Читать книгу "Испанская серенада - Дженнифер Блейк"

Довольно долго они лежали, не двигаясь, не произнося ни слова. Ветерок из окна овевал их, трепал простыню, по пояс покрывавшую Рефухио, играл прядями волос Пилар, заставлял их нежно касаться его тела. Постель была столь узка, что их ноги соприкасались. Качка корабля заставляла их все теснее придвигаться друг к другу.

Он дышал глубоко и часто, забинтованная грудь резко поднималась и опускалась. Пилар охватило беспокойство. Озабоченно нахмурившись, она придвинулась к нему еще ближе и положила прохладные пальцы ему на шею, туда, где пульсировала жилка.

Он схватил ее за руку так, что чуть не сломал ей запястье. В его хриплом голосе слышался гнев:

— Зачем?

Ее захлестнуло чувство триумфа, но сердце сжалось от страха. Проведя языком по неожиданно пересохшим губам, она произнесла:

— Из тщеславия, — стараясь говорить так, чтобы в голосе звучала бравада, которой, впрочем, она не ощущала. — Какая женщина упустит возможность вернуть мужчину к жизни?

— Попробуйте. Попытайтесь предложить сентиментальное самопожертвование, море жалости и все это прикройте состраданием.

— Ну нет, я уже узнала, чего стоит попытка пожалеть вас. Ну а что до остального, у меня и в мыслях не было желания вторгаться на вашу территорию.

Он прищурился:

— У меня есть веские причины поступать так, как я поступаю. Они не имеют ничего общего ни с самопожертвованием, ни с состраданием. Ни с вами.

— Но со мной вам придется считаться, раз я играю здесь роль сиделки, няньки и служанки, не говоря уж о том, что мне приходится спать на полу.

— Пол очень тверд и неудобен, в чем я неоднократно имел случай убедиться. Но это не объясняет того, что вы лежите рядом со мной.

— Объясняйте это моим любопытством.

— Вы пытаетесь выяснить, верны ли ваши догадки? Вы могли понять это и раньше, если бы захотели. Возможно, вы беспокоитесь о своей безопасности? Вы, разумеется, знаете, что мои люди будут защищать вас и, как я понял, наблюдая за всеми последние несколько дней, они сделают это быстрее, чем я.

— А может, мне не хочется быть вместе с вами приманкой?

— В таком случае можете идти на все четыре стороны.

— И оставить вас без защиты? Кроме того, предполагалось, что вы будете моим защитником.

— Таким образом, вы играете роль любовницы, купаетесь в соболезнованиях и понимании и одновременно из детской мстительности строите планы, как бы вмешаться в мои действия?

Она смело встретила его взгляд, хотя бешеная пульсация крови в жилах, казалось, лишит ее чувств.

— Вы пытаетесь оскорбить меня, чтобы я оставила вас в одиночестве. Чего вы боитесь? Того, что я могу сделать? Или меня саму?

— Поберегите себя, милая. Во мне, может статься, осталось больше жизни, чем вы полагаете, и меньше рассудительности. Предупреждаю, что голова у меня болит так, словно древний бог грома колотит меня своим молотом, а мои намерения, если их превратить в ветер, в мгновение ока домчат нас до Гаваны. Я никогда не защищал вас сильнее, чем в этот момент.

— Я поберегусь, — тихо и мягко произнесла она, — если вы вернетесь к жизни.

Рефухио долго смотрел на нее, чувствуя, как его железная воля утрачивает свою силу. Искушение было гораздо большим, чем мог выдержать человек. Адской мукой было быть поблизости, наблюдать, как лиф платья натягивается на груди Пилар, когда она причесывается, чувствовать нежный аромат, исходящий от нее, лежать, слушая, как легко она дышит во сне, и сознавать, что все правила приличия запрещают ему даже дотронуться до нее.

Она нарушила эти правила, по доброй воле отказалась от них. Он принимал ее объяснения, хотя сомневался, что это единственная причина, не смея надеяться на большее. Но в чем он был уверен, так это в том, что ее действия даются ей нелегко.

Он потерпел поражение. Он знал это с той самой минуты, как она повернулась и направилась к нему, с той самой минуты, как он осознал, что она вовсе не забыла о его присутствии. О Господи, он навеки запомнит эту минуту, навеки!

Она была великолепна, пытаясь соблазнить его. Страх и какое-то непонятное восхищение боролись между собой в темных загадочных глубинах ее глаз. В свете уходящего дня ее кожа напоминала редчайший розовый мрамор, груди — как чудесные плоды безукоризненной формы, тонкая талия словно была создана для того, чтобы он обнимал ее, бедра, покачивающиеся в такт движениям корабля, были словно выточены талантливым скульптором. Ее густые, шелковистые волосы соблазнительно переливались, укрыв обнаженные плечи.

Он задержал дыхание. Медленно, тихо выдохнул. Зажав прядь ее волос в кулак, намотал их на руку.

— Теперь вы в безвыходном положении, — нежно шепнул он, прижавшись к ней. — Я мог бы защищать вас, держа в своих объятиях нагой. Я сказал бы, что это делается для того, чтобы наши роли выглядели более достоверно, разве не так? Я предупреждал, что моя способность трезво мыслить нарушена. Я раскачиваюсь на волнах софистики и извинений, страсти и похвальных намерений или, лучше сказать, страстных намерений.

Последние слова она не расслышала. Он прижался губами к ее губам. Его губы были теплыми и сухими от жара; их прикосновения — нежными и сурово сдержанными. Он касался ее губ, пробуя языком их влажную сладость. Отпустив волосы Пилар, он заключил ее в объятия. После секундного замешательства она ответила на его поцелуй. Он сильнее сжал ее, и по его телу пробежала дрожь. Приподнявшись, он повернулся так, что она оказалась лежащей на спине. Кончиком языка он провел по ее зубам и поцеловал так крепко, словно искал источник сладости в этом поцелуе.

Пилар вытянулась в струнку, ее руки сомкнулись у него на шее. Ее грудь была прижата к его груди, она кожей чувствовала его стальные мышцы и грубую ткань повязки. Движимая настоятельной необходимостью и остатками того самого самопожертвования, которое она так отрицала, она отдалась охватившему ее пылу. Огонь струился по венам, казалось, ее кожа, нагреваясь, источает лучи пробудившейся чувственности. Она перебирала темные пряди его волос и тихо бормотала что-то, опьяненная желанием.

Она языком дотрагивалась до его языка, затем, осмелев, начала исследовать нежную внутреннюю поверхность его губ. Она потерялась в этом удивительном ощущении, время и пространство утратили свое значение. Остались лишь сгущавшаяся вокруг темнота и мужчина, обнимавший ее.

Его руки вдруг разжались. На секунду она замерла в недоумении. Но, когда почувствовала, что его ладонь ложится ей на живот, у нее перехватило дыхание. Он ласково гладил ее нежную кожу, медленно описывая круги, но вот пальцы неумолимо двинулись вниз, к треугольнику, где сходились ее бедра. В тот же миг он, наклонив голову, прижался горячим влажным ртом к ее груди.

Сосок затвердел под его лаской. Она почувствовала, как ее грудь напряглась, и волны наслаждения затопили Пилар. Сердце билось все сильней, ей казалось, что тело стало невыносимо тяжелым. Его прикосновение потрясло ее.