Читать книгу "Отложенное убийство - Фридрих Незнанский"

— Она старше меня.

— Так тебе ж с ней не детей плодить.

— Она злая… Она вообще не в моем вкусе!

— О вкусах будешь в ресторанах спорить, — брови Дениса сдвинулись, — когда вернешься домой. А сейчас перед нами, между прочим, поставлена задача: разыскать заложников, которых вот-вот изрубят на мелкие кусочки. Если, чтобы предотвратить смерть Ворониных, потребуется оттрахать не только Зою, но и Геннадия, и его альбом с марками…

— Кляссер, — не удержался, чтоб не поправить, Макс. — Альбом с марками называется кляссер.

— И кляссер, и Геннадия, и всех членов барсуковско-логиновской семьи — одним словом, сделай это и не чирикай. Тебе деньги платят не за просто так.

Макс насупился: по его убеждению, напоминание о деньгах было здесь неуместно. Его брали в «Глорию» как компьютерщика: в заключенном договоре речь шла об использовании мозгов, а на его член «Глория» контракт не заключала. Но Денис, не обращая внимания на его насупленный вид, переключился на другие вопросы, полагая, что если Макс ничего не возразил, значит, дело в шляпе: молчание — знак согласия.

И, несмотря на некоторую грубость, он был прав. Потому что Макс действительно решил согласиться.

20 февраля, 21.49. Валерий Воронин

— Все бесполезно, — сказал Валерий Семенович.

И то, что эта реплика исходила от ее супруга, который еще час назад безукоризненно держался у себя в мэрии, а вот сейчас, придя домой, вместе с пиджаком сбросил с себя и свою сверхчеловеческую выносливость; и весь его вид — постаревший, с нижней губой, выпятившейся так, словно он собирается заплакать, — все это ввергло Алену Борисовну в такую растерянность, что она даже не сразу смогла возразить и только слушала жестокие слова:

— Все бесполезно. Я не верю, что когда-нибудь увижу Гарика и папу. Да, они дали мне поговорить с ними, но живыми они их не выпустят. Похитители никогда так не поступают. Их основное условие — деньги вперед. Они получат деньги, а потом убьют заложников.

— Пока не убивают, по крайней мере, — замороженно произнесла Алена. Теперь они с мужем поменялись ролями: он терзался от горя, она выступала как спасительная жилетка. — Ты же разговаривал с ними, ты слышал их голоса…

— Голос Гарика. Он сказал «мы с дедушкой», или просто «мы», не помню, из чего я заключил, что папа все еще жив. Но я боюсь, все могло измениться. Ты же помнишь, у него больное сердце…

— Валерочка, тише, пожалуйста. Лариса Васильевна услышит, а она у нас тоже не слишком здоровый человек.

— Какой смысл говорить тише? Алена, все равно все мы должны подготовиться, привыкнуть к этой мысли. Мы уже лишились и папы, и Гарика. Скорее всего, нам даже не придется их похоронить…

— Замолчи! — прикрикнула на него Алена Борисовна. Без косметики, кое-как причесанная, с красными от бессонниц и слез глазами, она сейчас из беспомощной женщины превратилась в воительницу. Она и была воительницей: она защищала остатки своей семьи. Если придется потерять еще и мужа, который вязнет в своем горе, точно муха в варенье, это будет конец всего. Нет, она не допустит! Пусть Валерий лучше сердится, а не горюет. — Замолчи, Валерий! Давно ли ты меня упрекал за то, что я впадаю в истерики, мешаю работать людям из «Глории»…

— Да, я действительно тебя тогда упрекал. И сейчас прошу прощения за это. Ты была совершенно права. «Глория», «Глория», эта хваленая «Глория»! Я что-то не вижу, чтобы они что-то сделали…

— Они нас охраняют!

— Ну пока не видно, как они нас охраняют, потому что на нас никто не нападал. Но я им плачу еще и за то, чтобы они нашли наших родных! И, позвольте спросить, где результат? Результата я не вижу! Я вижу одни лишь нелепые версии… наподобие той, что Гарик зачем-то уехал играть в теннис. Разве я не знаю моего сына? Мой сын не умел играть в теннис! Я никогда не видел у него теннисных ракеток! Откуда бы они взялись? Нет, они все перепутали! Таксистка везла совсем другого мальчика.

Алена Борисовна смотрела на мужа неожиданно растроганными глазами.

— Валерочка, — сказала она, — вспомни, ведь Гарик просил у нас разрешения заняться спортом.

— Да! И я ему не позволил, потому что в его годы нужно учиться, а не заниматься дрыгоножеством и рукомашеством.

— Но ты понимаешь, Валерочка, он мог бы втайне от нас…

— Неужели ты думаешь?..

— Ну да, конечно, и дедушка мог быть на его стороне. У них всегда были свои секреты…

Алена Борисовна протянула мужу какой-то белый круглый ворсистый предмет, в котором мэр Воронин узнал теннисный мячик.

— Это я нашла в шкафу Гарика, среди нижнего белья.

— Значит, они были правы… Но тогда… Ну пусть они только вернутся, особенно Гарик! Я им все выскажу! Безобразие, разбаловали мальчишку! Уж я им задам перцу…

Алена Борисовна смахнула слезу теннисным мячиком. Прикосновение этого нежного пушистого предмета почему-то утешало. В нем было что-то детское, то, что связывалось в ее представлении с плюшевыми игрушками, с мягкостью вязаных костюмчиков, из которых ее сын давно вырос, но которые всегда памятны матерям. Когда у выросших сыновей все хорошо, эти пустяковые напоминания о том, что когда-то эти сильные мужчины были младенцами, выглядят умилительно; когда сын гибнет, не успев стать мужчиной, они превращаются для безутешных родителей в вечные орудия пытки. Но ведь Гарик жив! Да, конечно, он жив! Пока она не видела его мертвым, у нее остается надежда…

— Да, обязательно, обязательно выскажешь. Обязательно. Пусть только они вернутся. Ничего другого я не хочу.

20 февраля, 12.30. Тарас Слесаренко

Согласно канонам уголовно-приключенческого жанра, на свободе непременно обязаны оставаться самые ловкие, сильные и хитрые преступники, чтобы тем увлекательнее было потом положительным героям их ловить. В случае с уцелевшими останками «Хостинского комплекса» это было и так, и не так. Каноны соответствовали действительности в том, что касалось самого Зубра, главного действующего лица, режиссера злодеяний, постоянно остающегося за ширмой. Однако в том, что касается второстепенных персонажей, всякой мелкой сошки, отлаженная схема не работала. Зубр лишился своих лучших помощников, которых он активно задействовал и которых вследствие этого оказалось легче изобличить Грязнову с Турецким. Остались худшие — те, которых Зубр на серьезные дела не посылал не потому, что берег, а потому, что не был уверен, сделают ли они все, как надо. Однако теперь, когда выбирать не приходилось, и они, неожиданно для себя, оказались на переднем крае.

Одним из таких был Тарас Слесаренко по прозвищу Бубен. Кличка указывала на то, что ее обладателю не удалось высоко продвинуться в воровской иерархии[2], и в дальнейшем, по-видимому, это ему не светило. Помимо физической силы, которую отметил в нем Зубр, наблюдая за тренировками крутых парней в своем спортивном центре, иными достоинствами он не обладал. Чаще всего Зубр посылал Тараса за алкоголем. Сейчас требовалось послать его за деньгами — за крупными деньгами. Двести тысяч долларов, не кот нассал!