Читать книгу "Восточное наследство - Андрей Анисимов"

Конечно, случались драки, кое-кому доставалась и «темная». Расправы происходили за дело, но то были меры воспитательные. Превратив гнусняка в нормального солдата, его брали под защиту и опекали больше других.

Свой труд по воспитанию мужчины армейский коллектив ценил. Петрович вздохнул, отложив газету и допив остывший чай, пошел в гостиную, где на круглом столе лежал листок с наказом жены.

Когда на голубом экране зазвучали волнующие слух старого болельщика музыкальные позывные, Петрович уже успел сходить в магазины и исполнить наказ Лидии Ивановны. Он не любил оставлять дело на потом. От пива пришлось отказаться. На дачу необходимо выехать пораньше, чтобы успеть на квартире аксеновской дочки Веры полить огромный тропический цветок, подаренный молодым на свадьбу. За пять часов запах от пива может сохраниться, и ушлые гаишники наверняка привяжутся. Особенно в выходные — машин меньше и инспектора выходят на охоту за частником.

Игра шла вяло. Футболисты никак не могли проснуться после зимнего сезона, и отсутствие форвардов, купленных заграничными клубами, сказывалось. Игра не получалась. А когда защитник ЦСКА затырил гол в свои ворота, настроение болельщика совсем испортилось.

Петрович в сердцах выключил «Рубин», угрюмо собрал рюкзак с покупками и, тщательно заперев дверь на два замка, покинул квартиру.

Ехать на дачу, даже с учетом крюка на Плющиху, еще рано. Но Петровичу необходимо выговориться. Он надеялся, что в гараже ему такая возможность представится. Петрович не ошибся. Олег Николаевич по прозвищу «Самоделкин» сидел на ящике перед своим «Мерседесом» времен одной из мировых войн. Прозвище так прилипло к старому механику, что настоящую фамилию Лисичкин многие вовсе не знали, считая прозвище его фамилией. Вокруг Самоделкина образовался небольшой клуб. Пожилой бухгалтер Борисович, плотный белорус, всю жизнь проживший в Москве, являлся по выходным в гараж как на работу. Его первая модель «Жигулей» за пятнадцать лет наездила пятнадцать тысяч. Ровно по одной тысяче в год.

Выезжал на своей машине Борисович только в самых исключительных случаях. Делал это в светлое время суток и по выходным, когда машин в городе мало. Маршрут долго изучал, чтобы меньше поворачивать. Повороты, перестроения из ряда в ряд Борисович называл маневрами и очень не любил.

Основную радость от машины пожилой бухгалтер получал в гаражном общении, куда под предлогом ухода за автомобилем удирал по выходным. Маленькая крикливая супруга Борисовича иногда появлялась с ревизионным обследованием поведения мужа. В таких случаях грузный Борисович терял дар речи. На визгливый голос супруги отвечал тяжкими вздохами и громким виноватым сопением. После ухода на пенсию Борисович заботу о «Жигуленке» приумножил и являлся в гараж почти каждый день.

Третьим членом клуба оказался студент Дима, своей машины не имевший, живший с яростной мечтой ее завести. Дима торчал возле гаражей в свободное время, с удовольствием помогая другим крутить гайки, отдирать прикипевшие болты, латать камеры, мазать железные брюха авто антикоррозийными снадобьями. Сейчас вся компания закончила пивной перерыв часовым перекуром.

Петрович со всеми поздоровался за руку.

Дима свою руку перед этим долго тер о портки.

Петрович сразу сообщил, что ЦСКА проиграл.

Самоделкин симпатизировал «Спартаку» и сильного огорчения не проявил, но с тем, что футбол теперь стал никудышный, легко согласился. От пива Петрович отказался. Для приличия спросив Самоделкина о здоровье «Мерседеса», открыл свой бокс и осторожно пролез внутрь. Середину занимала «Победа», все остальное пространство съедали запасные части и вспомогательные вещи, вроде канистр, ящичков с железяками самого невероятного предназначения. Из деталей самыми громоздкими являлись запасные крылья, капот и крышка багажника. Крыльев Петрович заготовил на несколько машин. Среди гаражного народа такая запасливость считалась нормой. Лишнее всегда можно поменять. Петрович открыл тяжелый капот и надел клеммы на аккумулятор, затем приоткрыл дверцу и с трудом проник в узкую щель. «Победа» чихнула и завелась. Петрович не спеша прогрел двигатель, затем дал задний ход и осторожно выкатил. Переговариваясь с Самоделкиным, Петрович обстоятельно начал готовиться к поездке. Лишнее из багажника отнес в гараж, проверил запасное колесо, домкрат, поглядел, на месте ли трос. Сложил в багажник две заклеенные, но годные камеры, пристроил рюкзак с покупками для жены.

— На дачу? — спросил Самоделкин, погружаясь во чрево «Мерседеса».

— На дачу, только сперва на Плющиху надо, — ответил Петрович, продолжая сборы.

— Бабке привет передай, — улыбнулся Дима. Вся гаражная компания от частого общения пребывала в курсе жизненных событий каждого владельца. Исключением остался только Курехин, хозяин крайнего гаража. Тот молчаливо ставил свой новенький «Опель» в бокс, ограничиваясь «здрасте» и «пока».

Петрович знал, что клуб Самоделкина через часик снова устроит перекур. Диму пошлют в гастроном. В каждом гараже припрятана какая-нибудь закуска, у кого соленые огурчики, у кого банка консервов. Петрович знал и уважал эту мужскую пригаражную жизнь с легким хмельком, байками и всякими розыгрышами и шпильками в адрес друг друга. Но знал он и другое. Стоит у одного из согаражников случиться неприятности, все придут на помощь. Тут самый сложный ремонт обойдется символическим пузырем. Никому даже в голову не придет спросить у товарища денег за работу. Самоделкин часто халтурит, зарабатывая на чужих. Но брать деньги со своих — никогда. Петрович с удовольствием пропустил бы с ними стаканчик, но сегодня нельзя. Протерев кузов «Победы» ветошью и с гордостью оглядев автоветерана, старый вояка пожелал друзьям успеха и вырулил со двора. На воскресных улицах пробок не наблюдалось. Сворачивая на Плющиху, Петрович раздумывал, где лучше заправиться. Тут — на набережной — или дотянуть до выезда из Москвы…

Сегодня при лифте в доме Кроткина дежурил Савелий Лукич. Петрович полгода назад познакомился с лифтером и теперь, поздоровавшись с ним за руку, поделился исходом матча.

Савелий Лукич в футболе понимал, но фанатом не был. Лифтер предложил Петровичу чаю. Он заваривал его по-своему, добавляя листики и травки, что привозил с вологодских болот.

Петрович не спешил и с удовольствием согласился. Савелий Лукич открыл ящик стола и извлек завернутый в тряпицу пирог с рыбой.

Таких пирогов в Москве не пекли. Жена старого лифтера, родом из Архангельска, хранила свои рецепты.

— Пирог что надо, — похвалил Петрович и поинтересовался у лифтера, почему тот не взялся поливать цветы в квартире Кроткиных. — Ты тут сидишь, а мне полгорода надо отрулить.

— Я зарок дал, — сообщил Савелий Лукич, — в чужую квартиру ни ногой. Когда ушел на пенсию и согласился дежурить, меня в первую неделю дамочка из семьдесят пятой упросила кошку кормить. Потом серебряных ложек недосчиталась и скандал закатила. Ложки отыскались, но я дал себе зарок в чужую квартиру ни ногой.

— Народ разный бывает, — согласился Петрович.