Читать книгу "Курсант. На Берлин - Павел Барчук"

остановились на том, что доктор будет приходить в гостиничный номер каждый день для обработки раны и для проверки моего состояния. Ну и, конечно, делать уколы тоже.

Не смотря на благополучный исход фокуса со спасением фрица, расклад один хрен поганый. Много лишних факторов добавилось. Доктор, посещения которого теперь стоят в расписании каждого дня. Риекки, который постарается глаз с меня не спускать из-за страха перед Мюллером, вдруг я опять что-нибудь исполню. Чехова, которая все так же далека и неприступна. Вот ее мне непременно надо из списка неудач исключить.

И Клячин. Драгоценный дядя Коля. Жопой чую, он трется рядом. А у меня к нему очень, очень много вопросов.

Чекист мою физиономию прекрасно видел. И естественно, узнал. Те несколько секунд, когда мы встретились взглядами… Клячин вообще ни разу не удивился. Он знал, что там буду я.

Мои размышления прервал стук в дверь.

— Войдите! — Крикнул я, заведомо зная, кого увижу.

Потому что, собственно говоря, сам позвал этого гражданина ещё около часа назад. Вернее, не то, чтоб позвал. Он бы мне и в хрен не впился. Заказал завтрак.

Дверь тихонько распахнулась и на пороге возник Олав. Он катил перед собой тележку, на которой стояли несколько блюд, накрытых крышками, бокал и бутылка коньяка.

— Господин Витцке, боюсь господин полковник не одобрит алкоголь. Он предупредил, что вы были ранены, что за вами нужен особый уход…

— Олав! — Я подошел к финну, забрал у него тележку, взял за плечо и развернул в сторону выхода. — Намек понятен? Или мне конкретно пояснить, куда ты можешь идти со своим особым уходом?

На самом деле, сегодня алкоголь был мне нужен не для всяких представлений и спектаклей. Я решил по старой русской традиции использовать его, как обезболивающее. А то суют черт знает что. Морфии всякие. Буржуи чертовы… Мы, русские люди, всегда выбираем проверенное средство.

Правда, доктор должен притащить укол антибиотика, но как-нибудь разберемся.

— Господин Витцке, я прошу, вы хоть бутылку приберите… Я и вам отказать не могу, и господина Риекки боюсь. Он, знаете, тоже не самый прекрасный человек. — Причитал финн, пока я выпихивал его из номера.

— Конечно, Олав, дружище. Не переживай. Все будет хорошо.

Закрыл дверь за администратором, подошёл к столику на колесах и по очереди открыл крышки на блюдах. Что-то мясное, что-то овощное и просто «что-то». Черт… В следующий раз буду конкретно говорить, какую еду мне принести.

Открыл бутылку, плеснул коньяк в стакан, но не успел сделать даже глотка. В номер опять постучали.

— Олав! Иди в задницу! Знаешь такое выражение или тебе конкретно показать его на примере?

Стук опять повторился. Причем, теперь более настойчиво.

— Ты чего такой бестолковый⁈

Я в два шага оказался возле двери, резко дернул ее и замер с открытым ртом.

На пороге стояла Ольга Константиновна Чехова, собственной персоной.

— Здравствуйте, Алексей. Выяснила, в каком номере вы остановились. И вот… Пришла сама… Не желаете прогуляться?

Берлин, Германия, март 1939 года

Пауль Йозеф Геббельс, гауляйтер Берлина, рейхсминистр народного просвещения и пропаганды, одно из первых лиц Третьего Рейха, пребывал в дурном расположении духа с самого утра.

Всему виной сон. Гадский сон, который приснился ему этой ночью. Во сне Йозеф снова видел себя маленьким мальчиком, над которым смеялись чертовы дети. Вот только среди детских лиц, с их открытыми ртами, с перекошенными из-за хохота физиономиями, мелькали мерзкие рожи Геринга и Гимлера.

Именно поэтому Геббельс предполагал, что скорее всего столь причудливым образом, через сновидение, интуиция намекает ему, за его спиной кое-кто вот-вот устряпает ситуацию, в которой он, ближайший соратник и сподвижник фюрера, единственная его надежда и опора, будет выглядеть дураком.

И это злило Йозефа так сильно, что он сегодня даже сорвался на Магду. А ругаться с женой — плохая идея. Если об очередной семейной ссоре узнает Гитлер, он будет снова упрекать Йозефа в недостойном поведении.

Геббельс раздражённо отодвинул в сторону газету, которую ему буквально десять минут назад принес секретарь. Газета была американской и чисто теоретически ей на рабочем столе рейхсминистра народного просвещения Германии делать нечего. Если бы не одно «но». На первой полосе были напечатаны отрывки из будущей книги Марты Додд. Из той самой книги, в которой она обещала раскрыть все неприглядные тайны Третьего Рейха.

И ведь Йозеф предупреждал. Он говорил. Он сто раз говорил, что эту американскую дуру из страны лучше не выпускать.

А вообще, изначально надо было некоторым господам придержать свой мужской интерес в штанах.

По большому счету, конечно, мнение какой-то американской журналистки мало что решает.

Мировая общественность… Да они сидят, засунув язык в одно место и не смеют слова сказать против великой Германии и великого фюрера. Но вот сама эта мелочь отчего-то сегодня Геббельса вывела из себя.

Впрочем, конечно он понимал, дело не в американке, которая здесь, в Берлине, играла роль поклонницы Адольфа, а потом упылила из страны и начала рассказывать гадости. Вот уж точно нет.

Дело в том, что в Финляндию по непонятной причине отправился чертов Мюллер. Мюллер, который является подельником Гимлера. Причем поводом для отъезда оберштурмбаннфюрера стало событие, к которому Гестапо не имеет вообще никакого отношения.

Министерство пропаганды включает в себя семь отделов, каждый из которых контролирует определенную сферу: радиовещание, прессу, кино, театр и так далее.

Кинематограф, естественно, в первую очередь был взят под строгий контроль Геббельса. Вся деятельность кинематографистов проходила строжайшую цензуру. В качестве министра пропаганды Йозеф лично курировал все значимые кинопроекты. А тут вдруг намечаются съемки в Финляндии и в компанию к актрисе отправляют Мюллера. Мюллера! Оберштурмбаннфюрера СС.

Этот момент не давал господину рейхсминистру покоя. Гестаповец якобы находится в Финляндии для того, чтоб позаботиться о безопасности Чеховой. Безопасности… Да кому нужна эта русская девка? Нет. Тут дело в чем-то другом.

Возможно, Гимлер копает под Йозефа. Скорее всего так и есть. А Мюллера он отправил, чтоб