеттиньяз. Лицо его покрылось загаром цвета старого золота, который резко контрастировал с его светлыми глазами, а отросшая борода — она никогда не была особенно густой — придавала ему какой-то мистический вид, присущий изображениям Христа в Мексике. Когда он обнаружил лагерь индейцев, то за спиной оставались шесть часов беспрерывной ходьбы по пятидесятипятиградусной жаре, при удушающей влажности, и всю неделю он фактически беспрерывно шел вверх.

Восстановив через минуту нормальный ритм дыхания, он вновь пустился в путь. Не пошевелив ни один листик, он проскользнул сквозь стену растительности и через несколько метров вышел на открытое место, раскорчеванное в длину приблизительно метров на шестьдесят.

Три хижины стояли на этой искусственно созданной опушке. Они были треугольными, как и предупреждали его серингерос, а пальмовые стволы, которые их поддерживали, не были срезаны каким-либо металлическим инструментом: их вырвали из земли и разбили при помощи скручивания, как это обычно делают гуаарибос. Никаких признаков жизни, кроме слабого костра, который дымился в переувлажненном воздухе.

Он долго стоял неподвижно на краю открытого пространства, которое оттеняло темную зелень леса бликами рассеянного света, который внезапно желтел и, застывая на вершинах деревьев, светлел до какой-то ослепляющей белизны. Затем он медленно пошел вперед. Подошел к маленькому очагу, положил свой холщовый мешок, разделся, сняв все, вплоть до сапог. Одежду и обувь он старательно сложил в кучу рядом с очагом, из которого в совершенно неподвижный воздух струился дымок, сверху положил мачете острием к себе, а ручкой к приходящему.

Затем он отошел на три-четыре шага назад и вновь замер, совершенно обнаженный, слегка запрокинув голову и глядя в маленькое отверстие в своде листвы, которое еще позволяло верить в солнце. Все его тело тоже было покрыто бронзово-золотистым загаром, как лицо и руки, а выступивший пот подчеркивал его тонкие и длинные мышцы. Он ждал, и прошло несколько минут, прежде чем, снова послышались еле уловимые шорохи, которые он различил сквозь дыхание леса.

Эти пятеро появились одновременно, выйдя из своего укрытия, куда они скрылись при его приближении с ловкостью рептилий, без единого звука. Рост самого высокого из них достигал метра шестидесяти, все они были молодыми, обнаженными и атлетически сложенными людьми; кожа у них лоснилась, словно покрытая глазурью; они были весьма искусно раскрашены черными и красными узорами — прямоугольниками и ромбами, а на правой руке у каждого был привязан пучочек разноцветных перьев; все это было поразительно красиво.

Но самым главным в эту минуту были, конечно, их большие натянутые луки, все длинные стрелы которых были направлены на Реба Климрода. Его полная неподвижность, вероятно, произвела на них впечатление. Они осторожно приблизились, медленно его окружив, и прежде всего его обнаженной кожи коснулись наконечники их боевых стрел, пропитанные ядом кураре. Один из них затем поднял мачете, потрогал пальцем лезвие и, стремясь убедиться в прочности металла, попытался его разбить. Он внезапно наотмашь ударил по пальмовому шесту и разрубил его пополам. Индеец рассмеялся, и смех его словно послужил сигналом для других: целая группа мужчин, женщин и детей сразу вышла из леса, как будто совершенно безмолвные, обнаженные тени. По мере того как исчезала робость, они окружали этого гиганта, который продолжал стоять не шевелясь. Человек, поднявший мачете, первым дотронулся до Климрода и рассмеялся снова, когда в том месте, где скользнуло лезвие ножа, выступила капелька крови. Подошли поближе и другие; некоторые начали скоблить ногтями его кожу, чтобы наверняка убедиться, что ее цвет не краска (серингерос рассказывали, что с одного захваченного негра они почти содрали всю кожу, так как были изумлены неизвестным им цветом, прежде чем убедились, что он черный от природы).

Наконец все они, включая и женщин, начали его ощупывать, дергать за волосы. Но больше всего, казалось, они были зачарованы цветом его глаз. Но разница в росте была велика — Реб казался Гулливером в стране лилипутов, — им пришлось отходить назад, чтобы заглянуть ему в глаза, и даже запрокидывать для этого головы. Никто еще не произнес ни слова, и первым из них заговорил один старик с оттопыренной до уха щекой, ибо он что-то засунул в рот, из которого сочилась какая-то зеленоватая жидкость. Произнесенная им фраза, вероятно, заключала в себе угрозу. Тем временем, несколько человек завладели его одеждой, сапогами, сумкой. Кто-то из них напялил на себя его рубашку, второй штаны, а третьи очень заинтересовались сапогами — ставили их себе на голову, на тонзуру и весело смеялись.

— Атчика (друг), — сказал Реб.