Читать книгу "В штабах и на полях Дальнего Востока. Воспоминания офицера Генерального штаба и командира полка о Русско-японской войне - Михаил Владимирович Грулев"

до перевала Вангоулин. Оказывается, что по роковой ошибке проводников мы направились по худшей дороге, наименее разработанной. Приходится лошадей из орудий и зарядных ящиков выпрягать вовсе, лотки со снарядами вынимать и переносить на руках. В орудия впрягаются люди, из пехоты конечно, 80—100 чел. в каждое, и на длинных лямках тянут на крутизны; иногда, карабкаясь на крутом каменном косогоре, приходится длинными канатами удерживать орудие еще сбоку, чтобы оно не сорвалось в пропасть или крутой обрыв, которые местами сопровождают дорогу. Хорошо еще, что день сегодня не жаркий: люди надрываются, но не теряют бодрости духа, пуская время от времени веселые прибаутки. Каждая пушка окрещена или «Марьей Ивановной», или «теткой Пелагеей»:

– Ну, Марья Ивановна, повертывайся…

– Ну-ка, тетка, упрись задом.

Взобравшись на вершину перевала, впрягаем коренных лошадей, в ящики вставляем лотки со снарядами, надеваем тормоза и на канатах спускаем с перевала. Посмотреть бы со стороны на эти дикие каменистые утесы, казалось бы, что никогда не удастся пройти тут с артиллерией и обозами.

Но чего только не добьешься при помощи людей! Правда, мы на каждый перевал, протяжением около 3—4 верст, тратили не менее 10—12 час., так что потребовалось большое напряжение, чтобы в конце концов все расстояние, из Ляояна в Бенсиху, 60—70 верст, осилить в четыре перехода.

На перевалах и в окрестных местах бродили шайки хунхузов; на ночь приходилось принимать меры предосторожности, особенно необходимые ввиду крайней усталости людей и их возбужденного нервного настроения: иначе – один шальной выстрел ночью, и паника неминуема; начнутся взаимная стрельба и даже штыковые атаки друг на друга, как это и случалось в других частях. Мало принять меры предосторожности: необходимо, чтобы каждый солдат, без словесных толкований, самолично видел эти меры и проникся бы убеждением, что он может спать спокойно. Это успокаивает нервы, а это – главное. Мало-помалу люди втягивались в трудности походной жизни, отсталых почти не было. Много значило при этом сознание охватывающей опасности от хунхузов: отстанешь, и как раз подберут хунхузы; и это сознание подхлестывало, заставляя тянуться из последних сил.

Поздно вечером 15 июля мы с музыкой и песнями вступили в Бенсиху. Для крошечного отряда, который тут стоял, приход наш был великий праздник: всем, конечно, на душе легче, когда видишь, что нашей силы привалило изрядно, особенно если принять во внимание, что это – уголок, заброшенный и изолированный от мест группировки наших войск и в то же время узел весьма важных путей, к которому по сведениям штаба армии, потянулись уже японцы в превосходных силах. Не доходя еще до Бенсиху на расстоянии 1—2 верст, к нам вышли навстречу офицеры и показали нам пресловутую сопку Даодинь-шань, названную нами «Столовой горой», на которой сидели уже японцы. Каждый шаг дальше был уже сближением с неприятелем.

Втянулись в дикое горное ущелье, представляющее собою узкий коридор, ведущий в более широкую продолговатую котловину, окруженную высокими горами, в которой и расположено Бенсиху – селение в 150—200 домов. Не входя в селение, мы остановились биваком на полосе пахоты, на которой, однако, никакой зелени не было. Совсем стемнело. Ввиду предстоящего ратного дела решено было отслужить краткий молебен. Дивную картину представляло собою бесконечное море обнаженных голов, окаймленных высокими скалистыми утесами, озаренных сверху волшебным лунным светом и тонущих внизу в ночной мгле…

Бенсиху, 16 июля. Несколько часов сна кое-как освежили силы. Адская жара и обычная банная атмосфера наступили уже чуть ли не с рассветом 16‑го, а надо было сейчас же поехать на рекогносцировку р. Тайцзыхэ и окружающей местности.

От японцев нас отделяла только р. Тайцзыхэ – узкая водная полоса шириной в 100—150 шагов, проходимая вброд во многих местах. Наш берег – командующий, возвышенный; японский берег – низменный, пологий.

Облюбовали мы позицию над самою рекой, и в первую же ночь приступили к работам по возведению окопов, разработке дорог и т.п. Потекла мирно-боевая жизнь. Японцы иногда обстреливали приближавшихся к реке; тем не менее нестерпимая жара многих манила выкупаться где-нибудь под кустом, с оглядкой на японский берег.

Несмотря на то что наш бивак находится вполне на лоне природы, окруженный необитаемыми дикими скалами, да и селение Бенсиху где-то вдали от нас в расстоянии ½ версты – все-таки доносится откуда-то тяжелый невыносимый смрад. Оказывается, в 5 шагах от моей палатки лежит разложившийся труп китайца… Меня утешили, что в конце бивака валяется еще несколько разложившихся трупов китайских покойников, у которых тяжелые гробы уже разобраны кавказцами 2‑го Дагестанского полка, расположенного тут же, рядом с нами, на тесном биваке.

Дело в том, что китайцы обыкновенно хоронят своих покойников в толстых гробах, оставляя их на поверхности земли прямо где придется; солдату между тем необходимо топливо, чтобы вскипятить себе чаек, сварить чумизу и т.п.; вот один и разбирает крышку, другой – стенки, и в конце концов покойнику предоставляется просто поверхность клочка земли, где стоял его гроб. Кроме того, по соседству с нашим биваком был другой бивак, где отбросы убитых для солдатского котла животных не зарывались в землю с достаточною заботливостью. К этому необходимо присоединить отбросы тысяч людей, дающие тоже себя чувствовать самым интенсивным образом при малейшей невнимательности к этому вопросу. Легко себе представить, насколько все это отравляло воздух при невыносимой жаре, влажной атмосфере и узком гористом ущелье, препятствующем всем этим злокачественным испарениям уноситься вверх и сколько-нибудь рассеиваться.

И некуда передвинуться на другой бивак: там, в полуверсте впереди, в местечке Бенсиху, уже седьмой день «отдыхает» дивизия генерала Ренненкампфа (раненого, – вместо него временно командует генерал-майор Л-н), расположенная по китайским дворам. Да и бросить этот бивак и перейти в китайские дворы ради гигиены – значит попасть из кулька в рогожку, не говоря уже о кой-каких требованиях боевой готовности при такой близости с противником.

Чтобы предохранить полк от тяжелых санитарных условий, решил оставить на позиции 1‑й батальон и артиллерию, а остальные два батальона и штаб полка расположить в Бейтапу, хотя бы до ухода генерала Л-на с казачьей дивизией из Бенсиху. Решение это осуществил в тот же день. Осмотрев с командиром 1‑го батальона капитаном Г-м боевую позицию во всех подробностях, назначил его начальником боевой части, дал надлежащую инструкцию и через несколько часов водворился с остальными двумя батальонами и штабом полка на новом биваке, – в Бейтапу, в 2½ версты от Бенсиху, в ожидании, что генерал Л-н выступит, вероятно, не сегодня завтра из вверенного мне района.

Однако набралось нас в Бенсиху немало самостоятельных начальников – три, даже четыре: генерал Л-н, я – посланный как начальник