Читать книгу "Цель обманывает средства - Павел Балашов"

— Я не озвучиваю предложений без прямого контакта глаз, майор, вы же знаете. Прилетайте в Москву, скажем, к ужину, там и поговорим. Да, видеоканал меня тоже не устраивает.

Вот теперь все становилось на свои места. Скорее всего, Яна перед тем, как послать голосовой вызов, тщательно выяснила, где находится абонент. Ведь с того же самого Марса, или с Европы, или с Венеры так вот «к ужину в Москву» не позовешь, не успеют. А раз на Земле, более того — в Евразии, значит, можно и сдернуть. Весь мир может перевернуться, но разведка не меняется, подумал про себя Заславский.

— Хорошо, Яночка, я постараюсь, но обещать не готов. Но очень постараюсь. На всякий случай уточним — где именно планируется ужин?

— Полагаю, что заслуженные места вас интересуют мало, не так ли? Поэтому предлагаю такой вариант. В зеленой зоне Подрезково, это северо-запад Москвы, есть улица Гагарина. На ней, в самом ее начале, расположен ресторанчик «Арканар», весь такой в стиле средневековья. Вот там часиков с девяти, вернее, с двадцати одного, я и буду вас ждать. Договорились?

— Яна, ну разве я могу отказывать красивой женщине, которая столь мило и ненавязчиво приглашает меня на романтический ужин в зеленой зоне? — Ирония в голосе Макса оттенялась широченной улыбкой. Улыбку, к сожалению, в голосовой канал было не засунуть, но интонационно становилось понятно, что экс-форматировщик растянул углы рта от уха до уха, а возможно, и гортань прихватил.

— Макс, вам никто не говорил, что вы негодяй? — поинтересовалась Яна.

— Многие и неоднократно.

— Поверьте, они вам не лгали. Итак, двадцать один час, «Арканар». Буду ждать.

— Договорились, госпожа старший лейтенант, — рассмеялся Заславский. — Непременно буду.

Связь прервалась. Макс еще раз усмехнулся, на этот раз уже заезженной фразе про «негодяя», и побрел прогревать реактор «Бритвы», разведбота «Sky Blade», который штатно служил ему средством перемещения в рамках одной планеты.

Отличная погода середины лета оставалась за спиной — Заславский эшелоном двадцать пять тысяч следовал на запад. Перемахнув долготу Москвы, он взял чуть южнее, сохраняя западное направление. Предварительным пунктом прибытия являлся французский Руан. Нескольких дней в уединении на лоне природы Максиму Викторовичу Заславскому вполне хватило для того, чтобы определиться, как и зачем строить дальше общение с Еленой Реньи. Собственно, Макс летел ставить точку.

Семья в том виде, как ее понимала Елена, его не интересовала — все эти попытки заставить человека коптиться в заданных рамках, быт посреди миллионного города, нудные обсуждения так называемой моды, стремление устроиться не хуже других… Макса от этого воротило. Отдавая себе отчет в том, что Реньи не виновата в его непоседливом характере, прекрасно понимая, что нет ничего более постоянного, чем временные меры, он решился. Временные разлуки делали эти, с позволения сказать, отношения до невозможности постоянными.

Впрочем, сам виноват. Надо было еще на Светлой, когда истеричный характер биолога экспедиции проявился по полной, рвать это дело с концами. Но все крепки задним умом, и тогда Заславскому стало не по себе от мысли, что придется вытерпеть еще как минимум одну полноформатную истерику — при объявлении о разрыве. А сейчас… А сейчас вариантов, по мнению отставного майора, не осталось. Ибо тянуть и дальше встречи два раза в неделю то ли сугубо ради бешеного секса, то ли ради скандалов не хотелось совершенно. Да и не была Елена тем человеком, к которому Максу хотелось бы возвращаться. Поскольку жизнь состоит не только и не столько из секса и эмоциональных всплесков. А вот похожести — внутренней, той самой, которая дает возможность людям строить совместную жизнь и совместный быт, — у них не было. Потому Заславский и срывался в очередной полет с таким остервенением, потому и не хотел возвращаться. И именно поэтому он благодарил Судьбу за находку на планете Светлая системы Неккар-Мерез.

Собственно, находка на Светлой эсминца «Ревель» перевернула жизнь всему личному составу той экспедиции. Леон, Отто и Макс как дети малые обрадовались возможности в дальнейшем не связываться с предварительной колонизацией, а стать самостоятельными межзвездными бродягами с приличным транспортом. Разбуженный из криосна Урмас Дирк с огромным удовольствием присоединился к ним — ибо, что уж скрывать, боялся возвращаться в обитаемый Космос после более чем пятидесяти лет отсутствия. Никаких родственников у него не осталось, друзья или перемерли уже, или — полвека есть полвека — даже поговорить не о чем.

Если Урмас не мог себе представить свою интеграцию в общество, то остальной экипаж искренне считал, что и не надо. «Ревель», ИскИн (искусственный интеллект корабля), тоже как-то не слишком горел желанием попадать в руки ВКС Евросоюза — переплавка его ждала, к бабке не ходи. Потому и воспринял бортовой разум с благодарностью совместно выработанную мысль форматировщиков, что надо летать дальше, причем всем вместе.

Вот только последний член команды «предвариловки» был против. Вернее, была. Елена Реньи не горела желанием летать. Никаким. Более того, когда о том зашла речь, затребовала свою долю призовой стоимости корабля, найденного на планете, выплатить деньгами. И быть бы «Ревелю» проданным — но тут вмешался случай, как и положено в приключенческой компании. Урмас признался, что страховщики выплатили ему очень приличный откат за его «воскрешение без требований», и деньги у новоиспеченного русскоподданного были. Выплатить Елене ее долю хватило, и еще осталось. На ремонт дважды грубо заглушённого реактора, на новый гель для теплосистемы, на новую порцию лития… Фактически, на все положенное обслуживание.

Остальной экипаж по достоинству оценил поступок Урмаса. И первые несколько рейсов в качестве нерегулярного перевозчика все личные деньги экипажа передавались штурмовику, поскольку дружба — дружбой, а дела вести надо аккуратно. Дирк голосил как потерпевший, требовал от форматировщиков не трепать ему нервы, но уломать троих «мерзавцев» не удалось. Ты, мол, старина Урмас, на пенсию не проживешь, так что не строй из себя Рокфеллера. И никто не пытается считаться, по фигу, что мы тебя спасли. Не ради денег твоих старались, сам понимаешь. Так что принимай и не свисти — а то обидишь.

В итоге Дирк норовил проставиться выпивкой в каждом порту, куда экипаж заносило. Форматировщики сначала ворчали, потом перестали. Сколько можно, в конце концов, не дите малое, сам все понимает. Если ему так уж хочется пропить всю свою страховку — и всю свою печень — кто ж ему может помешать? Но тем не менее судовой врач доктор Лемке после очередного запоя штурмовика засунул его в медблок, на профилактику. Урмас попробовал было сопротивляться, но с приказом старшего помощника Лемке спорить было еще сложнее, чем с доктором. А так как Отто очень удачно совмещал эти функции на борту, шансов отмазаться у размороженного не осталось.

Результатом стало то, что Дирку глобально почистили организм. Ах, да, еще от новорусского (как его прозвали все), оказалось, можно подцепить несколько десятков новых нецензурных выражений. Наверное, курс иглоукалывания ему не понравился, входивший в обязательную программу щадящей наркологической реабилитации. Или принудительное промывание кишечника, кто ж его, Урмаса, разберет…