Читать книгу "Лондонские сочинители - Питер Акройд"

Мэри вдруг застыла на мостовой.

— Да я еще не в силах это осознать. Оценить по достоинству. Уж простите великодушно.

— Она ничем не уступает «Лиру» или «Макбету». — Уильям остановился рядом. — Так мне, во всяком случае, кажется. Пойдемте. А то на нас уже обращают внимание.

К ним, протягивая ладошки, направлялось несколько босоногих, одетых в лохмотья ребятишек.

Мэри с Уильямом повернули к Джордж-Террас — коротенькому ряду почти разваливающихся домов. Некоторые окна были забиты досками, весь переулок пропах нечистотами.

— Я хотел бы показать ее вам, вам — первой, Мэри. Прежде всех прочих. Даже отец о ней не знает.

— Мне было бы страшно прикоснуться к ней, Уильям, а вдруг…

— …вдруг она в ваших руках рассыплется в прах? Не тревожьтесь. Я ее собственноручно переписал.

— Прочту непременно. Но вы ведь не станете ее долго скрывать?

— Конечно же нет. Ее должен прочесть весь мир. И ее непременно надо поставить в театре. — Уильям посмотрел на реку. — Мой отец знаком с мистером Шериданом; я возлагаю надежды на театр «Друри-Лейн».

— Прежде вы мистера Шеридана никогда не упоминали.

— Разве? — Он засмеялся. — Я полагал, мой отец рассказывал вам о нем во всех подробностях. Это его конек Вот мы и пришли. — Миновав ряд развалюх, они остановились. — Если мистер Малоун не ошибся в расчетах, именно здесь находился самый первый «Глобус». Он имел форму многоугольника. А тут была сцена.

Уильям подошел к деревянному навесу, под которым кучей громоздились белые мешки — то ли с мукой, то ли с сахаром. Праздно стоявший возле навеса парень с глиняной трубкой в зубах буркнул:

— Чего надо?

— Ничего. Любуюсь пейзажем.

Парень вынул трубку изо рта и с подозрением оглядел незнакомца.

— Стоит мне свистнуть, и сюда явится мой папаша.

— В том нет никакой надобности. Ни малейшей. — Уильям вернулся к Мэри. — Здесь был двор, яма, в которой стояли зрители. Вы ведь знаете происхождение слова «партер». «На земле». Стало быть, тут, на земле, они и стояли — ниже актеров.

— Ну, это уж вы сочиняете.

— Ничуть. Так оно и было. А вокруг поднимались вверх ярусы. Публика грызла орехи, пила пиво, ела жаренных на вертеле дроздов. Перед началом спектакля трижды трубили трубы, затем, весь в черном, появлялся актер, читавший пролог. Он стоял бы вон там, — Уильям указал на парня с трубкой. — И я, разумеется, тоже. А может быть, мы с ним вместе смотрели бы «Вортигерна». Все здесь так и дышит неподвластным уму колдовским очарованием, — продолжал он; глаза его сверкали. — Объяснить магию этого места невозможно. «Глобус», Мэри, по-прежнему здесь. Неужто не видите? Он все еще заполняет собой это пространство.

Мэри окинула взглядом обширный пустырь; на нем виднелись две-три коптильни для рыбы да остатки свалки, которую давно покинули тряпичники и прочие любители копаться в мусоре в надежде чем-нибудь поживиться.

— Боюсь, южный берег уже утратил свою прелесть, — сказала она. — Мне явно не хватает вашего воображения, Уильям.

— Может, он и не столь очарователен…

— Но бесконечно интересен, — быстро закончила она.

— Не менее, чем сама жизнь. Вы ведь это хотели сказать, правда, Мэри?

— Только, боюсь, не так возвышенно. Но мне нравится здешний мусор. Здешний запах. Тут ничего не делается лишь ради приличий.

Уильям бросил на нее быстрый взгляд.

— Ну что, пойдемте обратно к реке? Мне кажется, вы утомились.

— Разве больше нечего осматривать?

— Всегда есть что осматривать. Это же Лондон.

Они не спеша двинулись по прибрежным улочкам на восток, к Бермондси. Когда прошли мимо родильного дома и заводика по производству уксуса, Уильям обронил, что дальше идти небезопасно, и у моста они повернули обратно; теперь, правда, шли другим путем, по бесчисленным кривым переулкам, выросшим на топях Сатерка. Внезапно Уильям остановился как вкопанный.

— Только представьте, Мэри. Новая пьеса Шекспира! Она все изменит.

— И вас тоже?

— Нет, меня — нет. Я уже погиб безвозвратно.

Впереди лежал открытый пустырь, изрытый канавами и ямами. Путники остановились. Мэри обернулась к Темзе.

— Что это там, вдалеке?

— Водяное колесо. Гонит речную воду в узкие деревянные трубы. Вортигерн — потрясающий человек, Мэри. Чтобы завладеть троном, он не останавливается перед предательством и душегубством. Убивает родную мать.

— Прескверный, видно, был субъект.

— Брата родного тоже убил.

— Напоминает Макбета?

— По сути, да. Но Макбет хотя бы родных не лишал жизни. Позвольте я вам процитирую кусочек из пьесы?

— Можно мне на минутку опереться на вашу руку?

— Конечно. Вам дурно?

— Очень устала за день. Вы прочтете наизусть?

Они двинулись дальше. Уильям одной рукой поддерживал Мэри, а другой жестикулировал, подкрепляя декламацию:

О, если бы язык железный мой

Смягчиться мог! Воспел бы я любовь.

Но не тому учен был. Если ж ты

Свой нежный слух склонишь к иным напевам —

Суровым, грубым, но зато правдивым, —

День напролет рассказывать я стану

Об изнурительных осадах, битвах,

Жестокий Марс в которых упился

Настолько кровью, что вскричал: «Довольно!»

— Поразительно… — проронила Мэри. Она испытывала необъяснимую подавленность.

— Настоящий шекспировский стих.

Они подошли к домишкам, лепившимся возле Парижской лестницы. Послышались резкие женские голоса: казалось, это ожесточенно спорят о чем-то мать и дочь. Затем раздался визг, звуки ударов. Не чуя под собой ног, Мэри бросилась к реке, Уильям побежал за нею.

— Сожалею, что вам пришлось это услышать. Такие свары здесь не редкость.

Он заметил, что Мэри дрожит всем телом. Вдруг она пошатнулась, словно накренилась набок. И в тот же миг соскользнула, вернее, повалилась с берега в реку и сразу ушла под воду. Ее пышное платье вздулось алым пузырем, точно раскрывшийся цветок. Уильям немедля прыгнул следом. Уже начался отлив, и возле Сатерка глубина была небольшая, без предательских течений и водоворотов. Мэри погрузилась под воду фута на три-четыре, потом стала барахтаться и выплыла на поверхность. Уильяму удалось обхватить ее руками и подтащить к деревянному настилу. Ощутив под ногами дно, он толкнул ее к берегу. Голова ее виднелась над водой. Два лодочника и торговка рыбой уже тянули к ним руки и быстро вытащили обоих на сушу. Мэри и Уильям с трудом приходили в себя; Мэри успела нахлебаться речной воды, и теперь ее рвало на прибрежную тину и гальку, а торговка рыбой, стоя сзади, хлопала спасенную по спине: